Нет ли у вас предположения, что они могут означать?
– Наверное, это ключ к транской графике, – ответила Лоран. – Ключ, позволяющий владельцу предмета научиться читать надписи на древних языках.
Фелдон улыбнулся:
– В самом деле. К сожалению, у этих надписей довольно мрачное содержание.
Лоран подняла бровь:
– А именно?
Фелдон заглянул внутрь чаши.
– Я еще не все понял, но основную идею уловил. Итак, как я сказал, предмет называется силекс, он из [ опять та же самая опечатка. прим Vened'а ] или от Голгота. Из текста непонятно, что или кто такой этот Голгот – страна, король или мастер, сработавший чашу. И судя по всему, этот предмет предвещает конец света.
Лоран безмолвно уставилась на Фелдона. Фелдон покачал головой:
– Я знаю, что вы сейчас думаете – что это все чушь, сказки и шарлатанство. Поэтому-то я и не решился показать эту вещь всем остальным. Драфна давно утвердился во мнении, что еще немного, и я начну расхаживать по башне с зажженным кадилом и крутить молитвенные колеса. И все же выслушайте меня – вот перевод с древнефалладжийского: «Сотри все с лица земли, очисти ее. По твоей воле наступит конец. Уничтожь империи и начни все сначала». И вот еще фраза: «Имей силу решиться – и наступит конец. Наполни меня воспоминаниями о земле». Звучит довольно недвусмысленно.
– «Наполни меня воспоминаниями», – повторила Лоран. – Звучит как болтовня шарлатанов. Как в старинных сказках, где для заклинаний требовались шепот умирающего солнца и улыбка кошки. Кажется, у фалладжи была такая сказка про город, который заключили в бутылку и он спасся, а весь мир был уничтожен?
Фелдон поднял глаза:
– Значит, вас это не убеждает? Лоран отрицательно покачала головой:
– Я думаю, что эта находка поможет нам раскрыть многие тайны. Возможно, здесь записано какое-то предостережение, сделанное в древние времена. Но слова про конец света не кажутся мне убедительными.
– Ладно. А теперь возьмите чашу в руки, – сказал Фелдон, откидываясь на спинку кресла. – Не бойтесь, возьмите ее.
Лоран взялась за ручки и подняла чашу со стола. Едва она прикоснулась к металлу, ее охватило какое-то необъяснимое беспокойство – такое чувство возникает, когда полуденное солнце вдруг скрылось и над всем миром простерлась тень. Лоран огляделась вокруг, и ей показалось, что в комнате и вправду стало темнее. Ей почудилось, что из проникшей в комнату тьмы раздался крик, печальный плач ребенка, такой тихий, что Лоран едва расслышала его.
Аргивянка поставила чашу на стол и отпустила ручки. В тот же миг тьма исчезла и все стало как прежде. Как будто солнце снова вышло из-за туч, и плач ребенка затих.
– Вижу, вы тоже это почувствовали, – сказал Фелдон. Лоран кивнула и присела напротив Фелдона, так что силекс оказался точно между ними.
– Тут что-то есть.
– Что-то такое, чего мы еще не понимаем, – согласился Фелдон. – Что это? Предупреждение? Оружие?
– Но что это вообще значит? – спросила Лоран. – «Наполни меня воспоминаниями»…
– Разве Хуркиль не обучала вас технике медитации? – поинтересовался Фелдон.
– Она обучила архимандрита, а та кое-чему научила меня, – ответила Лоран. – Но существует очень много техник медитации, у разных ученых они разные, например у певцов-колдунов из Сумифы…
Фелдон оборвал ее жестом:
– Я спрашиваю о той технике, которой пользуется наша молчаливая подруга Хуркиль.
– Архимандрит говорит, что она усаживается поудобнее и думает о своем родном Лат-Наме, о лазурных волнах, покрытых белыми барашками, о том, как они разбиваются о берег, на миг зависая в воздухе. Я думаю, что мысли о родине позволяют ей достичь покоя, – сказала Лоран. – Пока они живы в ее памяти, ей нет нужды возвращаться на свой родной остров.
– И это все? – спросил Фелдон.
Лоран пожала плечами:
– Была пара странных случаев, – сказала она. – Архимандрит говорила, что после медитаций Хуркиль в ее комнатах становилось чище, как будто в них убирали. Книги сами собой оказывались на полках, а перья – в футляре. И конечно, никто не признавался, что это сделал он.
– И вы верите в это? – прорычал ее собеседник.
– Мне кажется, нам нужно глубже в это вникнуть, – ответила Лоран. – Если бы речь шла не о Хуркиль, Драфна заявил бы, что все это сказки и бредни.
– Верно, – кивнул Фелдон. – Но пытались ли вы попробовать сами? Пытались ли вы сосредоточенно вспоминать свою родину?
Лоран снова пожала плечами:
– Я не слишком хочу думать о том, что сейчас делается в Аргиве.
– Да, пожалуй, – сказал ученый. – А я попробую-таки выучиться медитации. Кажется, есть нечто общее между искусством медитации и идеей наполнить некий сосуд воспоминаниями о земле.
Лоран не ответила, а поглядела на чашу. Она протянула руку, но не решилась вновь прикоснуться к медному предмету.
Тишину нарушил Фелдон:
– Если это оружие, может ли им воспользоваться кто-то из братьев?
Лоран отрицательно покачала головой:
– Не думаю. Это же не механизм, нет ни тросов, ни противовесов, ни шестеренок, ни источника энергии. Есть предупреждение, да и чувство опасности возникает, когда касаешься ее.
Фелдон кивнул:
– Согласен. И все же почему мне так не хочется никому об этом рассказывать?
Лоран задумалась.
– Во всяком случае, надо рассказать архимандриту, – сказала она. – И надо обязательно переписать эти значки на пергамент. Несомненно, переводы помогут нам в работе. А потом спрятать чашу в надежное место, чтобы ее не выкрали. Просто на всякий случай – а вдруг эта чаша в самом деле может то, что на ней написано.
Фелдон еще раз кивнул, не отрывая глаз от силекса.
– В этом есть некое искушение, не правда ли? В том, чтобы стереть все с лица земли и начать все сначала?
Лоран поднялась с кресла, но задержалась у двери.
– Да, – согласилась она, – но в таком случае скорее всего ваши ледники расплавятся. Что же вы будете изучать?
Фелдон грустно улыбнулся:
– Разумно. Что бы там ни происходило между Мишрой и Как-Его-Там, дела еще не так плохи.
Лоран улыбнулась в ответ и оставила Фелдона наедине с его вопросами. Оказавшись в коридоре, она потерла ладони. Пальцы едва повиновались: только сейчас, спустя примерно полчаса с момента, как она взяла в руки чашу, они начали постепенно оживать. Она несколько раз сжала и разжала кулаки, пытаясь вернуть пальцам чувствительность.
«Да что это я, – подумала Лоран. – Ведь правда, дела идут совсем неплохо».
Пока.
Глава 25: Дыба
Тавнос лежал в темнице. Его запястья были закованы в кандалы, ноги были точно так же скованы футовой цепью. Цепи соединялись друг с другом третьей, совсем короткой, к ней. была прикована четвертая цепь, длиннее прочих, а она в свою очередь была прикована к большому железному кольцу в полу. Все было сделано с тем расчетом, чтобы узник не только передвигаться, но и просто встать практически не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
– Наверное, это ключ к транской графике, – ответила Лоран. – Ключ, позволяющий владельцу предмета научиться читать надписи на древних языках.
Фелдон улыбнулся:
– В самом деле. К сожалению, у этих надписей довольно мрачное содержание.
Лоран подняла бровь:
– А именно?
Фелдон заглянул внутрь чаши.
– Я еще не все понял, но основную идею уловил. Итак, как я сказал, предмет называется силекс, он из [ опять та же самая опечатка. прим Vened'а ] или от Голгота. Из текста непонятно, что или кто такой этот Голгот – страна, король или мастер, сработавший чашу. И судя по всему, этот предмет предвещает конец света.
Лоран безмолвно уставилась на Фелдона. Фелдон покачал головой:
– Я знаю, что вы сейчас думаете – что это все чушь, сказки и шарлатанство. Поэтому-то я и не решился показать эту вещь всем остальным. Драфна давно утвердился во мнении, что еще немного, и я начну расхаживать по башне с зажженным кадилом и крутить молитвенные колеса. И все же выслушайте меня – вот перевод с древнефалладжийского: «Сотри все с лица земли, очисти ее. По твоей воле наступит конец. Уничтожь империи и начни все сначала». И вот еще фраза: «Имей силу решиться – и наступит конец. Наполни меня воспоминаниями о земле». Звучит довольно недвусмысленно.
– «Наполни меня воспоминаниями», – повторила Лоран. – Звучит как болтовня шарлатанов. Как в старинных сказках, где для заклинаний требовались шепот умирающего солнца и улыбка кошки. Кажется, у фалладжи была такая сказка про город, который заключили в бутылку и он спасся, а весь мир был уничтожен?
Фелдон поднял глаза:
– Значит, вас это не убеждает? Лоран отрицательно покачала головой:
– Я думаю, что эта находка поможет нам раскрыть многие тайны. Возможно, здесь записано какое-то предостережение, сделанное в древние времена. Но слова про конец света не кажутся мне убедительными.
– Ладно. А теперь возьмите чашу в руки, – сказал Фелдон, откидываясь на спинку кресла. – Не бойтесь, возьмите ее.
Лоран взялась за ручки и подняла чашу со стола. Едва она прикоснулась к металлу, ее охватило какое-то необъяснимое беспокойство – такое чувство возникает, когда полуденное солнце вдруг скрылось и над всем миром простерлась тень. Лоран огляделась вокруг, и ей показалось, что в комнате и вправду стало темнее. Ей почудилось, что из проникшей в комнату тьмы раздался крик, печальный плач ребенка, такой тихий, что Лоран едва расслышала его.
Аргивянка поставила чашу на стол и отпустила ручки. В тот же миг тьма исчезла и все стало как прежде. Как будто солнце снова вышло из-за туч, и плач ребенка затих.
– Вижу, вы тоже это почувствовали, – сказал Фелдон. Лоран кивнула и присела напротив Фелдона, так что силекс оказался точно между ними.
– Тут что-то есть.
– Что-то такое, чего мы еще не понимаем, – согласился Фелдон. – Что это? Предупреждение? Оружие?
– Но что это вообще значит? – спросила Лоран. – «Наполни меня воспоминаниями»…
– Разве Хуркиль не обучала вас технике медитации? – поинтересовался Фелдон.
– Она обучила архимандрита, а та кое-чему научила меня, – ответила Лоран. – Но существует очень много техник медитации, у разных ученых они разные, например у певцов-колдунов из Сумифы…
Фелдон оборвал ее жестом:
– Я спрашиваю о той технике, которой пользуется наша молчаливая подруга Хуркиль.
– Архимандрит говорит, что она усаживается поудобнее и думает о своем родном Лат-Наме, о лазурных волнах, покрытых белыми барашками, о том, как они разбиваются о берег, на миг зависая в воздухе. Я думаю, что мысли о родине позволяют ей достичь покоя, – сказала Лоран. – Пока они живы в ее памяти, ей нет нужды возвращаться на свой родной остров.
– И это все? – спросил Фелдон.
Лоран пожала плечами:
– Была пара странных случаев, – сказала она. – Архимандрит говорила, что после медитаций Хуркиль в ее комнатах становилось чище, как будто в них убирали. Книги сами собой оказывались на полках, а перья – в футляре. И конечно, никто не признавался, что это сделал он.
– И вы верите в это? – прорычал ее собеседник.
– Мне кажется, нам нужно глубже в это вникнуть, – ответила Лоран. – Если бы речь шла не о Хуркиль, Драфна заявил бы, что все это сказки и бредни.
– Верно, – кивнул Фелдон. – Но пытались ли вы попробовать сами? Пытались ли вы сосредоточенно вспоминать свою родину?
Лоран снова пожала плечами:
– Я не слишком хочу думать о том, что сейчас делается в Аргиве.
– Да, пожалуй, – сказал ученый. – А я попробую-таки выучиться медитации. Кажется, есть нечто общее между искусством медитации и идеей наполнить некий сосуд воспоминаниями о земле.
Лоран не ответила, а поглядела на чашу. Она протянула руку, но не решилась вновь прикоснуться к медному предмету.
Тишину нарушил Фелдон:
– Если это оружие, может ли им воспользоваться кто-то из братьев?
Лоран отрицательно покачала головой:
– Не думаю. Это же не механизм, нет ни тросов, ни противовесов, ни шестеренок, ни источника энергии. Есть предупреждение, да и чувство опасности возникает, когда касаешься ее.
Фелдон кивнул:
– Согласен. И все же почему мне так не хочется никому об этом рассказывать?
Лоран задумалась.
– Во всяком случае, надо рассказать архимандриту, – сказала она. – И надо обязательно переписать эти значки на пергамент. Несомненно, переводы помогут нам в работе. А потом спрятать чашу в надежное место, чтобы ее не выкрали. Просто на всякий случай – а вдруг эта чаша в самом деле может то, что на ней написано.
Фелдон еще раз кивнул, не отрывая глаз от силекса.
– В этом есть некое искушение, не правда ли? В том, чтобы стереть все с лица земли и начать все сначала?
Лоран поднялась с кресла, но задержалась у двери.
– Да, – согласилась она, – но в таком случае скорее всего ваши ледники расплавятся. Что же вы будете изучать?
Фелдон грустно улыбнулся:
– Разумно. Что бы там ни происходило между Мишрой и Как-Его-Там, дела еще не так плохи.
Лоран улыбнулась в ответ и оставила Фелдона наедине с его вопросами. Оказавшись в коридоре, она потерла ладони. Пальцы едва повиновались: только сейчас, спустя примерно полчаса с момента, как она взяла в руки чашу, они начали постепенно оживать. Она несколько раз сжала и разжала кулаки, пытаясь вернуть пальцам чувствительность.
«Да что это я, – подумала Лоран. – Ведь правда, дела идут совсем неплохо».
Пока.
Глава 25: Дыба
Тавнос лежал в темнице. Его запястья были закованы в кандалы, ноги были точно так же скованы футовой цепью. Цепи соединялись друг с другом третьей, совсем короткой, к ней. была прикована четвертая цепь, длиннее прочих, а она в свою очередь была прикована к большому железному кольцу в полу. Все было сделано с тем расчетом, чтобы узник не только передвигаться, но и просто встать практически не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137