– Если тебе безразлично, – спросила она, заставляя его снова посмотреть ей в лицо, – почему ты не перестаешь повторять мне это?
Он молчал.
– Или тебе просто боязно признать, что на самом деле не безразлично, а, Артемис Энтрери? – дразня его, продолжила она и отступила на шаг.
– Ты слишком высокого мнения о себе, – хмуро сказал он, вставая.
– Но ведь я жива до сих пор. Ты мог бы убить меня в Палишуке, но не стал.
– Не стоило трудов. К тому же ты охраняла королевского солдата.
– Ты мог убить меня тысячу раз, но я жива, и ты меня по-прежнему боишься.
– Ты и впрямь чересчур высокого мнения о себе.
Но Калийа будто не слышала. Она придвинулась к нему, ее прекрасные глаза сияли.
– Поверь, Артемис Энтрери, я стою трудов, – почти касаясь его губами, неожиданно хриплым голосом промолвила она, дыша ему прямо в лицо.
– Я не убивал твою подругу, – повторил Энтрери тоже внезапно севшим голосом.
Она медленно подняла руку, скользнула ладонью вверх по его груди и обвила шею.
– Я верю, – бросила она, с силой притянула Энтрери к себе и поцеловала долгим поцелуем, укусив за губу.
Обеими руками она стиснула его плечи, а он не только не сопротивлялся, но и сам обнял и крепко прижал к ее себе, потом поднял руку и вцепился в густые блестящие волосы Калийи.
Она завалилась на столик и потянула его за собой, но неустойчивый стол опрокинулся, они упали, перевернув стул, и оказались на полу, даже не заметив этого. Не размыкая губ, они лихорадочно расстегивали друг на друге одежду.
У Артемиса Энтрери, одного из самых грозных убийц Калимпорта, было много женщин, но ни с одной из них он не занимался именно любовью. Прежде это было лишь удовлетворением физиологической потребности, и не более, но в этот раз все вышло иначе.
Когда, насытившись друг другом, они отдыхали, он сидел и рассматривал лицо Калийи в неярком свете очага. Даже страшный шрам, по которому он осторожно провел пальцем, не казался ему в этот момент безобразным.
Вдруг в коридоре послышался шум. Оба сразу вспомнили, кто они и где и что скоро настанет день. Любовники одновременно вскочили и стали торопливо одеваться, не обменявшись ни единым словом.
Застегивая последние пуговицы на рубашке, Калийа повернулась к нему и спросила:
– Ты посмотрел на мое лицо и пожалел о том, что произошло?
Он с недоумением воззрился на нее:
– Разве ты считаешь себя уродиной?
– А ты разве нет?
– В тебе есть и недюжинные способности, и красота, – со смехом признал он, – но если для удовлетворения тщеславия ты нуждаешься в подобных комплиментах, почему бы не найти чародея или жреца, чтобы исправить… – И он осекся под ее холодным взглядом.
И тогда он понял, в чем дело. Не будь этой уродливой отметины, Калийа была бы одной из самых красивых женщин на свете. Необыкновенно гибкая, сильная, стройная, с сияющими глазами и роскошными блестящими волосами, она, благодаря эльфийской крови, отличалась необычной внешностью с несколько заостренными чертами, и это выделяло ее среди других. Но при этом она много лет не расстается со шрамом, хотя у нее наверняка есть деньги, чтобы от него избавиться, – взять хоть вознаграждения за отрезанные уши. Он вспомнил, как они занимались любовью – сперва воинственный хищный напор, потом нерешительность и, наконец, блаженство, в которое они оба позволили себе погрузиться. Ему это далось непросто, видно, и ей тоже.
Очевидно, эту женщину, которая могла бесстрашно сразиться с великаном, беззащитность близости пугала. А шрам оберегал ее.
– Ты все равно прекрасна, со шрамом или без, – проговорил он. – Хотя тебе не хочется это признавать.
Калийа резко обернулась и быстро сказала:
– Не одна я прячусь за шрамом.
– Знаешь, я раньше убивал за такие намеки.
Рассмеявшись, она подошла ближе.
– Тогда я еще кое-что скажу, Артемис Энтрери. – И она мягко взяла его лицо в ладони. – Ты никогда не убьешь меня, – тихо произнесла она.
А он ничего не ответил.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85