Нависающий над речкой обрыв сделал привал сухим и уютным. Виридовикс не сомневался в талантах хамора. Каким бы ни был жестоким вождь-изгой, в кочевом опыте ему никак не откажешь.
Виридовикс передвинулся ближе к падающим каплям. Денизли проворчал что-то угрожающее на своем языке и поднял лук.
– Вот дурень. Я только хочу намочить свою избитую башку, – сказал кельт. Однако Денизли в ответ хмыкнул и оттянул стрелу на тетиве еще дальше. Обругав его, Виридовикс откатился назад.
– Паршивый евнух, – сказал кельт. Он знал, что ведет опасную игру. Денизли лишь хмыкнул второй раз. По крайней мере, один из кочевников не понимает ни слова по-видессиански, установил Виридовикс.
На всякий случай кельт обложил хамора самыми грязными словами, ругаясь на причудливой ядовито-зловонной смеси из видессианского, латыни и галльского. Он почувствовал легкое облегчение. После этого Виридовикс попытался устроиться поудобнее. А дождь будет лить еще долго, подумал он перед тем, как заснуть.
* * *
Когда дождевая капля упала на щеку Горгида, грек шевельнулся и заворчал. Еще одна шлепнулась ему на ухо. Третья размазалась по закрытому веку. Грек снова заворочался и отмахнулся, не открывая глаз. Bскоре с десяток капель окончательно разбудили его.
– Клянусь собакой! – пробормотал он по-гречески. Когда он ложился спать, было ясно и тихо.
Усевшись, Горгид моргнул. Голова гудела, как с перепоя. Грек не мог понять, почему так паршиво себя чувствовал. Кумыс был крепким, это верно, но за ужином он выпил совсем немного. Такого количества было явно недостаточно, чтобы налить голову свинцом.
Его спутники просыпались, стеная и ругаясь так, что Грек понял: они чувствовали себя не лучше. Оглядевшись по сторонам, Горгид вдруг заметил, что костер уже совсем догорел. Грек нахмурился. Земля была едва влажной. Почему же от большого костра остались только потухшие угли да зола? Огонь разводили совсем недавно. В этом было что-то непонятное.
Агафий Псой подумал об этом тоже.
– У вас что, бараньи головы выросли, растяпы? – рявкнул он на солдат. – Почему вы не поддерживали огонь?
Они виновато бормотали что-то. Свидетельство их позора было налицо.
– Сколько нужно хаморов для того, чтобы разжечь костер? – вопросил в пространство Ариг и тут же ответил сам себе: – Десять. Один собирает хворост, а остальные девять пытаются сообразить, что же делать с этим дальше.
– Хе-хе! – пролаял Псой. Этого короткого смешка было довольно для того, чтобы изобразить вежливость. Хотя в жилах офицера и не текла хаморская кровь, большинство его солдат были хаморами. Естественно, Агафий Псой стал на их сторону, когда аршаум вздумал насмехаться.
Пикридий Гуделин, однако, нашел шутку Арига забавной и тихо трясся от хохота с минуту. Горгид позволил себе криво улыбнуться. Ариг цеплялся за каждую возможность поиздеваться над своими восточными степными соседями.
И тут только Горгид сообразил, что не слышит гулкого басовитого хохота Виридовикса. Вот кто бы заржал над шуткой своего друга. Неужели этот лентяй еще дрыхнет? Горгид пристально вгляделся в темноту. Дождь становился все гуще. Кельта нигде не было видно.
– Виридовикс! – позвал Горгид.
Ему никто не ответил. Он окликнул кельта еще несколько раз. Безрезультатно.
– Наверное, по нужде побежал, – предположил Ланкин Скилицез.
Горгид услышал в темноте быстрые шаги. На миг ему показалось, что догадка Скилицеза была верной. Но к костру вышел один из часовых.
– Эй, в лагере! – крикнул солдат. – Вы что, свихнулись тут совсем? Зачем вы потушили костер? Продолжайте говорить, я найду вас по голосам. – Подойдя ближе, часовой спросил: – Все в порядке? Со мной случилось чтото странное… – Он говорил нарочито спокойно, пытаясь скрыть тревогу. – Я стоял на часах и вдруг стал терять сознание. Я побежал сюда за сменой. Думаю, не успел, потому что, когда я упал, пошел дождь. Странно. Как будто кузнец стучит молотом у меня в голове, а ведь я и капли кумыса не выпил, знал ведь, что мне дежурить первым. Да, которой час?
Как выяснилось, никто не знал, сколько времени. Но об этом говорили недолго – одна из лошадей фыркнула, удивленно и сердито, и с трудом поднялась на ноги. Вскоре начали неуклюже вставать и другие лошади.
Позабыв собственную головную боль, солдаты Псоя и Скилицез побежали к лошадям, торопливо переговариваясь на ходу на смеси видессианского и хаморского. Горгид наконец сообразил: во всем этом что-то не так. Лошади обычно не засыпали все вместе. Солдаты суетились вокруг вялых животных, пытаясь понять, почему те упали.
Ланкин Скилицез вернулся к потухшему костру.
– Горгид!
– Я здесь.
– Где? А, вот ты где. – В темноте офицер чуть не налетел на грека. – Прости, все эта проклятая тьма. Ни хрена не видать. – Лицо Скилицеза смягчилось. – Я слышал, ты врачеватель. Ты не мог бы взглянуть на наших лошадей? Они вроде в порядке, но…
Он развел руками. В темноте грек едва уловил это движение. Просьба не слишком обрадовала Горгида.
– Я больше не врач, – отозвался он кратко. Это слишком резкое заявление, решил он тут же и добавил: – Даже если бы я и был им, вряд ли смог бы помочь. Я почти ничего не знаю о животных. Ветеринарное дело очень отличается от медицины.
И требует куда меньше искусства и тонкости, подумал он, но вслух говорить об этом не стал.
Однако Скилицез уловил раздражение грека.
– Я не хотел тебя обидеть.
Горгид нетерпеливо наклонил голову в знак согласия. Он тут же пожалел о своем жесте: в голове что-то протестующе взорвалось нестерпимой болью.
– Виридовикс вернулся? – спросил Скилицез.
– Нет. Куда он, в конце концов, пропал? Где он расстелил одеяло? Если он все еще храпит, я сверну ему шею.
– Боюсь, я сделаю это первым. Придется тебе ждать своей очереди, – усмехнулся Скилицеэ, полуприкрыв глаза. – Кажется, он был там?
Горгид выругал себя за то, что не запомнил, где завалился спать кельт. Если врач (или историк) не умеет запоминать детали, на что он годен? Горгид всегда гордился своим умением подмечать мелочи. А вот теперь, когда именно это умение было бы кстати, оно подвело его.
Наступив в темноте на золу (и все еще удивляясь тому, что она такая холодная), грек пошел в ту сторону, куда показал Скилицез. Офицер был прав. На земле лежало одеяло, влажное от дождя. У изголовья валялся вещевой мешок Виридовикса и шлем кельта с большим обручем, обитым восемью бронзовыми шляпками. Но самого Виридовикса нигде не было видно.
Суматоха и шум в лагере заставили двух пропавших часовых подойти ближе, чтобы узнать, что случилось. Оба солдата нехотя признались, что они заснули на посту.
– Не стоит тревожиться, – важно произнес Пикридий Гуделин. – Ваша небрежность не принесла никакого вреда.
Агафий Псой рвал и метал – как всякий офицер, узнавший, что его солдаты спят на посту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Виридовикс передвинулся ближе к падающим каплям. Денизли проворчал что-то угрожающее на своем языке и поднял лук.
– Вот дурень. Я только хочу намочить свою избитую башку, – сказал кельт. Однако Денизли в ответ хмыкнул и оттянул стрелу на тетиве еще дальше. Обругав его, Виридовикс откатился назад.
– Паршивый евнух, – сказал кельт. Он знал, что ведет опасную игру. Денизли лишь хмыкнул второй раз. По крайней мере, один из кочевников не понимает ни слова по-видессиански, установил Виридовикс.
На всякий случай кельт обложил хамора самыми грязными словами, ругаясь на причудливой ядовито-зловонной смеси из видессианского, латыни и галльского. Он почувствовал легкое облегчение. После этого Виридовикс попытался устроиться поудобнее. А дождь будет лить еще долго, подумал он перед тем, как заснуть.
* * *
Когда дождевая капля упала на щеку Горгида, грек шевельнулся и заворчал. Еще одна шлепнулась ему на ухо. Третья размазалась по закрытому веку. Грек снова заворочался и отмахнулся, не открывая глаз. Bскоре с десяток капель окончательно разбудили его.
– Клянусь собакой! – пробормотал он по-гречески. Когда он ложился спать, было ясно и тихо.
Усевшись, Горгид моргнул. Голова гудела, как с перепоя. Грек не мог понять, почему так паршиво себя чувствовал. Кумыс был крепким, это верно, но за ужином он выпил совсем немного. Такого количества было явно недостаточно, чтобы налить голову свинцом.
Его спутники просыпались, стеная и ругаясь так, что Грек понял: они чувствовали себя не лучше. Оглядевшись по сторонам, Горгид вдруг заметил, что костер уже совсем догорел. Грек нахмурился. Земля была едва влажной. Почему же от большого костра остались только потухшие угли да зола? Огонь разводили совсем недавно. В этом было что-то непонятное.
Агафий Псой подумал об этом тоже.
– У вас что, бараньи головы выросли, растяпы? – рявкнул он на солдат. – Почему вы не поддерживали огонь?
Они виновато бормотали что-то. Свидетельство их позора было налицо.
– Сколько нужно хаморов для того, чтобы разжечь костер? – вопросил в пространство Ариг и тут же ответил сам себе: – Десять. Один собирает хворост, а остальные девять пытаются сообразить, что же делать с этим дальше.
– Хе-хе! – пролаял Псой. Этого короткого смешка было довольно для того, чтобы изобразить вежливость. Хотя в жилах офицера и не текла хаморская кровь, большинство его солдат были хаморами. Естественно, Агафий Псой стал на их сторону, когда аршаум вздумал насмехаться.
Пикридий Гуделин, однако, нашел шутку Арига забавной и тихо трясся от хохота с минуту. Горгид позволил себе криво улыбнуться. Ариг цеплялся за каждую возможность поиздеваться над своими восточными степными соседями.
И тут только Горгид сообразил, что не слышит гулкого басовитого хохота Виридовикса. Вот кто бы заржал над шуткой своего друга. Неужели этот лентяй еще дрыхнет? Горгид пристально вгляделся в темноту. Дождь становился все гуще. Кельта нигде не было видно.
– Виридовикс! – позвал Горгид.
Ему никто не ответил. Он окликнул кельта еще несколько раз. Безрезультатно.
– Наверное, по нужде побежал, – предположил Ланкин Скилицез.
Горгид услышал в темноте быстрые шаги. На миг ему показалось, что догадка Скилицеза была верной. Но к костру вышел один из часовых.
– Эй, в лагере! – крикнул солдат. – Вы что, свихнулись тут совсем? Зачем вы потушили костер? Продолжайте говорить, я найду вас по голосам. – Подойдя ближе, часовой спросил: – Все в порядке? Со мной случилось чтото странное… – Он говорил нарочито спокойно, пытаясь скрыть тревогу. – Я стоял на часах и вдруг стал терять сознание. Я побежал сюда за сменой. Думаю, не успел, потому что, когда я упал, пошел дождь. Странно. Как будто кузнец стучит молотом у меня в голове, а ведь я и капли кумыса не выпил, знал ведь, что мне дежурить первым. Да, которой час?
Как выяснилось, никто не знал, сколько времени. Но об этом говорили недолго – одна из лошадей фыркнула, удивленно и сердито, и с трудом поднялась на ноги. Вскоре начали неуклюже вставать и другие лошади.
Позабыв собственную головную боль, солдаты Псоя и Скилицез побежали к лошадям, торопливо переговариваясь на ходу на смеси видессианского и хаморского. Горгид наконец сообразил: во всем этом что-то не так. Лошади обычно не засыпали все вместе. Солдаты суетились вокруг вялых животных, пытаясь понять, почему те упали.
Ланкин Скилицез вернулся к потухшему костру.
– Горгид!
– Я здесь.
– Где? А, вот ты где. – В темноте офицер чуть не налетел на грека. – Прости, все эта проклятая тьма. Ни хрена не видать. – Лицо Скилицеза смягчилось. – Я слышал, ты врачеватель. Ты не мог бы взглянуть на наших лошадей? Они вроде в порядке, но…
Он развел руками. В темноте грек едва уловил это движение. Просьба не слишком обрадовала Горгида.
– Я больше не врач, – отозвался он кратко. Это слишком резкое заявление, решил он тут же и добавил: – Даже если бы я и был им, вряд ли смог бы помочь. Я почти ничего не знаю о животных. Ветеринарное дело очень отличается от медицины.
И требует куда меньше искусства и тонкости, подумал он, но вслух говорить об этом не стал.
Однако Скилицез уловил раздражение грека.
– Я не хотел тебя обидеть.
Горгид нетерпеливо наклонил голову в знак согласия. Он тут же пожалел о своем жесте: в голове что-то протестующе взорвалось нестерпимой болью.
– Виридовикс вернулся? – спросил Скилицез.
– Нет. Куда он, в конце концов, пропал? Где он расстелил одеяло? Если он все еще храпит, я сверну ему шею.
– Боюсь, я сделаю это первым. Придется тебе ждать своей очереди, – усмехнулся Скилицеэ, полуприкрыв глаза. – Кажется, он был там?
Горгид выругал себя за то, что не запомнил, где завалился спать кельт. Если врач (или историк) не умеет запоминать детали, на что он годен? Горгид всегда гордился своим умением подмечать мелочи. А вот теперь, когда именно это умение было бы кстати, оно подвело его.
Наступив в темноте на золу (и все еще удивляясь тому, что она такая холодная), грек пошел в ту сторону, куда показал Скилицез. Офицер был прав. На земле лежало одеяло, влажное от дождя. У изголовья валялся вещевой мешок Виридовикса и шлем кельта с большим обручем, обитым восемью бронзовыми шляпками. Но самого Виридовикса нигде не было видно.
Суматоха и шум в лагере заставили двух пропавших часовых подойти ближе, чтобы узнать, что случилось. Оба солдата нехотя признались, что они заснули на посту.
– Не стоит тревожиться, – важно произнес Пикридий Гуделин. – Ваша небрежность не принесла никакого вреда.
Агафий Псой рвал и метал – как всякий офицер, узнавший, что его солдаты спят на посту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145