На самом деле это был всего лишь стук в дверцу машины, что я сразу осознал, открыв глаза и узрев за стеклом физиономию Шоффлера.
Моё появление явно не вызвало у него восторга. Детектив стоял в угрожающей позе, а свет уличных фонарей придавал его лицу нездоровый зеленоватый оттенок. Выглядел он столь отвратительно, что я машинально взглянул на приборную доску. Часы показывали 3:32. Ночи, естественно.
По телу струился пот. Казалось, рот мой забит ватой, а губы запеклись и потрескались. Рубашка прилипла к сиденью, и когда я потянулся к ручке дверцы, за спиной раздался хлюпающий звук. Однако Шоффлер не позволил мне вылезти из машины. Положив здоровенную лапу на ручку двери, он сказал:
— Поезжай домой, Алекс.
— Ни за что.
— Поезжай.
— Мне надо с тобой поговорить.
Шоффлер резко развернулся на каблуках, двинулся к входной двери и скрылся в доме. Ещё до того, как я успел выбраться из джипа. Я по меньшей мере десять раз нажимал кнопку звонка, издававшего вместо привычного «дзинь» мелодичный «бин-бон». Невозможно поверить! Я, ожидая его, просидел в машине шесть часов, а он не желает впустить меня в дом! Я вернулся в машину со страстным желанием давить на клаксон до тех пор, пока Шоффлер ко мне не выйдет. Но, припомнив выражение его лица, отказался от этой импульсивной идеи.
За последние несколько недель я так много времени провёл в обществе Шоффлера, что легко настраивался на одну с ним волну, как это бывает между любящими людьми. Я постоянно искал в его поведении ответы на вопросы: Не слышал ли он что-нибудь? Нет ли у него каких новостей? Я научился находить эти ответы в его интонациях, жестах и выражении глаз.
Но я знал, что копы, как и военные, придают огромное значение тому уважению, которое проявляют по отношению к ним люди. Если я учиню скандал и таким образом унижу Шоффлера в глазах соседей, то не добьюсь ровным счётом ничего. Он даже может меня арестовать. Я отъехал на два квартала и поставил будильник сотового телефона на шесть утра. Детективу не удастся снова застать меня спящим.
* * *
Когда в 7.44 он вышел из дверей своего дома, то для человека, спавшего в лучшем случае четыре часа, у него был на удивление бодрый вид. Он увидел меня лишь когда я выступил из-за его «форда-краун-виктории».
— Боже мой, Алекс, — произнёс детектив, качая головой.
Я молча ждал продолжения.
— Влезай, — распахнул он дверцу «форда».
— Что?
— Влезай, говорю.
На улице уже было жарко, и в блеклой утренней дымке солнце выглядело белым пятном. Дышать в машине было нечем. Кроме того, там стоял устойчивый малоприятный запах. Застарелая вонь сигаретного дыма смешивалась с амбре разнообразных блюд, которые детектив брал навынос в разного рода забегаловках. Хвойный аромат освежителя воздуха лишь усугублял эту мешанину вони. Я провёл с Шоффлером достаточно времени и знал, что он весь день пьёт кофе, непрерывно курит, если имеет такую возможность, и питается в основном не выходя из машины.
Он сдал задним ходом по подъездной аллее и открыл все окна. Вначале я подумал, что мы едем выпить кофе в «Пончики Данкана» или в «Севн-илевн», но мы уже мчались по шумной, как всегда бывает в час пик, 50-й дороге. Детектив в мрачном молчании сидел рядом со мной. Через несколько минут он закрыл все окна, кроме водительского. Затем Шоффлер судорожно вздохнул, зажёг сигарету и жадно затянулся. Дым он выдохнул в открытое окно, но не потому, что пёкся о моём здоровье, а просто в силу привычки. Он был зол, и волны раздражения окружали его, словно силовое поле.
— Куда мы направляемся? — поинтересовался я.
— У меня совещание, — ответил Шоффлер. — На Капитолийском холме.
— Но…
— Ты желаешь поговорить? Так это как раз то время, которым я располагаю. А если тебе надо будет добраться до своей машины ещё до полуночи, так это твоя проблема.
— О'кей.
Я подавил искушение извиниться или хотя бы понизить уровень напряжения в машине. Пусть всё останется как есть. Будем продолжать молча злиться, чтобы не вывалить друг на друга кучу дерьма.
Мы уже катили по 95-й дороге. Шоффлер лавировал в густом потоке машин в своём обычном стиле — настолько безрассудно и агрессивно, что я с трудом удерживался от инстинктивного движения к педали воображаемого тормоза. Детектив докурил сигарету до фильтра, раздавил окурок в переполненной пепельнице и щёлкнул крышкой.
Сигарета погасла не до конца, и скоро из щели в салон пополз едкий дым тлеющих фильтров. Через пару минут он снова открыл пепельницу и плеснул в дымящуюся массу остатки холодного кофе. Окурки зашипели, выбросив свежую волну невыносимой вони.
— Ароматерапия, — произнёс Шоффлер и, немного помолчав, добавил: — А вообще-то я на тебя не злюсь.
— Неужели?
— И знаешь почему? Да потому что ты прав.
Детектив бросил свою огромную машину в образовавшийся на краткий миг разрыв между автомобилями на левой полосе, вызвав этим манёвром шквал возмущённых гудков. В ответ на протест он высунул в окно руку с поднятым средним пальцем.
— Моя дочь утверждает, что во мне «слишком много инфантильности и не хватает зрелости». Моя зрелость проявляется в том, говорю я ей, что, не пытаясь остановить этих клоунов, я всего лишь показываю им палец.
Он порылся в нагрудном кармане рубашки, извлёк оттуда сигарету, зажёг её и сказал:
— Итак, матушка Сандлинг…
— Слушаю…
— Это очень похоже на дело Снайпера. Все утверждали, что этот самый Снайпер — белый и действует в одиночку. Белый. Белый. Белый. Белый парень в белом внедорожнике. Однако в ходе расследования некоторые ребята из окружного управления стали в этом сомневаться. И в первую очередь копы афро-американского происхождения. Допросив свидетелей и прослушав плёнку с записью голоса преступника, они пришли к выводу, что парень является их «братом». Кроме того, эти ребята определили, что Снайпер водит списанную полицейскую машину — либо синюю «форд-краун-викторию», либо «шевроле-каприз» с форсированным двигателем. В наших кругах такие машины называют «попробуй выкуси». Некоторые засранцы обожают возвращать их к жизни, чтобы поиздеваться над полицией, или просто потому, что эти крошки действительно способны развивать сумасшедшую скорость. Однако суть дела вовсе не в этом. Спрашивается, что мы слышали об этих сомнениях? Почему никто ни на одном брифинге не сказал ни слова о чёрном парне в синем седане, говорящем о себе «мы»? Ты что-нибудь слышал об этом?
Я отрицательно покачал головой.
Шоффлер сунул окурок в вонючую массу в пепельнице и сказал:
— И это произошло только потому, что графство Монтгомери привлекалось к суду за «расовую предвзятость».
— Ты шутишь.
— Теперь возьмём дело Сандлингов, — покачав головой, продолжил детектив. — Здесь мы имеем не один, а целых два иска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Моё появление явно не вызвало у него восторга. Детектив стоял в угрожающей позе, а свет уличных фонарей придавал его лицу нездоровый зеленоватый оттенок. Выглядел он столь отвратительно, что я машинально взглянул на приборную доску. Часы показывали 3:32. Ночи, естественно.
По телу струился пот. Казалось, рот мой забит ватой, а губы запеклись и потрескались. Рубашка прилипла к сиденью, и когда я потянулся к ручке дверцы, за спиной раздался хлюпающий звук. Однако Шоффлер не позволил мне вылезти из машины. Положив здоровенную лапу на ручку двери, он сказал:
— Поезжай домой, Алекс.
— Ни за что.
— Поезжай.
— Мне надо с тобой поговорить.
Шоффлер резко развернулся на каблуках, двинулся к входной двери и скрылся в доме. Ещё до того, как я успел выбраться из джипа. Я по меньшей мере десять раз нажимал кнопку звонка, издававшего вместо привычного «дзинь» мелодичный «бин-бон». Невозможно поверить! Я, ожидая его, просидел в машине шесть часов, а он не желает впустить меня в дом! Я вернулся в машину со страстным желанием давить на клаксон до тех пор, пока Шоффлер ко мне не выйдет. Но, припомнив выражение его лица, отказался от этой импульсивной идеи.
За последние несколько недель я так много времени провёл в обществе Шоффлера, что легко настраивался на одну с ним волну, как это бывает между любящими людьми. Я постоянно искал в его поведении ответы на вопросы: Не слышал ли он что-нибудь? Нет ли у него каких новостей? Я научился находить эти ответы в его интонациях, жестах и выражении глаз.
Но я знал, что копы, как и военные, придают огромное значение тому уважению, которое проявляют по отношению к ним люди. Если я учиню скандал и таким образом унижу Шоффлера в глазах соседей, то не добьюсь ровным счётом ничего. Он даже может меня арестовать. Я отъехал на два квартала и поставил будильник сотового телефона на шесть утра. Детективу не удастся снова застать меня спящим.
* * *
Когда в 7.44 он вышел из дверей своего дома, то для человека, спавшего в лучшем случае четыре часа, у него был на удивление бодрый вид. Он увидел меня лишь когда я выступил из-за его «форда-краун-виктории».
— Боже мой, Алекс, — произнёс детектив, качая головой.
Я молча ждал продолжения.
— Влезай, — распахнул он дверцу «форда».
— Что?
— Влезай, говорю.
На улице уже было жарко, и в блеклой утренней дымке солнце выглядело белым пятном. Дышать в машине было нечем. Кроме того, там стоял устойчивый малоприятный запах. Застарелая вонь сигаретного дыма смешивалась с амбре разнообразных блюд, которые детектив брал навынос в разного рода забегаловках. Хвойный аромат освежителя воздуха лишь усугублял эту мешанину вони. Я провёл с Шоффлером достаточно времени и знал, что он весь день пьёт кофе, непрерывно курит, если имеет такую возможность, и питается в основном не выходя из машины.
Он сдал задним ходом по подъездной аллее и открыл все окна. Вначале я подумал, что мы едем выпить кофе в «Пончики Данкана» или в «Севн-илевн», но мы уже мчались по шумной, как всегда бывает в час пик, 50-й дороге. Детектив в мрачном молчании сидел рядом со мной. Через несколько минут он закрыл все окна, кроме водительского. Затем Шоффлер судорожно вздохнул, зажёг сигарету и жадно затянулся. Дым он выдохнул в открытое окно, но не потому, что пёкся о моём здоровье, а просто в силу привычки. Он был зол, и волны раздражения окружали его, словно силовое поле.
— Куда мы направляемся? — поинтересовался я.
— У меня совещание, — ответил Шоффлер. — На Капитолийском холме.
— Но…
— Ты желаешь поговорить? Так это как раз то время, которым я располагаю. А если тебе надо будет добраться до своей машины ещё до полуночи, так это твоя проблема.
— О'кей.
Я подавил искушение извиниться или хотя бы понизить уровень напряжения в машине. Пусть всё останется как есть. Будем продолжать молча злиться, чтобы не вывалить друг на друга кучу дерьма.
Мы уже катили по 95-й дороге. Шоффлер лавировал в густом потоке машин в своём обычном стиле — настолько безрассудно и агрессивно, что я с трудом удерживался от инстинктивного движения к педали воображаемого тормоза. Детектив докурил сигарету до фильтра, раздавил окурок в переполненной пепельнице и щёлкнул крышкой.
Сигарета погасла не до конца, и скоро из щели в салон пополз едкий дым тлеющих фильтров. Через пару минут он снова открыл пепельницу и плеснул в дымящуюся массу остатки холодного кофе. Окурки зашипели, выбросив свежую волну невыносимой вони.
— Ароматерапия, — произнёс Шоффлер и, немного помолчав, добавил: — А вообще-то я на тебя не злюсь.
— Неужели?
— И знаешь почему? Да потому что ты прав.
Детектив бросил свою огромную машину в образовавшийся на краткий миг разрыв между автомобилями на левой полосе, вызвав этим манёвром шквал возмущённых гудков. В ответ на протест он высунул в окно руку с поднятым средним пальцем.
— Моя дочь утверждает, что во мне «слишком много инфантильности и не хватает зрелости». Моя зрелость проявляется в том, говорю я ей, что, не пытаясь остановить этих клоунов, я всего лишь показываю им палец.
Он порылся в нагрудном кармане рубашки, извлёк оттуда сигарету, зажёг её и сказал:
— Итак, матушка Сандлинг…
— Слушаю…
— Это очень похоже на дело Снайпера. Все утверждали, что этот самый Снайпер — белый и действует в одиночку. Белый. Белый. Белый. Белый парень в белом внедорожнике. Однако в ходе расследования некоторые ребята из окружного управления стали в этом сомневаться. И в первую очередь копы афро-американского происхождения. Допросив свидетелей и прослушав плёнку с записью голоса преступника, они пришли к выводу, что парень является их «братом». Кроме того, эти ребята определили, что Снайпер водит списанную полицейскую машину — либо синюю «форд-краун-викторию», либо «шевроле-каприз» с форсированным двигателем. В наших кругах такие машины называют «попробуй выкуси». Некоторые засранцы обожают возвращать их к жизни, чтобы поиздеваться над полицией, или просто потому, что эти крошки действительно способны развивать сумасшедшую скорость. Однако суть дела вовсе не в этом. Спрашивается, что мы слышали об этих сомнениях? Почему никто ни на одном брифинге не сказал ни слова о чёрном парне в синем седане, говорящем о себе «мы»? Ты что-нибудь слышал об этом?
Я отрицательно покачал головой.
Шоффлер сунул окурок в вонючую массу в пепельнице и сказал:
— И это произошло только потому, что графство Монтгомери привлекалось к суду за «расовую предвзятость».
— Ты шутишь.
— Теперь возьмём дело Сандлингов, — покачав головой, продолжил детектив. — Здесь мы имеем не один, а целых два иска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123