Пауль ел неторопливо, отпивал пиво, аккуратно промокал салфеткой полные губы. Сергей осторожно осматривался, соображая, что и как предпринять, чтобы исчезнуть. И придумал.
Наевшись и отдышавшись, они, переходя с одного эскалатора на другой, неторопливо спустились вниз, вышли на людную Кёнигштрассе. И тут Сергей остановился, оглянулся на широко раскрытые двери супермаркета.
- Что? - заинтересовался Пауль. - Кого-то увидели?
- Забыл зайти.
- Куда?
Сергей наклонился к нему, сказал по-русски:
- В кабинет, сортиром именуемый. Давно терплю.
- Зайдете в другом месте.
- Боюсь осрамиться. Вы погодите, я сейчас.
Он кинулся обратно к эскалатору. Наверху оглянулся: Пауль бежал следом, расталкивая людей. Удрать не удавалось.
Сначала Сергей хотел запереться в кабинке туалета и не выходить, пока Паулю не надоест ждать. Войдя в мужской туалет, он вдруг увидел приоткрытую дверь в соседний туалет, женский. Не раздумывая, шагнул в эту дверь, закрыл ее за собой. Женщины не закричали. На их лицах он увидел удивление, даже восхищение, но не испуг.
Выход из женского туалета был с другой стороны, за легкой загородкой. Сергей не рискнул спускаться эскалатором, а прошел к служебному лифту, который присмотрел во время еды. Через минуту он оказался в тесном колодце внутреннего двора и вслед за выезжающим торговым фургончиком вышел на улицу. А затем нырнул в знакомый тоннель подземного трамвая.
22
В школе Сергея дразнили "везунчиком". С легкой руки учительницы математики, которую он терпеть не мог. Математика, точнее математичка, платила ему тем же. Как-то она, не помнится уж за что, поставила его столбом перед классом, как сказала, до конца урока. И в тот же момент прозвенел звонок. Тогда-то она и проворчала: "Везунчик ты, Новиков". Все забылось, осталась кличка, из-за которой ему не раз приходилось драться до крови из носа. Потом привык, порой даже хвастался: "Мне что, я - везунчик". А позднее, когда совсем поумнел, понял, что кличка сослужила ему добрую службу, породила уверенность, даже самоуверенность. А не эта ли черта характера действительно помогает в жизни, делая человека удачливым?
И сейчас Сергей нисколько не удивился, когда увидел на остановке трамвай с цифрой 5, тот самый, что шел в Дегерлох.
"Если все удастся, поставлю свечку", - загадал Сергей, настороженно оглядываясь из окна трамвая. Подумал вдруг, что не знает, ставят ли в немецких кирхах свечки, и с суеверной торопливостью пообещал пожертвовать в храм некую сумму. Какую именно, на всякий случай уточнять не стал. Больших денег у него не было, а обещать Богу свои несколько марок не посмел.
Скоро подземный трамвай выскочил на поверхность и поехал, полого обегая склон. Пестрый ковер красных черепичных крыш раскатывался все дальше. Улицы втягивались в распадки меж зеленых гор и там, вдали, раскатывались другие ковры других городских районов.
Только теперь Сергей понял восторженность Клауса, расписывавшего красоты Штутгарта, этой древней столицы Швабии.
И напутствия Клауса тоже оказались точными. Сергей сошел, как было сказано, возле кирхи, обогнул ее слева и оказался на Моцартштрассе. Нужный дом был совсем рядом - узкий, на три окна и три этажа, плотно сжатый с обеих сторон точно такими же домами, напоминающими солдат в строю.
Взойдя на невысокое крыльцо, Сергей нажал кнопку переговорного устройства, почти сразу услышал тихое покашливание и сказал, что он от Клауса к Хорсту Фогелю.
- Фогеля нет дома, - почему-то сердито ответили ему.
Сергей спустился с крыльца и перешел улицу. Здесь была аптека. Стеклянные двери тотчас раздвинулись, как только он подошел к ним. Пришлось зайти в аптеку. Хозяин ее - маленький розовощекий господин в ослепительно белом халате - в один момент навязал ему упаковку аспирина, зубную щетку, круглую металлическую коробку леденцов от кашля и спросил:
- Вы ищете господина Фогеля?
Сперва Сергей испугался: откуда знает? Но тут же понял: аптекарь видел в окно, как он подходил к дому.
- Увы, его нет.
- Да вон же он.
И Сергей увидел невысокого человечка в короткополой шляпе, спускавшегося с крыльца.
Фогель явно торопился, быстро шел по улице, не поднимая головы, не оглядываясь. Возле кирхи он остановился, помедлил и толкнул тяжелую дверь.
Не раздумывая, Сергей последовал за ним и сразу увидел лысую голову Фогеля, сидевшего на ближайшей к двери пустой скамье.
В кирхе звучал орган, шла служба. Но какая-то странная была эта служба: звуки органа лились из черной колонки динамика, стоявшей на пустом помосте, напоминавшем клубную сцену, и несколько десятков прихожан, неподвижно сидевших на передних скамьях, спокойно слушали. Прямо-таки обычный концерт, а не служба. Хотя какой она бывает в протестанской кирхе, Сергей не знал. Может, именно такой? Приходит же молитвенное состояние в концертном зале. Говорят же, что музыка - это дар, данный нам Богом для того, чтобы все голоса на Земле, смешав свои наречия, возносили соединенным гимном свои молитвы к нему...
Постояв да поколебавшись, Сергей подошел к Фогелю и сел рядом с ним. Тот никак не отреагировал. Так они и сидели какое-то время, слушали орган. Затем Сергей достал записку Клауса, в которой говорилось о Бисмарке, положил Фогелю на колено. Тот дернулся, будто бумажка ужалила его, но взял, прочитал.
- Я знаю, - сказал он. Сказал так тихо, что Сергей подумал: послышалось. - Но я не могу отдать вам то, за чем вы приехали.
Звуки органа гудели под сводами, рвали душу. И Сергей думал о том, что теперь делать. Жаловаться Клаусу? Или звонить Мурзину и говорить, что искомого нет и не будет? Или плюнуть на все и прямо сейчас махнуть к Эмке в Тюбинген? Всего-то расстояния - сорок километров...
Но ведь Фогель не сказал "нет", он сказал "не могу отдать". Значит, он существует, искомый архив, и надо клянчить?
Люди, сидевшие впереди, начали оглядываться на них, разговаривающих в Божьем храме.
- Мы мешаем, - сказал Фогель. - Я выйду, а вы - через минуту. Идите за мной, поодаль.
"Ну, все, - подумал Сергей. - Смоется". Однако, выждал минуту. Когда вышел, увидел серую шляпу Фогеля в конце улицы.
Они дошли до остановки трамвая, свернули на чистую, посыпанную песком дорожку за домами и оказались в лесопарке. Здесь было свежо и тихо. Голые серебристые стволы буков высились, как колонны в храме. Солнце пробивало плотную завесу веток и листьев, весь лес был залит рассеянным светом, как от множества светильников, и это создавало впечатление чистоты, почти стерильности. Местами лес редел, и в просветах были видны пестрые россыпи красных черепичных крыш.
Там, где дорожка раздваивалась, стояли тяжелые деревянные скамьи для отдыха и тонкие высокие столбы со стрелками - указателями направлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70