А у всей Европы - полтриллиона. Грядет эпоха жесточайших драк за ресурсы. Да она, по сути, уже началась...
- Войн-то всегда хватало.
- Верно. Вся история - это, по сути, борьба империй за первенство на земле и на море. Вся, от Македонского до Гитлера, от Карла Великого до Чингисхана, от Римской империи до Советского Союза...
- Послушать тебя, так можно и Гитлера оправдать.
Сергей опешил. Не ожидал такого вывода. Задумчиво постучал вилкой по тарелке. Девчушка тотчас выскочила из-за стойки, подошла.
- Еще пива?
- Нет, нет, - затряс бородой Виктор. - Впрочем, ему принеси. Да похолоднее, пусть поостынет.
Пиво, которое принесла девушка, в самом деле оказалось ледяным, и Сергей закашлялся, глотнув его.
- А ведь ты опять недалек от истины, - отдышавшись, сказал он. - С точки зрения имперских монстров, Гитлер по-своему прав. Не прав он только в том, что к тому времени уже существовала империя совершенно другого типа.
- Конечно, это был Советский Союз, - съязвил Виктор.
- Да, СССР - нравственный правопреемник Российской империи и, как это ни покажется странным, наиболее последовательный сторонник великого учения Христа.
- Действительно странно.
- А ты сравнивал знаменитые в свое время заповеди советского человека, висевшие во всех клубах, с заповедями Христа? Очень полезно сравнить.
- Это что же - и Сталин прав?
- Каждый прав и не прав, смотря откуда глядеть. Речь не о частностях, я говорю о глобальных законах империй. А отдельные люди что ж, иногда они шагают в ногу с ритмами империй, иногда - нет.
Виктор задумчиво потеребил бороду.
- Если российско-советская империя - историческая благодать, то почему она погибла?
- С мистической точки зрения, наверное, потому же, почему и Христос. Чтобы убедить людей, что спасение возможно только через страдание. Без жертв и самоограничений у человечества нет будущего. Теперь это уже не символ веры, а научно доказанное знание.
- Теперь я вижу, почему Эмка балдела, общаясь с тобой. И в пасторы подалась, наверное, из-за тебя. Ты что, совсем стал верующим?
- Смотря как это понимать.
- Да как все.
- Наверное, я понимаю не как все. Россия мне нынче представляется Иисусом на Голгофе. Уже всех оглушили торжествующие вопли палачей, и толпа уверовала, что со смутьяном, умирающим на кресте, навсегда покончено. Но семя новой веры прорастает. Люди начинают понимать, что ненасытность порочна, что империи с роковым наследством обжорства, потребительства, нетерпимости обречены...Они выезжали со стоянки, крадучись, поминутно оглядываясь. Но ни в городке, ни на автобане, пока ехали до Ольденбурга, серой машины так больше и не увидели.
- Ты называл адрес - Рюдерштрассе? - спросил Виктор. - Взгляни на карту. По-моему, это в районе южных спорткомплексов.
Оказалось, он неплохо знал Ольденбург. Уверенно сворачивал с оживленных улиц в тихие переулки и наконец, проскочив по высокому мосту крохотную речушку с указателем "Hunte", решительно въехал в щель между машинами, стоявшими у тротуара почти вплотную одна к другой.
- Я здесь тебя подожду. Тут не Фрязино, место для машины не больно-то сыщешь. Так что шагай пешком. Вот этим переулком.
И Сергей пошел по чистой брусчатке, помахивая дорожным кейсом, в котором были пакет Мурзина да свое барахлишко - электробритва, зубная щетка, полотенце, а еще подаренный блокнот "Adjutant".
Нужный дом на Рюдерштрассе оказался довольно большим, краснокирпичным, трехэтажным. И старичок, назвавшийся Клаусом, был под стать дому краснолицый, коренастый. Глаза его за толстыми стеклами очков казались выпуклыми.
Клаус провел гостя в маленькую гостиную, в которой были диванчик, кресло, телевизор и книжный стеллаж, долго читал и перечитывал письмо, и лицо его при этом не выражало ничего.
Затем он долго, не мигая, смотрел на гостя и наконец спросил на ломаном русском:
- Ну-с, молодой человек, я слушать.
Сергей растерялся. Ему было велено отвезти, отдать и что-то взять. Без слов. А тут потребовались объяснения.
- А вы ничего не хотите мне сказать? Или передать?
- А вы?
Сергей растерялся, но тут же вспомнил про записку, лежавшую у него в бумажнике, короткую, всего в семь строк, написанных корявым почерком. Мурзин просил хранить ее отдельно и отдать Клаусу лишь когда он о ней спросит.
- Не спросит, не отдавай, уедешь от Клауса - сожги, - наставлял Мурзин.
- Что в ней такого? - спросил тогда Сергей.
- Признаться, я и сам этого не знаю. Прочтешь, так ничего особенного. Про погоду в Москве. Но ты записку побереги, без нее он тебе не доверится...
Интересно было наблюдать, как меняется лицо Клауса, рассматривавшего записку. Длилось это довольно долго, хотя, по мнению Сергея, читать там было совершенно нечего.
- Ну-с, молодой человек, я вас слушаю, - повторил Клаус, подняв глаза. Повторил по-немецки и совсем другим, более мягким тоном.
- Извините, но я хотел бы сейчас же и уехать, - сказал Сергей. - Я на машине, меня ждут.
Клаус встал, подошел к окну.
- Где ваша машина?
- Далеко, на другой улице. Я не стал подъезжать к дому.
Это, похоже, удовлетворило хозяина, он вышел и скоро вернулся с подносом, на котором были кофейник, две чашки, вазочка с печеньем.
- Давайте пить кофе, молодой человек. Я вам покрепче налил. Не возражаете?
- Спасибо.
- Пейте, на меня не смотрите. Сердце у меня не терпит, когда его подталкивают.
Прошло еще не меньше пяти минут, прежде чем Клаус произнес очередную фразу.
- Значит, вы всего лишь курьер? И что будете везти, не знаете?
- Меня это не интересует.
- Конечно, конечно. Только вот ведь в чем дело: у меня нет того, что вас не интересует. - Он нахмурился, но в то же время выпуклые глаза его насмешливо блеснули. - Но если вы приедете завтра...
- Не могу. Завтра мой друг, который привез меня сюда, занят на работе.
- Можно приехать без него, поездом.
- Можно, конечно, - вздохнул Сергей. Не хотелось ему тратить на это еще и завтрашний день.
- Или, если хотите, переночуйте у меня.
- Мне надо посоветоваться.
- Посоветуйтесь.
Уходя, Сергей оглядывался, и всякий раз видел в окне Клауса, смотревшего ему вслед.
Нет, никто за ним не следил. Это Сергей установил точно, понаблюдав за уезжающей машиной Виктора и затем сделав изрядный крюк по улицам. Успокоившись, он начал подумывать о том, что вот сейчас хорошо бы отдохнуть на мягком диванчике Клауса в обнимку с хорошей бутылочкой, попялиться на заграничный телевизор. Замечательные вина есть в Германии, одни названия чего стоят. Например, "Liebfraumilch" - "Молочко любимой женщины". И он зашел по пути в небольшой магазинчик. Запомнившегося названия не оказалось, зато нашлось другое, "Bremenblumchen" - "Бременские цветочки". Сергей взял две бутылки, одну на стол, другую в кейс, про запас. И закуски кое-какой тоже купил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
- Войн-то всегда хватало.
- Верно. Вся история - это, по сути, борьба империй за первенство на земле и на море. Вся, от Македонского до Гитлера, от Карла Великого до Чингисхана, от Римской империи до Советского Союза...
- Послушать тебя, так можно и Гитлера оправдать.
Сергей опешил. Не ожидал такого вывода. Задумчиво постучал вилкой по тарелке. Девчушка тотчас выскочила из-за стойки, подошла.
- Еще пива?
- Нет, нет, - затряс бородой Виктор. - Впрочем, ему принеси. Да похолоднее, пусть поостынет.
Пиво, которое принесла девушка, в самом деле оказалось ледяным, и Сергей закашлялся, глотнув его.
- А ведь ты опять недалек от истины, - отдышавшись, сказал он. - С точки зрения имперских монстров, Гитлер по-своему прав. Не прав он только в том, что к тому времени уже существовала империя совершенно другого типа.
- Конечно, это был Советский Союз, - съязвил Виктор.
- Да, СССР - нравственный правопреемник Российской империи и, как это ни покажется странным, наиболее последовательный сторонник великого учения Христа.
- Действительно странно.
- А ты сравнивал знаменитые в свое время заповеди советского человека, висевшие во всех клубах, с заповедями Христа? Очень полезно сравнить.
- Это что же - и Сталин прав?
- Каждый прав и не прав, смотря откуда глядеть. Речь не о частностях, я говорю о глобальных законах империй. А отдельные люди что ж, иногда они шагают в ногу с ритмами империй, иногда - нет.
Виктор задумчиво потеребил бороду.
- Если российско-советская империя - историческая благодать, то почему она погибла?
- С мистической точки зрения, наверное, потому же, почему и Христос. Чтобы убедить людей, что спасение возможно только через страдание. Без жертв и самоограничений у человечества нет будущего. Теперь это уже не символ веры, а научно доказанное знание.
- Теперь я вижу, почему Эмка балдела, общаясь с тобой. И в пасторы подалась, наверное, из-за тебя. Ты что, совсем стал верующим?
- Смотря как это понимать.
- Да как все.
- Наверное, я понимаю не как все. Россия мне нынче представляется Иисусом на Голгофе. Уже всех оглушили торжествующие вопли палачей, и толпа уверовала, что со смутьяном, умирающим на кресте, навсегда покончено. Но семя новой веры прорастает. Люди начинают понимать, что ненасытность порочна, что империи с роковым наследством обжорства, потребительства, нетерпимости обречены...Они выезжали со стоянки, крадучись, поминутно оглядываясь. Но ни в городке, ни на автобане, пока ехали до Ольденбурга, серой машины так больше и не увидели.
- Ты называл адрес - Рюдерштрассе? - спросил Виктор. - Взгляни на карту. По-моему, это в районе южных спорткомплексов.
Оказалось, он неплохо знал Ольденбург. Уверенно сворачивал с оживленных улиц в тихие переулки и наконец, проскочив по высокому мосту крохотную речушку с указателем "Hunte", решительно въехал в щель между машинами, стоявшими у тротуара почти вплотную одна к другой.
- Я здесь тебя подожду. Тут не Фрязино, место для машины не больно-то сыщешь. Так что шагай пешком. Вот этим переулком.
И Сергей пошел по чистой брусчатке, помахивая дорожным кейсом, в котором были пакет Мурзина да свое барахлишко - электробритва, зубная щетка, полотенце, а еще подаренный блокнот "Adjutant".
Нужный дом на Рюдерштрассе оказался довольно большим, краснокирпичным, трехэтажным. И старичок, назвавшийся Клаусом, был под стать дому краснолицый, коренастый. Глаза его за толстыми стеклами очков казались выпуклыми.
Клаус провел гостя в маленькую гостиную, в которой были диванчик, кресло, телевизор и книжный стеллаж, долго читал и перечитывал письмо, и лицо его при этом не выражало ничего.
Затем он долго, не мигая, смотрел на гостя и наконец спросил на ломаном русском:
- Ну-с, молодой человек, я слушать.
Сергей растерялся. Ему было велено отвезти, отдать и что-то взять. Без слов. А тут потребовались объяснения.
- А вы ничего не хотите мне сказать? Или передать?
- А вы?
Сергей растерялся, но тут же вспомнил про записку, лежавшую у него в бумажнике, короткую, всего в семь строк, написанных корявым почерком. Мурзин просил хранить ее отдельно и отдать Клаусу лишь когда он о ней спросит.
- Не спросит, не отдавай, уедешь от Клауса - сожги, - наставлял Мурзин.
- Что в ней такого? - спросил тогда Сергей.
- Признаться, я и сам этого не знаю. Прочтешь, так ничего особенного. Про погоду в Москве. Но ты записку побереги, без нее он тебе не доверится...
Интересно было наблюдать, как меняется лицо Клауса, рассматривавшего записку. Длилось это довольно долго, хотя, по мнению Сергея, читать там было совершенно нечего.
- Ну-с, молодой человек, я вас слушаю, - повторил Клаус, подняв глаза. Повторил по-немецки и совсем другим, более мягким тоном.
- Извините, но я хотел бы сейчас же и уехать, - сказал Сергей. - Я на машине, меня ждут.
Клаус встал, подошел к окну.
- Где ваша машина?
- Далеко, на другой улице. Я не стал подъезжать к дому.
Это, похоже, удовлетворило хозяина, он вышел и скоро вернулся с подносом, на котором были кофейник, две чашки, вазочка с печеньем.
- Давайте пить кофе, молодой человек. Я вам покрепче налил. Не возражаете?
- Спасибо.
- Пейте, на меня не смотрите. Сердце у меня не терпит, когда его подталкивают.
Прошло еще не меньше пяти минут, прежде чем Клаус произнес очередную фразу.
- Значит, вы всего лишь курьер? И что будете везти, не знаете?
- Меня это не интересует.
- Конечно, конечно. Только вот ведь в чем дело: у меня нет того, что вас не интересует. - Он нахмурился, но в то же время выпуклые глаза его насмешливо блеснули. - Но если вы приедете завтра...
- Не могу. Завтра мой друг, который привез меня сюда, занят на работе.
- Можно приехать без него, поездом.
- Можно, конечно, - вздохнул Сергей. Не хотелось ему тратить на это еще и завтрашний день.
- Или, если хотите, переночуйте у меня.
- Мне надо посоветоваться.
- Посоветуйтесь.
Уходя, Сергей оглядывался, и всякий раз видел в окне Клауса, смотревшего ему вслед.
Нет, никто за ним не следил. Это Сергей установил точно, понаблюдав за уезжающей машиной Виктора и затем сделав изрядный крюк по улицам. Успокоившись, он начал подумывать о том, что вот сейчас хорошо бы отдохнуть на мягком диванчике Клауса в обнимку с хорошей бутылочкой, попялиться на заграничный телевизор. Замечательные вина есть в Германии, одни названия чего стоят. Например, "Liebfraumilch" - "Молочко любимой женщины". И он зашел по пути в небольшой магазинчик. Запомнившегося названия не оказалось, зато нашлось другое, "Bremenblumchen" - "Бременские цветочки". Сергей взял две бутылки, одну на стол, другую в кейс, про запас. И закуски кое-какой тоже купил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70