«Мама…» Всегда «мама» — и никогда «папа». Обманывать себя я не мог и не хотел. Дети обращались к Лиз, поскольку она постоянно была рядом с ними. Я помню те уик-энды, когда близнецы являлись в родительскую спальню, чтобы разбудить нас и начать вместе новый день.
Я лежал в темноте. Каждый раз, когда на Ордуэй сворачивала машина, по стенам и потолку пробегали два светлых пятна. И вот так, лёжа во тьме, я всё-таки принял решение. На работу я не вернусь. Я просто не смогу уныло, с затуманенным сознанием бродить в суете студии.
Я буду искать своих детей.
Глава 14
Когда я принёс прошение об отставке, все принялись меня уговаривать не делать этого. Мне говорили, что надо ещё подождать и всё такое прочее. Казалось, они считали, что я погибну, находясь вне студии.
Большой Дейв покачал огромной головой и положил моё заявление перед собой на стол текстом вниз.
— Я буду считать это отпуском без сохранения содержания, — сказал он. — Ну, скажем, на три месяца.
— Не могу ничего обещать, — ответил я. — Пока не знаю, сколько времени это займёт.
Когда Дейву приходится говорить то, что ему говорить совсем не хочется, он наклоняет голову и сверлит вас взглядом из-под насупленных бровей, словно гигантская черепаха. Увидев, как он опустил голову, я приготовился выслушать малоприятное замечание, но мои ожидания не сбылись.
— И что же ты намерен использовать вместо денег? — спросил он.
Дейв достаточно хорошо знал моё финансовое положение и понимал, что у меня могут возникнуть серьёзные проблемы. Мы были с ним достаточно близки, и босс даже несколько раз удостоил посещением наш дом, чтобы принять участие в тщательно спланированных и искусно подготовленных моей супругой ужинах. Ему было прекрасно известно, что мы не купаемся в деньгах и что наш разъезд породил дополнительные трудности.
— Послушай, если вдруг окажешься без средств, звони — мы поможем. — По тому, с какой силой он сжал мне руку, я понял, что это предложение он сделал не без душевной боли.
По правде говоря, я пока не знал, как стану решать финансовые проблемы. Ни при каких обстоятельствах я не мог просить Лиз дать мне разрешение на залог дома. Строго говоря, согласно условиям договора о раздельном проживании, я не мог даже взять отпуск без сохранения содержания, поскольку это уменьшало мою финансовую поддержку супруги. Надо было найти такой способ розыска детей, который не уменьшал бы выплат для Лиз. Я не мог оставить её без средств.
Можно, конечно, позаимствовать денег у отца, хотя он, подобно всем остальным, считал мой уход с работы ошибкой. Кроме того, у меня имелась пара друзей — Майкл и Скотт, способных отстегнуть мне несколько тысяч.
Итак, я собирался решать финансовую проблему, залезая в долги и попрошайничая.
— Я всё же думаю, что ты совершаешь ошибку, — сказал Большой Дейв, пожимая мне руку, но я чувствовал, что за дискомфортом, который он испытывал, беседуя со мной, скрывается облегчение. Босса радовало, что ему больше не придётся заниматься моими проблемами.
* * *
Всё началось с Дейва, но им дело не кончилось. Родственники, друзья и знакомые продолжали твердить, что я совершаю непоправимую ошибку. Да и что я могу сделать, помимо того, что уже сделано? Вслух это, конечно, не произносилось, но в глубине души все считали, что я гоняюсь за призраками, что мои дети мертвы и я должен смотреть правде в глаза — не теряя, разумеется, при этом надежды.
Чудеса случаются. И примером такого чуда оказалась Элизабет Смарт.
Даже Шоффлер пытался меня переубедить.
— Алекс, — сказал он тоном разочарованного в своём отпрыске отца. — Не делай этого. Я не раз был свидетелем подобного поведения, и, поверь, всё кончалось жестоким, болезненным разочарованием. Если ты примешься за поиски, то сгоришь эмоционально и материально.
— Ну и что?
Дело было в том, что, отринув идею «работы», я сразу задался вопросом — почему не сделал этого раньше.
— Большинство подобных расследований, — со вздохом продолжил детектив, — разрешается, если разрешается вообще, в результате каких-то внешних факторов. Ты можешь до помутнения рассудка копаться в деле без всякого результата. А затем какой-то парень в какой-то тюряге шепнёт что-то своему сокамернику, или тот, кого ты безуспешно ищешь, попадётся на аналогичном преступлении в другом месте. Компьютер сравнит оба случая, и пожалуйста…
— Знаю.
— Мне известно, что ты думаешь. Ты, как тебе кажется, поведёшь расследование более энергично и целеустремлённо, чем любые профессионалы, и добьёшься успеха там, где все остальные потерпели фиаско. Тебе кажется, что если ты больше любишь своих детей, чем мы, то обязательно их найдёшь. Я хочу сказать…
— Я их обязательно отыщу, — оборвал я его. — Или по меньшей мере узнаю, что с ними случилось. И если для этого потребуются все мои ресурсы, если я на этом, как ты выразился «сгорю», то пусть так и будет.
Шоффлер вздохнул и долго молчал. Откуда-то издалека до меня долетали голоса людей, телефонные звонки, стук клавиш.
— Что ж, — произнёс он устало, — держи со мной связь.
* * *
Кевин и Шон. Шон и Кевин.
К поискам детей я во многом был готов лучше, чем большинство родителей. Я — репортёр и поэтому постоянно веду розыск.
Но прежде чем задавать вопросы или просить о помощи, надо подумать, почему это произошло. Я размышлял над этим проклятым вопросом, наверное, тысячу раз. И тем не менее…
Начнём с Дудочника. К тому времени, когда копы закончили опрос, они нашли более десятка свидетелей, видевших, как Дудочник и мальчики шли по направлению к парковке.
Я продолжал звать парня Дудочником, несмотря на предупреждение Шоффлера, что его наряд мог быть лишь маскировкой. Проблема состояла в том, что он оставался для меня эфемерным образом — скорее идеей, нежели личностью во плоти.
Но он существовал вполне реально. Этот человек где-то жил, покупал продукты, водил машину, носил любимого цвета носки… и он похитил моих сыновей. Поскольку я о нём почти ничего не знал, то не мог воспроизвести для себя его истинный облик. Поэтому следовало сосредоточить все внимание на том, что было известно. И на том, что он сделал. Парень увёл моих детей и имел для этого какие-то мотивы.
МОТИВ — написал я вверху первой страницы блокнота и стал продумывать все возможные варианты.
Нажива? Выкупа похититель не требовал, что, видимо, исключало алчность как мотив преступления.
Месть? Может, кто-то украл детей, чтобы отомстить мне за один из моих материалов? Да, моя работа действительно сводила меня с плохими парнями, но Шоффлер, проверив эту версию, начисто её отмёл. В случае, когда мотивом является месть, преступник, как правило, даёт об этом знать своей жертве. Шоффлер называл такие поступки «фактором самодовольной ухмылки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Я лежал в темноте. Каждый раз, когда на Ордуэй сворачивала машина, по стенам и потолку пробегали два светлых пятна. И вот так, лёжа во тьме, я всё-таки принял решение. На работу я не вернусь. Я просто не смогу уныло, с затуманенным сознанием бродить в суете студии.
Я буду искать своих детей.
Глава 14
Когда я принёс прошение об отставке, все принялись меня уговаривать не делать этого. Мне говорили, что надо ещё подождать и всё такое прочее. Казалось, они считали, что я погибну, находясь вне студии.
Большой Дейв покачал огромной головой и положил моё заявление перед собой на стол текстом вниз.
— Я буду считать это отпуском без сохранения содержания, — сказал он. — Ну, скажем, на три месяца.
— Не могу ничего обещать, — ответил я. — Пока не знаю, сколько времени это займёт.
Когда Дейву приходится говорить то, что ему говорить совсем не хочется, он наклоняет голову и сверлит вас взглядом из-под насупленных бровей, словно гигантская черепаха. Увидев, как он опустил голову, я приготовился выслушать малоприятное замечание, но мои ожидания не сбылись.
— И что же ты намерен использовать вместо денег? — спросил он.
Дейв достаточно хорошо знал моё финансовое положение и понимал, что у меня могут возникнуть серьёзные проблемы. Мы были с ним достаточно близки, и босс даже несколько раз удостоил посещением наш дом, чтобы принять участие в тщательно спланированных и искусно подготовленных моей супругой ужинах. Ему было прекрасно известно, что мы не купаемся в деньгах и что наш разъезд породил дополнительные трудности.
— Послушай, если вдруг окажешься без средств, звони — мы поможем. — По тому, с какой силой он сжал мне руку, я понял, что это предложение он сделал не без душевной боли.
По правде говоря, я пока не знал, как стану решать финансовые проблемы. Ни при каких обстоятельствах я не мог просить Лиз дать мне разрешение на залог дома. Строго говоря, согласно условиям договора о раздельном проживании, я не мог даже взять отпуск без сохранения содержания, поскольку это уменьшало мою финансовую поддержку супруги. Надо было найти такой способ розыска детей, который не уменьшал бы выплат для Лиз. Я не мог оставить её без средств.
Можно, конечно, позаимствовать денег у отца, хотя он, подобно всем остальным, считал мой уход с работы ошибкой. Кроме того, у меня имелась пара друзей — Майкл и Скотт, способных отстегнуть мне несколько тысяч.
Итак, я собирался решать финансовую проблему, залезая в долги и попрошайничая.
— Я всё же думаю, что ты совершаешь ошибку, — сказал Большой Дейв, пожимая мне руку, но я чувствовал, что за дискомфортом, который он испытывал, беседуя со мной, скрывается облегчение. Босса радовало, что ему больше не придётся заниматься моими проблемами.
* * *
Всё началось с Дейва, но им дело не кончилось. Родственники, друзья и знакомые продолжали твердить, что я совершаю непоправимую ошибку. Да и что я могу сделать, помимо того, что уже сделано? Вслух это, конечно, не произносилось, но в глубине души все считали, что я гоняюсь за призраками, что мои дети мертвы и я должен смотреть правде в глаза — не теряя, разумеется, при этом надежды.
Чудеса случаются. И примером такого чуда оказалась Элизабет Смарт.
Даже Шоффлер пытался меня переубедить.
— Алекс, — сказал он тоном разочарованного в своём отпрыске отца. — Не делай этого. Я не раз был свидетелем подобного поведения, и, поверь, всё кончалось жестоким, болезненным разочарованием. Если ты примешься за поиски, то сгоришь эмоционально и материально.
— Ну и что?
Дело было в том, что, отринув идею «работы», я сразу задался вопросом — почему не сделал этого раньше.
— Большинство подобных расследований, — со вздохом продолжил детектив, — разрешается, если разрешается вообще, в результате каких-то внешних факторов. Ты можешь до помутнения рассудка копаться в деле без всякого результата. А затем какой-то парень в какой-то тюряге шепнёт что-то своему сокамернику, или тот, кого ты безуспешно ищешь, попадётся на аналогичном преступлении в другом месте. Компьютер сравнит оба случая, и пожалуйста…
— Знаю.
— Мне известно, что ты думаешь. Ты, как тебе кажется, поведёшь расследование более энергично и целеустремлённо, чем любые профессионалы, и добьёшься успеха там, где все остальные потерпели фиаско. Тебе кажется, что если ты больше любишь своих детей, чем мы, то обязательно их найдёшь. Я хочу сказать…
— Я их обязательно отыщу, — оборвал я его. — Или по меньшей мере узнаю, что с ними случилось. И если для этого потребуются все мои ресурсы, если я на этом, как ты выразился «сгорю», то пусть так и будет.
Шоффлер вздохнул и долго молчал. Откуда-то издалека до меня долетали голоса людей, телефонные звонки, стук клавиш.
— Что ж, — произнёс он устало, — держи со мной связь.
* * *
Кевин и Шон. Шон и Кевин.
К поискам детей я во многом был готов лучше, чем большинство родителей. Я — репортёр и поэтому постоянно веду розыск.
Но прежде чем задавать вопросы или просить о помощи, надо подумать, почему это произошло. Я размышлял над этим проклятым вопросом, наверное, тысячу раз. И тем не менее…
Начнём с Дудочника. К тому времени, когда копы закончили опрос, они нашли более десятка свидетелей, видевших, как Дудочник и мальчики шли по направлению к парковке.
Я продолжал звать парня Дудочником, несмотря на предупреждение Шоффлера, что его наряд мог быть лишь маскировкой. Проблема состояла в том, что он оставался для меня эфемерным образом — скорее идеей, нежели личностью во плоти.
Но он существовал вполне реально. Этот человек где-то жил, покупал продукты, водил машину, носил любимого цвета носки… и он похитил моих сыновей. Поскольку я о нём почти ничего не знал, то не мог воспроизвести для себя его истинный облик. Поэтому следовало сосредоточить все внимание на том, что было известно. И на том, что он сделал. Парень увёл моих детей и имел для этого какие-то мотивы.
МОТИВ — написал я вверху первой страницы блокнота и стал продумывать все возможные варианты.
Нажива? Выкупа похититель не требовал, что, видимо, исключало алчность как мотив преступления.
Месть? Может, кто-то украл детей, чтобы отомстить мне за один из моих материалов? Да, моя работа действительно сводила меня с плохими парнями, но Шоффлер, проверив эту версию, начисто её отмёл. В случае, когда мотивом является месть, преступник, как правило, даёт об этом знать своей жертве. Шоффлер называл такие поступки «фактором самодовольной ухмылки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123