— Доброе утро… Ола! — ответил маркиз.
Он на секунду запнулся, прежде чем произнес ее имя, потому что не сразу его вспомнил.
Он сел в кресло недалеко от нее, а потом только спросил:
— Вы хорошо себя чувствуете? Не страдаете от качки?
— Нисколько, — ответила Ола, — и если вы позволите, ж бы хотела выйти на палубу после обеда. Я никогда не плавала на судне, которое неслось бы так быстро.
— Вы хотите сказать, что любите море?
— Очень! — просто ответила Ола.
— Я рад это слышать, — сказал маркиз, — потому что у меня есть для вас плохие новости.
Ола вопросительно посмотрела на него, и он сказал:
— Прошлым вечером я приказал моему капитану направиться в Кале, но с северо-востока задул такой сильный ветер, что мы не сможем подойти к берегу Франции. Все, что мы можем, — это нестись по ветру дальше в пролив Ла-Манш.
Маркиз даже и не задумывался о том, как Ола отреагирует на это известие.
Когда же он увидел ее загоревшиеся глаза и улыбку, он сказал себе, что мог бы предвидеть, что она окажется нежеланным гостем, который не будет торопиться отказаться от его гостеприимства.
Словно прочитав его мысли, Ола сказала:
— Вы так добры, милорд, что согласились доставить меня во Францию. Вы не рассердитесь, если я скажу, как я… рада, что… не покину эту чудесную яхту так… быстро, как я… предполагала.
Маркиз даже не знал, как это произошло, но когда стюард принес им обед, он уже рассказывал девушке о своей яхте и о тех трудностях, с которыми столкнулся, строя ее по своему замыслу.
— Мне пришлось сражаться буквально за каждый дюйм этого судна! — сказал он. — И только когда оно было наконец создано, кораблестроители перестали каркать, что мой проект непрактичен, неосуществим и что яхта потонет или превратится в медлительную черепаху в первое же ненастье, в которое она попадет.
— Я рада, что сейчас с ней не происходит ничего подобного, — сказала, смеясь, Ола.
— Вы в полной безопасности, — сказала маркиз. — Моя яхта — самое надежное судно из плавающих в море, и я готов поставить на нее мое состояние и мою репутацию!
Они говорили о судах вообще и о «Морском волке» в частности все время, пока обедали, и лишь когда они закончили, маркиз сказал:
— Когда ветер поутихнет и мы сможем приблизиться к французскому берегу, думаю, что мы проскочим мимо Гавра, тогда я доставлю вас в Бордо.
— Разве вы плывете через Бискайский залив? — спросила Ола.
— Я направляюсь в Средиземное море, — ответил маркиз, — а там, наверное, зайду в Ниццу.
Он Говорил так, будто разговаривал с самим собой, но, увидев выражение лица Олы, понял, что совершает ошибку.
В его планы не входило держать ее на борту хоть одну лишнюю минуту, и при первой же возможности он собирался высадить ее на берег.
— Бордо вполне подойдет мне, милорд, — сказала она, — если будет невозможно зайти… в Гавр.
Она говорит одно, подумал про себя маркиз, а надежда в ее глазах — совсем о другом.
«Не надо было вообще брать ее с собой», — думал он.
Маркиз вспомнил Сару и то, как она склонила его к тому, чего он вовсе не хотел делать, и свою ненависть к женщинам — все это вновь нахлынула на него.
— Могу вас заверить, что мой капитан делает все возможное, чтобы подойти к Гавру, — резко сказал он, — и вам не следует подниматься на палубу. Там очень холодно, да еще и промокнете.
С этими словами он поднялся с места и, не глядя на Олу, вышел из салона.
Она тихо вздохнула.
Ола понимала, что лишь разозлит его, если будет настаивать.
«Чем же он так расстроен?» — размышляла она и внутренне была совершенно уверена, что причина его гнева — женщина.
Но маркиз был таким привлекательным и, несомненно, очень богатым, поэтому казалось невероятным, что любая понравившаяся ему женщина могла бы не броситься в его объятия, если б он того пожелал.
Однако, возможно, что он желает чего-то недостижимого, хотя Ола не представляла себе, что бы это могло быть.
Если ей возбраняется выходить на палубу, думала она, можно хотя бы просмотреть книги, которые она видела в книжном шкафу, занявшем почти целую стену салона.
Ее удивили книги на борту яхты, поскольку она привыкла к тому, что ее отец, находясь в море, был так поглощен хлопотами на судне, что не имел времени для чтения.
Олу поразило, что маркиз отличался от ее представлений о мужчине его возраста и положения.
Она была наслышана о разгульном образе жизни лондонских щеголей и денди, которые, казалось, только и знали, что гнались за удовольствиями и развлечениями.
Она еще вспомнила, что читала о маркизе в парламентских репортажах, и кроме того, его имя постоянно фигурировало на спортивных страницах газет.
«У него, очевидно, много интересов», — подумала она и решила, что ей будет о чем говорить с ним за ужином, если к тому времени останется еще на яхте.
Сама мысль, что ей скоро придется покинуть яхту, вновь пробудила в ней тревоги и опасения, которые обуревали ее утром в каюте, пока она на время не отвлеклась от них, не в силах больше думать о неприятном.
«Я справлюсь, конечно, справлюсь, — уверяла она себя. — В конце концов я ведь была за границей раньше… хотя и не одна».
Она понимала, что совсем иное дело — путешествовать одной. Когда отец с матерью впервые повезли ее учиться в монастырь, они останавливались по пути у своих друзей в их величественных замках, что превращало путешествие в незабываемое приключение.
Когда она ехала в Англию с двумя девочками, тоже англичанками, их сопровождали две монахини и курьер, договаривавшийся о комнатах в гостиницах и распоряжавшийся их багажом.
«Теперь же я буду одна», — думала она и невольно поеживалась, чувствуя, что немного боится.
Ола была убеждена, что разумнее всего будет нанять почтовую карету. Но ей все-таки придется останавливаться по пути в гостиницах, и многим показалось бы странным, что леди, да еще такая молодая, путешествует одна.
Ей вспомнился один случай, вселивший в нее еще большую тревогу.
Когда она возвращалась в Англию с монахинями, они остановились в гостинице на главной дороге, соединявшей Париж с Кале. Она была небольшая и не столь приятная, как другие гостиницы, в которых они останавливались, но монахини объяснили, что эта наилучшая из близлежащих.
Когда они прибыли туда, оказалось, что им не хватает одной комнаты, и пока курьер объяснялся с хозяином гостиницы, к конторке подошла женщина, которая сильно заинтересовала Олу.
Она была француженка, довольно симпатичная и привлекательная, но лицо у нее казалось несколько странным, и Ола поняла, что женщина использовала чересчур много косметики.
Ее ресницы были накрашены тушью, губы обведены малиновой помадой, а на щеках лежал искусственный румянец.
Тем не менее она была в дорогом и очень элегантном платье и выглядела такой прелестной, что Ола никак не могла понять, почему, когда она спросила себе комнату, жена хозяина, которая занималась ею, пока был занят ее муж, грубым тоном поинтересовалась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33