Скажите, чтобы парни на второй этаж не совались, буду стрелять во все, что движется. Лады?
Новоявленный Сталлоне прямо подо мной. Русая макушка с малюсенькой лысинкой.
– Лады! Рэмбо остается, трое вниз, шестеро наверх, остальные за мной. Бегом!
Они бежали мимо оккупированного мною номера по темному коридору, и никто не заметил, как дергается в тесном дверном проеме и судорожно бьется в тесном коридорчике мускулистый Сильвестр, пытаясь скинуть с шеи стальную петлю цепочки-кусари. Его предсмертные хрипы потонули в гомоне общей суматохи.
Последний Иван исчез за поворотом на лестничную площадку, я мягко спрыгнул.
Сильвестр – десятый, не считая Жабы, Гноя, доктора и Сержанта. Еще пятерых при побеге порешили несостоявшиеся террористы-миллионеры. Знаю точно, сам видел. Итого – минус пятнадцать.
Каким знаком это обернется в конечном счете – неизвестно, но в промежуточном – это, безусловно, плюс. По крайней мере для меня… В задачке спрашивается: сколько всего охранников было на объекте?
Больше сорока, но меньше шестидесяти.
Пал Палыч говорил о кинологах с собаками. Слышу, как лает знакомый мне кавказец. Других собачек не слышно. Значит, если и были кинологи, то уехали.
Шестьдесят отнять пятнадцать – сорок пять.
Что предпримет командир-Восьмой? Скорее всего оцепит здание санатория и мелкими группами прочешет этаж за этажом. Пожар, между прочим, набирает силу. Тушить его некогда, да и некому. Минимум через час огонь охватит все здание. По логике Восьмого, я так и так обязан буду покинуть негостеприимный санаторий. Зачем же тогда прочесывать этажи? Понятно, зачем! Нельзя давать мне время опомниться, меня надо гнать, как зверя, провоцировать на глупости, тогда, возможно, удастся захватить живьем или полуживьем. Будет чем отчитываться перед начальством. Должно же быть начальство у собравшихся здесь головорезов? Должно! И начальство это должно быть очень крутое. Поди объясни ему, что один (один!) человек сжег санаторий и положил кучу народу. Не поверит начальство, не станет разбираться. Снимет голову «стрелочнику», и дело с концом. Хорошо еще, если перед снятием головы не спустит кожу чулком.
Будь жив Сержант, он бы плюнул на дальнейшие разборки, как уже сделал это однажды, и велел бы закидать санаторий и прилегающую территорию противотанковыми гранатами, а поверху залить напалмом.
Соображал Сержант, да нет его. Сгорел на работе. В буквальном смысле.
Погибший Рэмбо одолжил мне автомат, два запасных рожка, десантный нож и пару гранат.
Я снова на лестнице. Трупы где лежали, там и лежат. Только оружие исчезло. На первом этаже тихо. Шумят на третьем и четвертом – вышибают двери номеров, шарят по комнатам. На первом этаже, несомненно, засада. Такая же, как и на втором, – с малюсенькой поправкой: Иваны на первом этаже еще живы. Пока.
Бесшумно ступая, бегу вверх по лестнице. В коридоре третьего этажа трое. Каламбур: трое на третьем. Смешно будет, если на четвертом четверо. Маловато вас, ребята, к чему бы это?.. Ну да я отвлекся. Итак, на третьем – трое.
Один с автоматом наперевес и мощным фонарем в руке. Пристроился возле лестничной площадки. Он вроде как обеспечивает освещение и прикрытие. Двое других шарят по коридорам, ищут.
Никаких контрольных очередей, вообще никакой стрельбы. В ходу исключительно автоматные приклады и отборный мат.
Я наконец понял замысел командира-Восьмого. Иваны на этажах – смертники. Их удел – обнаружить меня и героически погибнуть под канонаду взрывов и свист пуль. Главное, погибать погромче, чтобы услышали.
Резерв – не засада, а именно резерв – на первом этаже. Он обязан среагировать и подавить меня если не умением, то числом и огневым превосходством.
Вообще Восьмой – молодец. До Сержанта ему далеко, но все равно молодец! Оперативно взял на себя командование, заставил статистов-дилетантов действовать по своей схеме, не лишенной определенной тактической изюминки и стратегической логики.
Прокол Восьмого лишь в том, что он исходит из мнения обо мне как о дичи, а о себе – как об охотнике. На самом деле все совсем наоборот…
Подкрадываюсь сзади к Ивану с фонарем. Автомат у меня перекинут за плечо, руки свободны. Замираю, жду.
Пара амбалов шустрят возле очередного номера, долбят по безвинной фанере прикладами.
Во дают! Косяк вышибли. Сила есть, ума не надо. Дружно, парой, ввалились в номер, идиоты!
Нежно прикрываю Ивану-часовому рот ладошкой и скручиваю ему шею. Шейные позвонки – хрупкая штука. Парень ничего не понял. Погиб на посту, необычайно легко и безболезненно для негодяя.
Подхватываю фонарь, призраком скольжу по коридору. Парочка идиотов, матерясь крайне неинтеллигентно, покидает обследованный номер. Свет фонаря слепит им глаза.
Десантный нож в сердце ближнему, пятка в висок – дальнему.
Минус восемнадцать. Идем дальше! Берем выше!
На лестничной площадке третьего этажа делаю «растяжку»: гранату, позаимствованную у Рэмбо, фиксирую на ремне трупа-часового. Тонкую прочную проволоку (есть у меня в поясном кармашке такая) привязываю одним концом к кольцу гранаты, другим – к лестничным перилам.
Бегом на четвертый этаж. Схожая диспозиция: человек с фонарем, питекантропы с автоматами-дубинами, щепки от фанеры, зияющие провалы пустых номеров.
Почти в точности повторяю свои действия, произведенные на этаже-предшественнике… Только на этот раз роль десантного ножа выполняет сякэн – остро заточенная спица из поясного кармана.
Минус двадцать один. Очко.
С пола подбираю автомат часового. Очень быстро достаю из карманов у себя на поясе скотч и проволоку, мастерю сложную, замысловатую конструкцию. Через минуту автомат надежно примотан липкой лентой к перилам лестницы, на спусковом крючке – петелька из проволоки.
Бегу вниз, тяну за собой проволоку.
– Эй, вы там! Чего притихли?
Кричат снизу. Гулкое эхо многократно прогоняет слово «притихли» по многоступенчатым пролетам.
Я уже в коридоре второго этажа, возле лестницы. Дергаю проволоку. На четвертом застрекотал автомат.
Резерв устремился на звук стрельбы. Грохот каблуков по ступеням, лязгание затворов.
Снимаю с плеча «Калашников», щелкаю предохранителем. Иваны табуном проносятся мимо меня, притаившегося в коридоре второго этажа, возле лестницы. Пролетом выше срабатывает «растяжка».
Взрыв!
Выскакиваю на оперативный простор. Кладу длинными очередями отставших и чудом уцелевших охранников. На ходу сменив магазин, врываюсь на первый этаж. Противник празднует труса. Стреляю в спины улепетывающих со всех ног Иванов и снова вверх по лестнице.
Минус тридцать два.
Второй этаж, крайний по коридору номер. Раскуроченная пулями дверь, выбитое стекло. Прыгаю с разбега в окно. Сальто в воздухе, приземляюсь на ноги, кувырок – и, мелко перебирая ногами, вперед, влево, к темной массе деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Новоявленный Сталлоне прямо подо мной. Русая макушка с малюсенькой лысинкой.
– Лады! Рэмбо остается, трое вниз, шестеро наверх, остальные за мной. Бегом!
Они бежали мимо оккупированного мною номера по темному коридору, и никто не заметил, как дергается в тесном дверном проеме и судорожно бьется в тесном коридорчике мускулистый Сильвестр, пытаясь скинуть с шеи стальную петлю цепочки-кусари. Его предсмертные хрипы потонули в гомоне общей суматохи.
Последний Иван исчез за поворотом на лестничную площадку, я мягко спрыгнул.
Сильвестр – десятый, не считая Жабы, Гноя, доктора и Сержанта. Еще пятерых при побеге порешили несостоявшиеся террористы-миллионеры. Знаю точно, сам видел. Итого – минус пятнадцать.
Каким знаком это обернется в конечном счете – неизвестно, но в промежуточном – это, безусловно, плюс. По крайней мере для меня… В задачке спрашивается: сколько всего охранников было на объекте?
Больше сорока, но меньше шестидесяти.
Пал Палыч говорил о кинологах с собаками. Слышу, как лает знакомый мне кавказец. Других собачек не слышно. Значит, если и были кинологи, то уехали.
Шестьдесят отнять пятнадцать – сорок пять.
Что предпримет командир-Восьмой? Скорее всего оцепит здание санатория и мелкими группами прочешет этаж за этажом. Пожар, между прочим, набирает силу. Тушить его некогда, да и некому. Минимум через час огонь охватит все здание. По логике Восьмого, я так и так обязан буду покинуть негостеприимный санаторий. Зачем же тогда прочесывать этажи? Понятно, зачем! Нельзя давать мне время опомниться, меня надо гнать, как зверя, провоцировать на глупости, тогда, возможно, удастся захватить живьем или полуживьем. Будет чем отчитываться перед начальством. Должно же быть начальство у собравшихся здесь головорезов? Должно! И начальство это должно быть очень крутое. Поди объясни ему, что один (один!) человек сжег санаторий и положил кучу народу. Не поверит начальство, не станет разбираться. Снимет голову «стрелочнику», и дело с концом. Хорошо еще, если перед снятием головы не спустит кожу чулком.
Будь жив Сержант, он бы плюнул на дальнейшие разборки, как уже сделал это однажды, и велел бы закидать санаторий и прилегающую территорию противотанковыми гранатами, а поверху залить напалмом.
Соображал Сержант, да нет его. Сгорел на работе. В буквальном смысле.
Погибший Рэмбо одолжил мне автомат, два запасных рожка, десантный нож и пару гранат.
Я снова на лестнице. Трупы где лежали, там и лежат. Только оружие исчезло. На первом этаже тихо. Шумят на третьем и четвертом – вышибают двери номеров, шарят по комнатам. На первом этаже, несомненно, засада. Такая же, как и на втором, – с малюсенькой поправкой: Иваны на первом этаже еще живы. Пока.
Бесшумно ступая, бегу вверх по лестнице. В коридоре третьего этажа трое. Каламбур: трое на третьем. Смешно будет, если на четвертом четверо. Маловато вас, ребята, к чему бы это?.. Ну да я отвлекся. Итак, на третьем – трое.
Один с автоматом наперевес и мощным фонарем в руке. Пристроился возле лестничной площадки. Он вроде как обеспечивает освещение и прикрытие. Двое других шарят по коридорам, ищут.
Никаких контрольных очередей, вообще никакой стрельбы. В ходу исключительно автоматные приклады и отборный мат.
Я наконец понял замысел командира-Восьмого. Иваны на этажах – смертники. Их удел – обнаружить меня и героически погибнуть под канонаду взрывов и свист пуль. Главное, погибать погромче, чтобы услышали.
Резерв – не засада, а именно резерв – на первом этаже. Он обязан среагировать и подавить меня если не умением, то числом и огневым превосходством.
Вообще Восьмой – молодец. До Сержанта ему далеко, но все равно молодец! Оперативно взял на себя командование, заставил статистов-дилетантов действовать по своей схеме, не лишенной определенной тактической изюминки и стратегической логики.
Прокол Восьмого лишь в том, что он исходит из мнения обо мне как о дичи, а о себе – как об охотнике. На самом деле все совсем наоборот…
Подкрадываюсь сзади к Ивану с фонарем. Автомат у меня перекинут за плечо, руки свободны. Замираю, жду.
Пара амбалов шустрят возле очередного номера, долбят по безвинной фанере прикладами.
Во дают! Косяк вышибли. Сила есть, ума не надо. Дружно, парой, ввалились в номер, идиоты!
Нежно прикрываю Ивану-часовому рот ладошкой и скручиваю ему шею. Шейные позвонки – хрупкая штука. Парень ничего не понял. Погиб на посту, необычайно легко и безболезненно для негодяя.
Подхватываю фонарь, призраком скольжу по коридору. Парочка идиотов, матерясь крайне неинтеллигентно, покидает обследованный номер. Свет фонаря слепит им глаза.
Десантный нож в сердце ближнему, пятка в висок – дальнему.
Минус восемнадцать. Идем дальше! Берем выше!
На лестничной площадке третьего этажа делаю «растяжку»: гранату, позаимствованную у Рэмбо, фиксирую на ремне трупа-часового. Тонкую прочную проволоку (есть у меня в поясном кармашке такая) привязываю одним концом к кольцу гранаты, другим – к лестничным перилам.
Бегом на четвертый этаж. Схожая диспозиция: человек с фонарем, питекантропы с автоматами-дубинами, щепки от фанеры, зияющие провалы пустых номеров.
Почти в точности повторяю свои действия, произведенные на этаже-предшественнике… Только на этот раз роль десантного ножа выполняет сякэн – остро заточенная спица из поясного кармана.
Минус двадцать один. Очко.
С пола подбираю автомат часового. Очень быстро достаю из карманов у себя на поясе скотч и проволоку, мастерю сложную, замысловатую конструкцию. Через минуту автомат надежно примотан липкой лентой к перилам лестницы, на спусковом крючке – петелька из проволоки.
Бегу вниз, тяну за собой проволоку.
– Эй, вы там! Чего притихли?
Кричат снизу. Гулкое эхо многократно прогоняет слово «притихли» по многоступенчатым пролетам.
Я уже в коридоре второго этажа, возле лестницы. Дергаю проволоку. На четвертом застрекотал автомат.
Резерв устремился на звук стрельбы. Грохот каблуков по ступеням, лязгание затворов.
Снимаю с плеча «Калашников», щелкаю предохранителем. Иваны табуном проносятся мимо меня, притаившегося в коридоре второго этажа, возле лестницы. Пролетом выше срабатывает «растяжка».
Взрыв!
Выскакиваю на оперативный простор. Кладу длинными очередями отставших и чудом уцелевших охранников. На ходу сменив магазин, врываюсь на первый этаж. Противник празднует труса. Стреляю в спины улепетывающих со всех ног Иванов и снова вверх по лестнице.
Минус тридцать два.
Второй этаж, крайний по коридору номер. Раскуроченная пулями дверь, выбитое стекло. Прыгаю с разбега в окно. Сальто в воздухе, приземляюсь на ноги, кувырок – и, мелко перебирая ногами, вперед, влево, к темной массе деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107