Раз там горит свет, подумала Кэнди, значит, в доме кто-то есть. Ну а если это какая-то церковь или молельня (иначе зачем бы там вместо крыши соорудили купол?), то она открыта для прихожан. И для ищущих убежища. Именно в этом она нуждалась сейчас, как никогда.
Кэнди не стала оглядываться на Роджо с помощниками и догоравшую моль с высвобождавшимися из ее тела призраками. Не задумываясь, она помчалась вниз с небольшой возвышенности, у края которой заканчивался лес. И вскоре деревья остались далеко позади, а голоса Пикслера и Берча перестали быть слышны.
Впервые за все время своего пребывания в Абарате Кэнди была совершенно одна. Поблизости от нее не было ни охотников, ни морских прыгунов, ни Изарис, ни Сэмюеля Клеппа, ни Джона Хвата с его братьями.
Только мисс Кэнди Квокенбуш из Цыптауна. Да еще незнакомые звезды, усеявшие небо над головой.
В душе ее невесть откуда возникло и стало нарастать чувство свободы, безграничной свободы и огромной радости.
Оно переполняло ее, накрывало с головой, оно требовало выхода. И Кэнди запела в такт своим шагам. В эту минуту ей на ум не пришел ни один из напевов, выученных в Иноземье. Она стала напевать смешную незатейливую пародию на рождественскую песню, которую услыхала от морских прыгунов:
Ах, бедный я!
Прощай, моя Моржественская елка!
Злодей тритон ее украл
И все плоды с нее сожрал,
Все ветки, все иголки.
Ах, бедный я!
Прощай, моя Моржественская елка!
Как ни странно, Кэнди прекрасно помнила слова, и ее не покидало чувство, что эта песенка знакома ей с давних-давних пор. Чего, разумеется, никак не могло быть. И тем не менее она спела ее без запинки, так, словно выучила еще в детском саду.
«Ох, ну что поделаешь, — думала она, не прекращая петь. — Это всего лишь еще одна загадка».
И, преисполнившись надежды, что рано или поздно разгадка найдется, а также — и по возможности скорее — что-нибудь съестное, Кэнди шла и шла вперед, распевая о тритонах и моржественских елках.
ЗЕМЛЕКОП И ДРАКОНЫ
Джон Хват вовсе не хвастался и ничего не преувеличивал, а говорил чистую правду, когда величал себя и своих братьев преступниками высочайшей квалификации. Откуда только не уносили они добычу за годы своей воровской деятельности, какие только сокровища не проходили через их руки! А попались Джоны только раз, да и то им посчастливилось совершить побег, выбросившись за борт полицейского катера, который перевозил их на Веббу Гаснущий День.
Преступных эпизодов в жизни братьев было слишком много, чтобы помнить о каждом из них, но к некоторым, самым ярким и значительным, они неизменно возвращались мыслями в редкие часы отдохновения. Эти особые случаи были предметом профессиональной гордости, поводом для вполне заслуженного самолюбования. Взять, к примеру, ограбление дворца Мельюса Найса, что на горе Фуфуля. Ну и доходное же оказалось дельце! Они стащили все до единого костюмы, в которых Найсу случалось щеголять на Какодемонических карнавалах на Утехе Плоти: шестьдесят один наряд, расшитый драгоценными камнями и звездными нитями. А всего через какой-нибудь год они пробрались в тюрьму на Окалине и украли татуировки, которые покрывали кожу гангстера по имени Мокак-Мокак. Бедняга снова сделался таким, каким вышел из материнской утробы, — без единого рисунка на теле.
А затем последовал взлом Хранилища Воспоминаний. Сто один зал музея был тесно уставлен предметами, некогда принадлежавшими самым богатым и знаменитым гражданам Абарата. Коллекция эта начала создаваться еще в те далекие времена, когда острова представляли собой союз двадцати четырех племен.
В Хранилище не было ни одного предмета из золота или драгоценных камней. Вещи, которыми были забиты бесчисленные шкафы и полки всех залов, представляли собой ценности совсем иного рода. Погремушки и зубные кольца будущих королей, игрушечные солдатики и лодочки малолетних принцев, пирожки из глины, вылепленные детскими ладошками тех, кто впоследствии воздвиг дворцы и храмы. Самое любопытное, что на архипелаге насчитывалось немало состоятельных граждан, по-прежнему втайне преклонявшихся перед былыми властителями островов и готовых выложить кругленькие суммы за подлинные вещи своих кумиров. Братья рассчитывали заработать на этом несколько миллионов земов. Тогда бы они могли навек распроститься со своим ремеслом, денег им хватило бы на безбедное житье до конца дней.
Но судьба распорядилась иначе. Через два дня после их удачной операции в Хранилище Мокак-Мокак сбежал из тюрьмы. Он немедленно разыскал братьев Джонов, чтобы отомстить за их надругательство над своей особой. И Хвату пришлось отдать ему всю свою поживу из Хранилища. Иначе не сносить бы ему головы. Вернее, голов. А уж ими-то Джон Хват дорожил больше всего на свете.
Но больше всего братья гордились кражей картины под названием «Прекрасное мгновение» — для совершения этой кражи им потребовалось все их мастерство, а вдобавок решимость, смекалка и немного везения.
Знаменитое полотно украшало одну из стен дворца, называемого Каменным домом, и дворец этот находился во владении его величества Клауса, бывшего короля островов Дня. После смерти дочери король предался неумеренному чревоугодию, а говоря попросту, стал таким обжорой, что ко времени описываемых событий весил больше тысячи фунтов. Он принимал пищу и спал в специально сконструированном автомобиле с часовым механизмом. Именно на этой машине он и погнался за воришками, когда, проснувшись, обнаружил пропажу.
Братья еле ноги унесли. Автомобиль передвигался на удивление быстро. Но все обошлось благополучно. И им было чем гордиться. Поначалу они даже решили оставить картину себе в качестве сувенира.
«Прекрасное мгновение» было работой настоящего мастера. Вернее, если на то пошло, тремя работами, поскольку художник, Тадеуш Джордж, дал это название триптиху, на котором был изображен весь архипелаг в одно из мгновений того недолгого периода, когда в душах у его жителей еще теплились надежды на светлое будущее. Король Клаус заказал Тадеушу эту работу за шесть недель до свадьбы своей дочери. Он лично поднялся на воздушном шаре вместе с живописцем, чтобы тот мог увидеть Абарат от края до края «в это прекрасное мгновение».
Мир, который Тадеуш изобразил маслом на своем триптихе, значительно отличался от нынешнего Абарата. Шестнадцать лет тому назад острова были совсем другими. На Пайоне не было никакого Коммексо. Балаганиум представлял собой полузаброшенный островок с несколькими парусиновыми тентами посередине, где предлагались самые незатейливые развлечения: карусель, кривые зеркала да передвижной тир. В воздухе над архипелагом кружились миллионы птиц. Воздушные шары были большой редкостью, , а воды морей бороздили по большей части рыбачьи баркасы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Кэнди не стала оглядываться на Роджо с помощниками и догоравшую моль с высвобождавшимися из ее тела призраками. Не задумываясь, она помчалась вниз с небольшой возвышенности, у края которой заканчивался лес. И вскоре деревья остались далеко позади, а голоса Пикслера и Берча перестали быть слышны.
Впервые за все время своего пребывания в Абарате Кэнди была совершенно одна. Поблизости от нее не было ни охотников, ни морских прыгунов, ни Изарис, ни Сэмюеля Клеппа, ни Джона Хвата с его братьями.
Только мисс Кэнди Квокенбуш из Цыптауна. Да еще незнакомые звезды, усеявшие небо над головой.
В душе ее невесть откуда возникло и стало нарастать чувство свободы, безграничной свободы и огромной радости.
Оно переполняло ее, накрывало с головой, оно требовало выхода. И Кэнди запела в такт своим шагам. В эту минуту ей на ум не пришел ни один из напевов, выученных в Иноземье. Она стала напевать смешную незатейливую пародию на рождественскую песню, которую услыхала от морских прыгунов:
Ах, бедный я!
Прощай, моя Моржественская елка!
Злодей тритон ее украл
И все плоды с нее сожрал,
Все ветки, все иголки.
Ах, бедный я!
Прощай, моя Моржественская елка!
Как ни странно, Кэнди прекрасно помнила слова, и ее не покидало чувство, что эта песенка знакома ей с давних-давних пор. Чего, разумеется, никак не могло быть. И тем не менее она спела ее без запинки, так, словно выучила еще в детском саду.
«Ох, ну что поделаешь, — думала она, не прекращая петь. — Это всего лишь еще одна загадка».
И, преисполнившись надежды, что рано или поздно разгадка найдется, а также — и по возможности скорее — что-нибудь съестное, Кэнди шла и шла вперед, распевая о тритонах и моржественских елках.
ЗЕМЛЕКОП И ДРАКОНЫ
Джон Хват вовсе не хвастался и ничего не преувеличивал, а говорил чистую правду, когда величал себя и своих братьев преступниками высочайшей квалификации. Откуда только не уносили они добычу за годы своей воровской деятельности, какие только сокровища не проходили через их руки! А попались Джоны только раз, да и то им посчастливилось совершить побег, выбросившись за борт полицейского катера, который перевозил их на Веббу Гаснущий День.
Преступных эпизодов в жизни братьев было слишком много, чтобы помнить о каждом из них, но к некоторым, самым ярким и значительным, они неизменно возвращались мыслями в редкие часы отдохновения. Эти особые случаи были предметом профессиональной гордости, поводом для вполне заслуженного самолюбования. Взять, к примеру, ограбление дворца Мельюса Найса, что на горе Фуфуля. Ну и доходное же оказалось дельце! Они стащили все до единого костюмы, в которых Найсу случалось щеголять на Какодемонических карнавалах на Утехе Плоти: шестьдесят один наряд, расшитый драгоценными камнями и звездными нитями. А всего через какой-нибудь год они пробрались в тюрьму на Окалине и украли татуировки, которые покрывали кожу гангстера по имени Мокак-Мокак. Бедняга снова сделался таким, каким вышел из материнской утробы, — без единого рисунка на теле.
А затем последовал взлом Хранилища Воспоминаний. Сто один зал музея был тесно уставлен предметами, некогда принадлежавшими самым богатым и знаменитым гражданам Абарата. Коллекция эта начала создаваться еще в те далекие времена, когда острова представляли собой союз двадцати четырех племен.
В Хранилище не было ни одного предмета из золота или драгоценных камней. Вещи, которыми были забиты бесчисленные шкафы и полки всех залов, представляли собой ценности совсем иного рода. Погремушки и зубные кольца будущих королей, игрушечные солдатики и лодочки малолетних принцев, пирожки из глины, вылепленные детскими ладошками тех, кто впоследствии воздвиг дворцы и храмы. Самое любопытное, что на архипелаге насчитывалось немало состоятельных граждан, по-прежнему втайне преклонявшихся перед былыми властителями островов и готовых выложить кругленькие суммы за подлинные вещи своих кумиров. Братья рассчитывали заработать на этом несколько миллионов земов. Тогда бы они могли навек распроститься со своим ремеслом, денег им хватило бы на безбедное житье до конца дней.
Но судьба распорядилась иначе. Через два дня после их удачной операции в Хранилище Мокак-Мокак сбежал из тюрьмы. Он немедленно разыскал братьев Джонов, чтобы отомстить за их надругательство над своей особой. И Хвату пришлось отдать ему всю свою поживу из Хранилища. Иначе не сносить бы ему головы. Вернее, голов. А уж ими-то Джон Хват дорожил больше всего на свете.
Но больше всего братья гордились кражей картины под названием «Прекрасное мгновение» — для совершения этой кражи им потребовалось все их мастерство, а вдобавок решимость, смекалка и немного везения.
Знаменитое полотно украшало одну из стен дворца, называемого Каменным домом, и дворец этот находился во владении его величества Клауса, бывшего короля островов Дня. После смерти дочери король предался неумеренному чревоугодию, а говоря попросту, стал таким обжорой, что ко времени описываемых событий весил больше тысячи фунтов. Он принимал пищу и спал в специально сконструированном автомобиле с часовым механизмом. Именно на этой машине он и погнался за воришками, когда, проснувшись, обнаружил пропажу.
Братья еле ноги унесли. Автомобиль передвигался на удивление быстро. Но все обошлось благополучно. И им было чем гордиться. Поначалу они даже решили оставить картину себе в качестве сувенира.
«Прекрасное мгновение» было работой настоящего мастера. Вернее, если на то пошло, тремя работами, поскольку художник, Тадеуш Джордж, дал это название триптиху, на котором был изображен весь архипелаг в одно из мгновений того недолгого периода, когда в душах у его жителей еще теплились надежды на светлое будущее. Король Клаус заказал Тадеушу эту работу за шесть недель до свадьбы своей дочери. Он лично поднялся на воздушном шаре вместе с живописцем, чтобы тот мог увидеть Абарат от края до края «в это прекрасное мгновение».
Мир, который Тадеуш изобразил маслом на своем триптихе, значительно отличался от нынешнего Абарата. Шестнадцать лет тому назад острова были совсем другими. На Пайоне не было никакого Коммексо. Балаганиум представлял собой полузаброшенный островок с несколькими парусиновыми тентами посередине, где предлагались самые незатейливые развлечения: карусель, кривые зеркала да передвижной тир. В воздухе над архипелагом кружились миллионы птиц. Воздушные шары были большой редкостью, , а воды морей бороздили по большей части рыбачьи баркасы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106