– Это все очень хорошо, но я должен видеть мистера Трелони! Что толку с того, что вы говорите мне, что я не могу, если я говорю вам, что я должен. Вы все время откладываете! Я пришел в девять часов; вы сказали, что он еще не встал, что ему нездоровится и его нельзя тревожить. Я пришел в двенадцать, и вы снова мне сказали, что он еще не вставал. Я тогда спросил, что мисс Трелони еще не вставала. Сейчас три часа, и вы снова мне говорите, что он в постели и еще не проснулся. Где мисс Трелони? «Она занята и ее нельзя беспокоить!» Что же, кто-то же должен ее побеспокоить! Я здесь по особому делу, касающемуся мистера Трелони, и я приехал из таких мест, где слуги всегда начинают с «нет». Я уже три года жду у дверей зданий и шатров, где начинает казаться, что легче достучаться в могилу, и где вы уже думаете, что люди внутри не живее, чем мумии. Я говорю вам, что с меня этого хватит. Когда я прихожу в дом человека, на которого работал, и нахожу его дверь закрытой, а слуги встречают меня точно такими же словами, этого я не понимаю. Разве мистер Трелони отдал вам распоряжение, что меня не следует впускать и он не станет со мной встречаться, когда я приду?
Он прервался и возбужденно вытер лоб. Слуга отвечал ему очень вежливо.
– Мне очень жаль, сэр, если, выполняя свои обязанности, я каким-то образом задел вас. Но у меня есть приказы, и я должен им подчиняться. Если вы пожелаете оставить записку, я передам ее мисс Трелони; если же оставите адрес, она сможет связаться с вами, – ответ прозвучал таким добросердечно, но не более того.
– Приятель, к вам лично я ничего не имею, и мне жаль, если я потревожил ваши чувства. Мне нужно быть справедливым, даже когда я зол. Но кто угодно разозлится, оказавшись в таком положении. Время не ждет. Нельзя терять ни часа – ни минуты! И все же я торчу здесь, уже шесть часов обивая порог и все это время зная, что ваш хозяин рассердится в сто раз больше, когда узнает, как бесцельно пропало столько времени. Его можно разбудить хоть тысячу раз, чтобы он смог поговорить со мной прямо сейчас, и пока еще не поздно. Бог ты мой, это просто ужасно после всего того, через что я прошел, – видеть, как твои труды пропадают в последнюю секунду: когда ты уже у самой двери, тебя отпихивает тупой лакей! Хоть у кого-нибудь в этом доме есть здравый смысл или хоть авторитет, если здравым смыслом он не обладает? Я очень быстро смогу его убедить, что вашего хозяина надо будить, даже если он спит, как Семь Красавиц…
В искренности этого человека нельзя было усомниться, так же как и в том, что дело срочное, по крайней мере, с его точки зрения.
Я выступил вперед.
– Моррис, – сказал я, – вам бы следовало известить мисс Трелони, что этот джентльмен хотел бы увидеться именно с ней. Если она занята, попросите миссис Грант передать ей.
– Очень хорошо, сэр, – с облегчением ответил он и исчез.
Я провел незнакомца в небольшую гостиную. По дороге он меня спросил:
– Вы секретарь?
– Нет! Я друг мисс Трелони. Меня зовут Росс.
– Огромное вам спасибо, мистер Росс, за вашу доброту! – сказал он. – Меня зовут Корбек. Я дал бы вам свою карточку, но в тех местах, откуда я приехал, визитных карточек нет. А если бы они у меня и были, то, я полагаю, прошлой ночью они тоже бы исчезли…
Он внезапно остановился, как бы поняв, что сказал слишком много. Мы оба молчали; пока мы ждали, я его рассматривал. Невысокий, плотный человек, загорелый до цвета кофе; вероятно склонный к полноте, но сейчас крайне исхудавший. Глубокие морщины на него лице и шее происходили не от времени и солнца; они безошибочно указывали на то, что мышцы ввалились и кожа потеряла свою упругость. Шея представляла собой сложную сеть рубцов и морщин, как бы иссушенная жаром пустыни. Такой цвет кожи можно было заработать, побывав на Среднем Востоке, в тропиках или в пустыне, но в каждом случае оттенок загара был свой. Эти оттенки различались, и однажды их увидев, можно было легко заметить смуглое свечение в одном случае, яркий красно-коричневый цвет в другом, а в третьем – темный въевшийся ожог, ставший постоянным оттенком. У мистера Корбека была массивная голова, с косматой темной красно-коричневой гривой волос, но лысая с висков. Он обладал красивым, высоким и широким лбом, с четко обозначенными лобными пазухами, если использовать термины физиогномики. Их квадратный вид свидетельствовал о логическом мышлении, а полнота под глазами – о склонности к языкам. Короткий широкий нос, выдающийся вперед подбородок и мощная челюсть говорили об энергичности и решительности.
«Весьма подходящий для пустыни тип», – думал я, глядя на него.
Мисс Трелони пришла очень быстро. Увидев ее, мистер Корбек, казалось, был удивлен. Его раздражение и возбуждение еще не прошли, так что такое вторичное и чисто внутреннее ощущение, как удивление, могло бы и не проявиться. Но, когда она заговорила, он уже не отводил от нее глаз, и я напомнил себе, что надо побыстрее найти возможность исследовать причину его удивления. Она начала с извинений, чем быстро свела на нет его возмущение:
– Конечно, если бы отец хорошо себя чувствовал и я не дежурила бы в комнате больного, когда вы приходили в первый раз, вас не заставили бы ждать. Теперь не будете ли вы так любезны сказать, что у вас за срочная причина? – Взглянув на меня, он заколебался, но мисс Трелони сразу же добавила: – У меня нет никаких секретов от мистера Росса. Я ему полностью доверяю, и он помогает мне в моих несчастьях. Думаю, что вы не совсем понимаете, в каком состоянии находиться мой отец. Уже три дня он не просыпается и не приходит в сознание; я очень встревожена. К несчастью, я очень мало знаю как об отце, так и о его жизни. Я стала жить с ним только год назад и не имею представления о его занятиях. Я даже не знаю, кто вы и какое у вас может быть дело к нему, – она говорила это с легкой, извиняющейся улыбкой, в то же время изящной, как бы вежливо выражая абсурдность своего незнания.
Секунд пятнадцать он внимательно смотрел на нее, затем заговорил, сразу же приступив к делу, будто бы он принял решение и к нему вернулась прежняя уверенность.
– Меня зовут Юджин Корбек. Я Магистр Гуманитарных Наук, Доктор Юриспруденции и Магистр Хирургии в Кембридже; Доктор Литературы в Оксфорде; Доктор Естественных Наук и Доктор Филологии в Лондонском университете; Доктор Философии в Берлине; Доктор Восточных языков в Париже. У меня есть и другие степени, титулы и прочее, но не стоит вас тревожить их перечислением. Перечисленные мною степени говорят вам о том, что я достаточно «оперен» дипломами, чтобы влететь даже в комнату, где лежит больной. В молодости – в соответствии со своим и интересами и желаниями, но во вред для своего кармана – я заинтересовался египтологией. Меня, должно быть, укусил какой-то ядовитый скарабей, потому что мне плохо после этого пришлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69