Вообще-то, в этой стране книжка эта была запрещена. Она называлась: Исход: Практики самоизбавления и суицида с посторонней помощью для умирающих. Автор Дерек Хамфри, опубликовано в Хемлок Сосаити. Эпиграф всей книги был такой:
КРАСИВО ЖИВИ, КРАСИВО УМРИ.
Как бы там ни было, а ко второй половине я уже подобрался – я умирал. Я знал это, я это чувствовал. Мое состояние выходило за рамки преходящей депрессии, я ведь не психопат; я просто глуп и труслив. Я дал волю своим чувствам и уже не мог вернуться к самоотрицанию, к этой низшей форме существования, но продолжать начатый путь я не мог, пока не рассчитаюсь с долгами. Нет, я не бежал реальности. Я делал это всю свою гребаную жизнь – бежал ощущений, чувств, любви. Бежал их, потому что дитя окраин – никто и никаких чувств у него быть не может, потому что их не на что обратить, негде выразить, а если ты раскроешься, первый попавшийся урод раздерет тебя на части. Поэтому ты либо затыкаешься, строишь себе раковину и прячешься в ней с головой, либо набрасываешься сам и причиняешь боль; и делаешь это потому, что тебе кажется, что, если сделать им больно, они не смогут тебя ранить. Но это все пиздеж, потому что тебе все больнее, пока ты не научишься превращаться в животное, а если ты не смог стать настоящим зверюгой, приходится бежать. Однако бывает и такое, что убежать ты тоже не в состоянии; ты не можешь отойти в сторону, залечь на дно, затеряться, потому что боль преследует тебя, где бы ты ни был, засев в твоей гребаной черепушке. Выбора не было. Это было единственное здравое решение. Смерть – это шаг вперед.
Я просмотрел главу под названием «Самоизбавление при помощи полиэтиленового пакета», к которой уже не раз обращался. В соответствии с инструкцией я принял парацетамол и надел на голову пакет, обвязав его клейкой лентой вокруг шеи.
Пакет был прозрачный, но скоро весь затуманился. Я плыл по волнам…
Вот тогда-то я и увидел Джимми Сэндисона, настоящего Джимми Сэндиссона, а не Сэнди Джеймисона… кто такой Сэнди Джеймисон?
Пакет опять стал прозрачным…
Пакет опять стал прозрачным и, отплывая, я продолжал смотреть сквозь него телик. Я видел Джимми Сэндисона, Джимми Сэндисона – футболиста. Когда он, возбужденно жестикулируя, что-то объяснял судье, на лице у него было такое выражение, что мне чуть было не захотелось разорвать пакет. Я хотел помочь ему, я хотел помочь всем, кто когда-либо страдал от несправедливости, хотя это была всего лишь кассета с записью гребаного футбольного матча. Никогда еще мне не доводилось видеть мужчину, настолько пораженного и возмущенного тем, что казалось ему профанацией спортивного судейства. Мужчину никогда.
Однажды я видел женщину в куда более худшем положении; я видел ее лицо в суде… потом я видел
ОТЕЦ ЛУПИТ МЕНЯ МАТЬ ОРЕТ ЗАПЛАКАННОЕ ЛИЦО КИМ МОИ КУЛАКИ РАЗБИВАЮТ БЕРНАРДУ ГУБЫ КАКОЙ-ТО ЧЕЛОВЕК КОРЧИТСЯ НА ЗЕМЛЕ ГОРДОН ВЫНИМАЕТ
ЗАПАЧКАНЫЙ КРОВЬЮ КОНЕЦ ИЗ НАПУГАННОГО МАЛЬЧИШКИ, ЧЬЯ ВЕРХНЯЯ ЧАСТЬ ТУЛОВИЩА ЛЕЖИТ НА ВЕРСТАКЕ МАЛЬЧИК СМОТРИТ НА ЕГО СПУЩЕННЫЕ СИНИЕ ШОРТЫ ВЗРЫВ ВЕРТОЛЕТ НОЖ ПРИСТАВЛЕННЫЙ К ДЕВИЧЬЕМУ ГОРЛУ ИСПУГ НА ЛИЦЕ УЖАС НОЖ ПРИСТАВЛЕННЫЙ К ДЕВИЧЬЕМУ ГОРЛУ ПОТОМ
НИЧЕГО
Блаженная пустота.
После длительного обморока я очнулся на тропическом лугу, Джеймисон обмакивал испарину со лба. С тех пор мы стали компаньонами, разделяя интерес к дикой природе, в особенности орнитологии, и общую заботу о социальной справедливости и окружающей среде.
Сэнди Бриллиант.
Бриллианты бессмертны.
21. Лицом к лицу с аистом Марабу
Мы с Сэнди Джеймисоном с удовольствием продолжали наш пикник. Сэнди погладил гриву проныре льву, который, учуяв ароматы, неспешно подошел к нам. Я скормил ему кусок цыпленка и почесал его пузо; довольный лев повалился на спину. Я вспомнил Серебряного Серфера, который ходил среди диких животных и говорил, какие они добрые и ласковые и какое злобное и воинственное существо – человек. Серфер говорил правду. Я люблю кошек, и больших кошек в том числе. Лучше бы у нас была кошка вместо…
– Кошки – безжалостные существа, и мне не раз приходилось охотиться на них, когда они начинали нападать на людей, – улыбнулся Сэнди. – Однако мне нравится, что они практически полностью лишены подобострастия.
– Думаю, это хорошее качество, – согласился я. Я смотрел на сверкающее солнце, поднимающееся над далекой горной вершиной, и наслаждался его лучами, ласкавшими лицо, руки, ноги.
Какое-то время мы сидели молча, потом Сэнди неуверенно прокашлялся и начал:
– Хммм. Мне очень жаль прерывать наш чудесный пикник, но до коттеджа всего несколько сот метров отсюда. Думаю, нам следует пойти на поиски некой хищной птицы, питающейся падалью, более известной в этих краях как аист Марабу.
– Да, Сэнди, как бы мы ни презирали и ненавидели злобного капиталиста Доусона, мы вошли с ним в джентльменское соглашение из тех, что связывают любого джентльмена пуще любого другого, а именно: мы взялись очистить парк Изумрудный лес от Марабу.
На лице Сэнди заиграла недоуменная улыбка:
– Что же случилось с составляющей кровной мести, которая, собственно, и питала наше стремление найти эту тварь?
Я пожал плечами: – Даже не знаю, Сэнди. Просто, проснувшись сегодня утром, я почувствовал, что это уже не так… актуально.
Мы отправились к коттеджу, Сэнди держал ружье наготове. Через оранжерею мы, крадучись, проникли в библиотеку. Большой Марабу был там, но что-то было явно не так.
–Я пришла к тебе, Рой. Я Пришла За Тобой…
Встречаясь с тобою
В укромном углу,
Настигну, накрою
Добычу свою…
Уходи… Я должен встретиться с Марабу… Пожалуйста, Кирсти. Уходи
От тебя я скрываюсь в ночи,
Но ты знаешь все планы мои…
Однажды я пел эту песню гостям на Новый год. Еще когда был маленьким. Мне нравился Дюран Дюран. «Голоден как волк» – их лучшая песня.
Я падаю. Я чувствую, что лечу вниз-Лексо уже там. Он и сюда вписался. Я смотрю на него: он рядом с Доусоном и Джеймисоном. Лексо и есть Марабу. Но Марабу стоит прямо перед нами. Значит, Лексо не Марабу…
Лексо не…
Джеймисон направляет ствол прямо на меня.
Всего лишь один поцелуй
Перед пляской, ведущей в огонь…
Я не могу вздохнуть. Я вынимаю эту трубку из твоего ни на что не годного конца. Ты чувствуешь это, Рой?
Пляской, ведущей в огонь,
В ритме разбитой мечты…
Чувствую ли я, мать твою?
Я почти что пришел в себя. Похоже, я все вижу, как будто мои веки превратились в прозрачные перепонки. Я могу открыть глаза.
Я мог бы открыть глаза.
Я чувствую острую боль в члене. Она взяла его в руку. Она сжимает его… как Дори… как Патриция… только не так нежно…
–Я отрежу твой хрен, и заткну его тебе в глотку, и буду смотреть, как ты задыхаешься.
Это все ЛЕКСО, не я, ЛЕКСО
Прозрачные слезы бегут
По белоснежному телу,
Впервые за многие годы
Смывая с кожи твоей
Розовый отблеск любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
КРАСИВО ЖИВИ, КРАСИВО УМРИ.
Как бы там ни было, а ко второй половине я уже подобрался – я умирал. Я знал это, я это чувствовал. Мое состояние выходило за рамки преходящей депрессии, я ведь не психопат; я просто глуп и труслив. Я дал волю своим чувствам и уже не мог вернуться к самоотрицанию, к этой низшей форме существования, но продолжать начатый путь я не мог, пока не рассчитаюсь с долгами. Нет, я не бежал реальности. Я делал это всю свою гребаную жизнь – бежал ощущений, чувств, любви. Бежал их, потому что дитя окраин – никто и никаких чувств у него быть не может, потому что их не на что обратить, негде выразить, а если ты раскроешься, первый попавшийся урод раздерет тебя на части. Поэтому ты либо затыкаешься, строишь себе раковину и прячешься в ней с головой, либо набрасываешься сам и причиняешь боль; и делаешь это потому, что тебе кажется, что, если сделать им больно, они не смогут тебя ранить. Но это все пиздеж, потому что тебе все больнее, пока ты не научишься превращаться в животное, а если ты не смог стать настоящим зверюгой, приходится бежать. Однако бывает и такое, что убежать ты тоже не в состоянии; ты не можешь отойти в сторону, залечь на дно, затеряться, потому что боль преследует тебя, где бы ты ни был, засев в твоей гребаной черепушке. Выбора не было. Это было единственное здравое решение. Смерть – это шаг вперед.
Я просмотрел главу под названием «Самоизбавление при помощи полиэтиленового пакета», к которой уже не раз обращался. В соответствии с инструкцией я принял парацетамол и надел на голову пакет, обвязав его клейкой лентой вокруг шеи.
Пакет был прозрачный, но скоро весь затуманился. Я плыл по волнам…
Вот тогда-то я и увидел Джимми Сэндисона, настоящего Джимми Сэндиссона, а не Сэнди Джеймисона… кто такой Сэнди Джеймисон?
Пакет опять стал прозрачным…
Пакет опять стал прозрачным и, отплывая, я продолжал смотреть сквозь него телик. Я видел Джимми Сэндисона, Джимми Сэндисона – футболиста. Когда он, возбужденно жестикулируя, что-то объяснял судье, на лице у него было такое выражение, что мне чуть было не захотелось разорвать пакет. Я хотел помочь ему, я хотел помочь всем, кто когда-либо страдал от несправедливости, хотя это была всего лишь кассета с записью гребаного футбольного матча. Никогда еще мне не доводилось видеть мужчину, настолько пораженного и возмущенного тем, что казалось ему профанацией спортивного судейства. Мужчину никогда.
Однажды я видел женщину в куда более худшем положении; я видел ее лицо в суде… потом я видел
ОТЕЦ ЛУПИТ МЕНЯ МАТЬ ОРЕТ ЗАПЛАКАННОЕ ЛИЦО КИМ МОИ КУЛАКИ РАЗБИВАЮТ БЕРНАРДУ ГУБЫ КАКОЙ-ТО ЧЕЛОВЕК КОРЧИТСЯ НА ЗЕМЛЕ ГОРДОН ВЫНИМАЕТ
ЗАПАЧКАНЫЙ КРОВЬЮ КОНЕЦ ИЗ НАПУГАННОГО МАЛЬЧИШКИ, ЧЬЯ ВЕРХНЯЯ ЧАСТЬ ТУЛОВИЩА ЛЕЖИТ НА ВЕРСТАКЕ МАЛЬЧИК СМОТРИТ НА ЕГО СПУЩЕННЫЕ СИНИЕ ШОРТЫ ВЗРЫВ ВЕРТОЛЕТ НОЖ ПРИСТАВЛЕННЫЙ К ДЕВИЧЬЕМУ ГОРЛУ ИСПУГ НА ЛИЦЕ УЖАС НОЖ ПРИСТАВЛЕННЫЙ К ДЕВИЧЬЕМУ ГОРЛУ ПОТОМ
НИЧЕГО
Блаженная пустота.
После длительного обморока я очнулся на тропическом лугу, Джеймисон обмакивал испарину со лба. С тех пор мы стали компаньонами, разделяя интерес к дикой природе, в особенности орнитологии, и общую заботу о социальной справедливости и окружающей среде.
Сэнди Бриллиант.
Бриллианты бессмертны.
21. Лицом к лицу с аистом Марабу
Мы с Сэнди Джеймисоном с удовольствием продолжали наш пикник. Сэнди погладил гриву проныре льву, который, учуяв ароматы, неспешно подошел к нам. Я скормил ему кусок цыпленка и почесал его пузо; довольный лев повалился на спину. Я вспомнил Серебряного Серфера, который ходил среди диких животных и говорил, какие они добрые и ласковые и какое злобное и воинственное существо – человек. Серфер говорил правду. Я люблю кошек, и больших кошек в том числе. Лучше бы у нас была кошка вместо…
– Кошки – безжалостные существа, и мне не раз приходилось охотиться на них, когда они начинали нападать на людей, – улыбнулся Сэнди. – Однако мне нравится, что они практически полностью лишены подобострастия.
– Думаю, это хорошее качество, – согласился я. Я смотрел на сверкающее солнце, поднимающееся над далекой горной вершиной, и наслаждался его лучами, ласкавшими лицо, руки, ноги.
Какое-то время мы сидели молча, потом Сэнди неуверенно прокашлялся и начал:
– Хммм. Мне очень жаль прерывать наш чудесный пикник, но до коттеджа всего несколько сот метров отсюда. Думаю, нам следует пойти на поиски некой хищной птицы, питающейся падалью, более известной в этих краях как аист Марабу.
– Да, Сэнди, как бы мы ни презирали и ненавидели злобного капиталиста Доусона, мы вошли с ним в джентльменское соглашение из тех, что связывают любого джентльмена пуще любого другого, а именно: мы взялись очистить парк Изумрудный лес от Марабу.
На лице Сэнди заиграла недоуменная улыбка:
– Что же случилось с составляющей кровной мести, которая, собственно, и питала наше стремление найти эту тварь?
Я пожал плечами: – Даже не знаю, Сэнди. Просто, проснувшись сегодня утром, я почувствовал, что это уже не так… актуально.
Мы отправились к коттеджу, Сэнди держал ружье наготове. Через оранжерею мы, крадучись, проникли в библиотеку. Большой Марабу был там, но что-то было явно не так.
–Я пришла к тебе, Рой. Я Пришла За Тобой…
Встречаясь с тобою
В укромном углу,
Настигну, накрою
Добычу свою…
Уходи… Я должен встретиться с Марабу… Пожалуйста, Кирсти. Уходи
От тебя я скрываюсь в ночи,
Но ты знаешь все планы мои…
Однажды я пел эту песню гостям на Новый год. Еще когда был маленьким. Мне нравился Дюран Дюран. «Голоден как волк» – их лучшая песня.
Я падаю. Я чувствую, что лечу вниз-Лексо уже там. Он и сюда вписался. Я смотрю на него: он рядом с Доусоном и Джеймисоном. Лексо и есть Марабу. Но Марабу стоит прямо перед нами. Значит, Лексо не Марабу…
Лексо не…
Джеймисон направляет ствол прямо на меня.
Всего лишь один поцелуй
Перед пляской, ведущей в огонь…
Я не могу вздохнуть. Я вынимаю эту трубку из твоего ни на что не годного конца. Ты чувствуешь это, Рой?
Пляской, ведущей в огонь,
В ритме разбитой мечты…
Чувствую ли я, мать твою?
Я почти что пришел в себя. Похоже, я все вижу, как будто мои веки превратились в прозрачные перепонки. Я могу открыть глаза.
Я мог бы открыть глаза.
Я чувствую острую боль в члене. Она взяла его в руку. Она сжимает его… как Дори… как Патриция… только не так нежно…
–Я отрежу твой хрен, и заткну его тебе в глотку, и буду смотреть, как ты задыхаешься.
Это все ЛЕКСО, не я, ЛЕКСО
Прозрачные слезы бегут
По белоснежному телу,
Впервые за многие годы
Смывая с кожи твоей
Розовый отблеск любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68