Мне кажется, Роджерс шпионит для мамы…
— Да, скорее всего именно так. — Тревельян задумался — Ты спрашиваешь, какая Клер. Мне кажется, она сильный человек, но сама не осознает этого. Она ведь почти ребенок. Ее сила в том, что она любит людей.
— Мне это не кажется проявлением силы. — В голосе Леатрис был сарказм. Жизненный опыт научил ее, что главное — умение выжить.
— Ты бы посмотрела на нее и старого Мактаврита, — покачал головой Тревельян. — Старик стал абсолютно ручным, арендаторы в нее просто влюбились. Они глядели на нее с таким уважением, какого не выказывали ни одному члену нашей семьи.
Леатрис отстранилась и внимательно посмотрела на брата.
— Велли, да ты влюблен в нее! Он притянул Леа к себе.
— Что за дурацкая идея! Она совершенный ребенок, к тому же любит Гарри и хочет стать герцогиней, и… — Он замолчал и внезапно расхохотался. — Нет, дорогая моя сестричка, я не влюблен. Просто хочу отомстить.
— Маме? — спросила Леатрис.
— Кому же еще?
— Я помогу тебе. — Леатрис даже не поинтересовалась, что именно он собирается сделать. — Убийство? Дадим ей какой-нибудь экзотический яд?
Тревельян засмеялся.
— Нет, ничего быстрого и безболезненного! Когда Гарри станет герцогом, мать собирается управлять всем и вся по-прежнему, до могилы…
— Конечно. А разве кто-нибудь считает, что может быть иначе? Не говори мне, что твоя американка надеется стать полноправной герцогиней!
— Клер не моя американка. Она принадлежит Гарри. Но она действительно полагает, что после свадьбы свекровь переедет во вдовий дом, а она станет сама управлять поместьем и людьми. Клер собирается многое изменить. — Тревельян сделал паузу. — Она намерена распоряжаться деньгами, которые унаследует после замужества, отремонтировать дома арендаторов, обрабатывать поля и внедрить передовые американские методы ведения хозяйства.
— Бог мой! — вскричала Леатрис. — Но Гарри ведь должен был сказать…
В голосе Тревельяна зазвучала злость.
— Гарри лгал, говорил только то, что ей хотелось слышать. Он пообещал, что она сможет распоряжаться после свадьбы.
Леатрис вздохнула.
— Гарри надеется, что так и будет. Сам-то он волен делать все, что пожелает. Он уверен, что мама добра и нежна, и не может понять, почему другие люди с ним не соглашаются.
— Ты права.
— Бедная Клер! — произнесла Леатрис с чувством. — Могу себе представить: она привыкла решать все сама, ведь ее мать — ужасная женщина! Очень примитивная, награждает Гарри самыми невероятными титулами: «Ваша честь» или «Ваша светлость». Тетки нещадно издеваются над ней. Мне кажется, они специально вводят ее в заблуждение, чтобы потом посмеяться.
Тревельян нахмурился.
— А ее отец?
— Он еще ленивее, чем Гарри.
— Невероятно! — воскликнул Тревельян в изумлении. — Все обстоит еще хуже, чем я себе представлял. — Он положил руки на плечи Леатрис, отстранив ее от себя. — Ну что же, сестричка, думаю, нам придется вмешаться. Мы не можем оставаться в стороне и спокойно наблюдать, как эту девочку пожирает наш страшный дом.
Леатрис вздрогнула, на лице ее был неподдельный испуг. Одно дело — злословить о матери, и совсем другое — восстать против нее. Леа видела по лицу брата, что он не шутит.
— Нет, Велли, мы уже не дети и не можем пакостить исподтишка! Раньше я не понимала, что такое настоящее наказание, но теперь знаю точно. Если я восстану, старуха превратит мою жизнь в ад. Я просто выживаю, у меня есть свои маленькие радости, и я не хочу, чтобы меня их лишили. — Леа попыталась высвободиться, но Тревельян крепко держал ее за плечи.
— Послушай, нам впервые выпал шанс, которого мы оба так долго ждали!
— Ты ждал, но не я. Ты помнишь, как она поступила, когда ты ей насолил: услала тебя, и ты так и не вернулся, а я… — Леа замолчала и отвернулась к стене.
— Мать обошлась с тобой хуже, чем со мной. Она сломила твой дух.
Слова Тревельяна прозвучали как оскорбление. Леатрис отодвинулась от брата и встала с кровати.
— Ты совершенно не изменился. Ищешь неприятностей и нарушаешь все правила. В детстве тебя пороли, сажали на хлеб и воду, запирали, а ты так ничему и не научился.
— Да, — тихо ответил он. — Не научился. Я всегда боролся, что бы они ни делали, я держал удар. Теперь я вырос, еду, куда хочу, и делаю, что хочу, иными словами — живу. А ты осталась маленькой запуганной девочкой, запертой в своей комнате. Тебе уже тридцать один, а у тебя нет ни своей семьи, ни своего дома. Все, что у тебя есть, это письма брата, которого ты не видела с самого детства, да колокольчик, управляющий твоей жизнью!
Леатрис хотелось закричать, выгнать Велли, сказать, чтобы он никогда больше не приходил к ней, не нарушал ее покоя. Она могла бы сказать брату, что он ничего не понимает в жизни дома, не знает действительного положения вещей. Она могла бы поклясться, что такая жизнь вполне ее устраивает, но не стала этого делать. Лгать бесполезно — он знает правду.
Была еще одна причина, по которой Леа не могла солгать Тревельяну. В ней проснулась надежда. Почти целый год после отъезда Велли она продолжала бороться. В их дружбе она всегда была ведомой, когда брат исчез, она в конце концов подчинилась матери. В двадцать лет она попыталась восстать и потерпела поражение, ей казалось, что жизнь кончена, но вот появился Тревельян, и душа Леа ожила.
— Что ты собираешься делать? — спросила она со страхом.
— Выдать тебя замуж за Джеймса Кинкайда, — просто ответил Тревельян.
Леатрис окаменела.
— Что… что ты сказал? Тревельян улыбнулся.
— Это идея Клер, не моя. Она сказала Мактавриту, что самое главное — выдать тебя за человека, которого ты любишь всю жизнь. Она думает, что если она пойдет наперекор воле старой карги, то ослабит тем самым ее власть. Хотя я не уверен, что мать выпустит из рук Гарри и хозяйство. Да и поможет ли это самой Клер?.. Однако она упорствует. Кстати, ты-то захочешь выйти за Кинкайда?
Леатрис раскрыла было рот, чтобы ответить, но горло у нее перехватило. Она села на кровать и, глядя в лицо брату, попыталась что-то произнести, но так и не сумела. Леа отвернулась, стараясь успокоиться, потом взглянула на Велли и улыбнулась.
— Американцы очень странные люди, да? В глазах Тревельяна мелькнул смех.
— Если бы я знал это раньше, то вместо Пеша занялся бы исследованием Америки.
Леатрис рассмеялась.
— Выйти замуж за Джеймса?! Я не видела его целую вечность, даже перестала думать о нем. Чем он сейчас занят.
— Не знаю, думаю, по-прежнему работает над своей книгой. — Тревельян произнес это с тем презрением, какое всегда испытывает плодовитый автор к неудачнику, тратящему годы на написание одной книги. — Кажется, об одном из Тюдоров — Генрихе VIII и его женах?
— О Генрихе VII и его экономической политике!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Да, скорее всего именно так. — Тревельян задумался — Ты спрашиваешь, какая Клер. Мне кажется, она сильный человек, но сама не осознает этого. Она ведь почти ребенок. Ее сила в том, что она любит людей.
— Мне это не кажется проявлением силы. — В голосе Леатрис был сарказм. Жизненный опыт научил ее, что главное — умение выжить.
— Ты бы посмотрела на нее и старого Мактаврита, — покачал головой Тревельян. — Старик стал абсолютно ручным, арендаторы в нее просто влюбились. Они глядели на нее с таким уважением, какого не выказывали ни одному члену нашей семьи.
Леатрис отстранилась и внимательно посмотрела на брата.
— Велли, да ты влюблен в нее! Он притянул Леа к себе.
— Что за дурацкая идея! Она совершенный ребенок, к тому же любит Гарри и хочет стать герцогиней, и… — Он замолчал и внезапно расхохотался. — Нет, дорогая моя сестричка, я не влюблен. Просто хочу отомстить.
— Маме? — спросила Леатрис.
— Кому же еще?
— Я помогу тебе. — Леатрис даже не поинтересовалась, что именно он собирается сделать. — Убийство? Дадим ей какой-нибудь экзотический яд?
Тревельян засмеялся.
— Нет, ничего быстрого и безболезненного! Когда Гарри станет герцогом, мать собирается управлять всем и вся по-прежнему, до могилы…
— Конечно. А разве кто-нибудь считает, что может быть иначе? Не говори мне, что твоя американка надеется стать полноправной герцогиней!
— Клер не моя американка. Она принадлежит Гарри. Но она действительно полагает, что после свадьбы свекровь переедет во вдовий дом, а она станет сама управлять поместьем и людьми. Клер собирается многое изменить. — Тревельян сделал паузу. — Она намерена распоряжаться деньгами, которые унаследует после замужества, отремонтировать дома арендаторов, обрабатывать поля и внедрить передовые американские методы ведения хозяйства.
— Бог мой! — вскричала Леатрис. — Но Гарри ведь должен был сказать…
В голосе Тревельяна зазвучала злость.
— Гарри лгал, говорил только то, что ей хотелось слышать. Он пообещал, что она сможет распоряжаться после свадьбы.
Леатрис вздохнула.
— Гарри надеется, что так и будет. Сам-то он волен делать все, что пожелает. Он уверен, что мама добра и нежна, и не может понять, почему другие люди с ним не соглашаются.
— Ты права.
— Бедная Клер! — произнесла Леатрис с чувством. — Могу себе представить: она привыкла решать все сама, ведь ее мать — ужасная женщина! Очень примитивная, награждает Гарри самыми невероятными титулами: «Ваша честь» или «Ваша светлость». Тетки нещадно издеваются над ней. Мне кажется, они специально вводят ее в заблуждение, чтобы потом посмеяться.
Тревельян нахмурился.
— А ее отец?
— Он еще ленивее, чем Гарри.
— Невероятно! — воскликнул Тревельян в изумлении. — Все обстоит еще хуже, чем я себе представлял. — Он положил руки на плечи Леатрис, отстранив ее от себя. — Ну что же, сестричка, думаю, нам придется вмешаться. Мы не можем оставаться в стороне и спокойно наблюдать, как эту девочку пожирает наш страшный дом.
Леатрис вздрогнула, на лице ее был неподдельный испуг. Одно дело — злословить о матери, и совсем другое — восстать против нее. Леа видела по лицу брата, что он не шутит.
— Нет, Велли, мы уже не дети и не можем пакостить исподтишка! Раньше я не понимала, что такое настоящее наказание, но теперь знаю точно. Если я восстану, старуха превратит мою жизнь в ад. Я просто выживаю, у меня есть свои маленькие радости, и я не хочу, чтобы меня их лишили. — Леа попыталась высвободиться, но Тревельян крепко держал ее за плечи.
— Послушай, нам впервые выпал шанс, которого мы оба так долго ждали!
— Ты ждал, но не я. Ты помнишь, как она поступила, когда ты ей насолил: услала тебя, и ты так и не вернулся, а я… — Леа замолчала и отвернулась к стене.
— Мать обошлась с тобой хуже, чем со мной. Она сломила твой дух.
Слова Тревельяна прозвучали как оскорбление. Леатрис отодвинулась от брата и встала с кровати.
— Ты совершенно не изменился. Ищешь неприятностей и нарушаешь все правила. В детстве тебя пороли, сажали на хлеб и воду, запирали, а ты так ничему и не научился.
— Да, — тихо ответил он. — Не научился. Я всегда боролся, что бы они ни делали, я держал удар. Теперь я вырос, еду, куда хочу, и делаю, что хочу, иными словами — живу. А ты осталась маленькой запуганной девочкой, запертой в своей комнате. Тебе уже тридцать один, а у тебя нет ни своей семьи, ни своего дома. Все, что у тебя есть, это письма брата, которого ты не видела с самого детства, да колокольчик, управляющий твоей жизнью!
Леатрис хотелось закричать, выгнать Велли, сказать, чтобы он никогда больше не приходил к ней, не нарушал ее покоя. Она могла бы сказать брату, что он ничего не понимает в жизни дома, не знает действительного положения вещей. Она могла бы поклясться, что такая жизнь вполне ее устраивает, но не стала этого делать. Лгать бесполезно — он знает правду.
Была еще одна причина, по которой Леа не могла солгать Тревельяну. В ней проснулась надежда. Почти целый год после отъезда Велли она продолжала бороться. В их дружбе она всегда была ведомой, когда брат исчез, она в конце концов подчинилась матери. В двадцать лет она попыталась восстать и потерпела поражение, ей казалось, что жизнь кончена, но вот появился Тревельян, и душа Леа ожила.
— Что ты собираешься делать? — спросила она со страхом.
— Выдать тебя замуж за Джеймса Кинкайда, — просто ответил Тревельян.
Леатрис окаменела.
— Что… что ты сказал? Тревельян улыбнулся.
— Это идея Клер, не моя. Она сказала Мактавриту, что самое главное — выдать тебя за человека, которого ты любишь всю жизнь. Она думает, что если она пойдет наперекор воле старой карги, то ослабит тем самым ее власть. Хотя я не уверен, что мать выпустит из рук Гарри и хозяйство. Да и поможет ли это самой Клер?.. Однако она упорствует. Кстати, ты-то захочешь выйти за Кинкайда?
Леатрис раскрыла было рот, чтобы ответить, но горло у нее перехватило. Она села на кровать и, глядя в лицо брату, попыталась что-то произнести, но так и не сумела. Леа отвернулась, стараясь успокоиться, потом взглянула на Велли и улыбнулась.
— Американцы очень странные люди, да? В глазах Тревельяна мелькнул смех.
— Если бы я знал это раньше, то вместо Пеша занялся бы исследованием Америки.
Леатрис рассмеялась.
— Выйти замуж за Джеймса?! Я не видела его целую вечность, даже перестала думать о нем. Чем он сейчас занят.
— Не знаю, думаю, по-прежнему работает над своей книгой. — Тревельян произнес это с тем презрением, какое всегда испытывает плодовитый автор к неудачнику, тратящему годы на написание одной книги. — Кажется, об одном из Тюдоров — Генрихе VIII и его женах?
— О Генрихе VII и его экономической политике!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88