У двери покоев Гекамеда бросила на меня быстрый взгляд, в котором мне почудился какой-то призыв, но я приписал это своему воображению.
Сам я уже принял решение. Передо мной были открыты два пути. Первый — сделать Гекамеду моей настоящей рабыней, ибо было бы нелепо позволить ей занимать прежнее положение. Но, подумав, я понял, что не смогу обращаться с ней как с рабыней, поскольку никогда не считал ее таковой.
Оставался второй путь, и, как я уже сказал, я принял решение.
В холле мы обнаружили Гортину. При виде Гекамеды на лице грейской девушки отразились ненависть и удивление — было ясно, что она не ожидала увидеть ее снова. Но в тот момент я не придал этому значения, а просто спросил ее, вернулся ли Ферейн.
— Он в кухне, — угрюмо отозвалась Гортина.
Я отправился туда. Увидев меня, Ферейн съежился в углу.
— Я прощаю твою измену, Ферейн, ради твоей службы моему отцу, — сказал я, — но если это повторится, я раздавлю тебя, как змею.
Вернувшись в холл, я взял Гекамеду за руку и направился в ее комнату, закрыв за нами дверь. Гортина куда-то исчезла.
Указав дочери Арсиноя на скамью, я несколько минут молча стоял перед ней. Я знал, о чем собираюсь говорить, но начать было нелегко. «Как же она прекрасна, — со вздохом подумал я. — Но, увы, ее красота не для меня».
— Итак, — спокойно заговорил я, — ты выказываешь презрение к своему господину, предавая его. Не думай, что я тебя упрекаю, — ведь я был предупрежден. — Так как Гекамеда не ответила, я продолжал: — Мое сердце пылает, и если я выгляжу спокойным, то мне это дается нелегко. Ты упомянула Елене Аргивской о каком-то сообщении. Что ты имела в виду?
Впервые Гекамеда встретилась со мной взглядом.
— Зачем мне давать тебе объяснения? — с горечью осведомилась она.
— Незачем, — сухо ответил я, — тем более что ты не в состоянии это сделать.
Гекамеда привстала, но тут же снова опустилась на скамью.
— Еще бы! — гневно воскликнула она. — Я ведь уже приговорена. Обычаи греков и троянцев схожи — самой шаткой улики достаточно, чтобы осудить женщину. Разве ты уже не пришел к выводу? Какой смысл что-либо объяснять? Что толку говорить, что Парис сообщил, будто меня зовет Елена? Что он обманул меня?
— Ферейн сказал, что ты пошла с ним добровольно.
— Я этого и не отрицаю. Ведь я думала, что меня позвала Елена Аргивская.
Я с сомнением смотрел на нее, не зная, что сказать и чему верить. Ответ пришел из другого источника. Внезапно я услышал, что сзади открылась дверь, и, обернувшись, увидел Гортину, которая ворвалась в комнату, сверкая глазами.
— Ты лжешь! — свирепо вскричала она, глядя на Гекамеду. — Я все слышала — Парис не говорил ни слова о сообщении от Елены! Я видела, как ты бросилась в его объятия и слышала твои бесстыдные обещания!
Я изумленно уставился на нее:
— Откуда ты знаешь все это?
— У стен есть глаза и уши, — ответила Гортина.
Гекамеда смотрела на нее — я не мог понять, смущенно или всего лишь ошеломленно. Как бы то ни было, я не желал свидетельств соглядатая, поэтому взял Гортину за плечи и выставил ее из комнаты, предупредив, что высеку ее, если она повторит свои оскорбления.
Закрыв дверь на засов, я повернулся к Гекамеде:
— Ты слышала слова Гортины…
— И ты им веришь? — гордо прервала она.
— Я не знаю, чему верить, но уже решил, как намерен поступить, и хочу тебе это сообщить. Но сначала ответь на вопрос: ты влюблена в Париса?
Она с презрением фыркнула.
— Не больше, чем в тебя.
— Ты уверена? У меня есть причина спрашивать об этом. Но сперва объясню, почему я отправился за тобой в его покои. Я сделал это не потому, что люблю тебя, и не для того, чтобы привести тебя назад, а потому, что я — твой господин и хотел доказать это самому себе. Даже Парис не может оскорблять меня безнаказанно. Но теперь, когда я наказал его и привел тебя, ты можешь к нему вернуться. Поэтому я и спрашиваю, любишь ли ты его. Если хочешь уйти к нему, то можешь это сделать. Я дарую тебе свободу.
— Я же сказала, что не люблю его, — тихо произнесла Гекамеда, смертельно побледнев.
— Так же как и меня?
— Да.
— Тогда я не стану принуждать тебя уйти к Парису, но и не могу позволить тебе оставаться со мной. Ты не можешь быть моей рабыней, Гекамеда, потому что я люблю тебя, как жену… Ничего не говори — я знаю, что моя любовь вызывает у тебя отвращение. Больше ты не будешь жить со мной, возбуждая мои желания, но так и не удовлетворяя их.
— Но я не…
— Дай мне закончить. Вопрос в том, что делать с тобой. Я не могу вернуть тебя в Тенедос — город обращен в пепел. О том, чтобы отправить тебя на невольничий рынок, не может быть и речи. Но я не в состоянии сделать тебя свободной в Трое — как пленная гречанка, ты стала бы добычей каждого мужчины.
У меня есть один план — если его удастся осуществить, ты будешь в безопасности. К утру я буду знать, выполним ли он.
Я умолк. Гекамеда смотрела на меня с видом человека, который видит, как рушится его мир. Я не мог этого понять — мне казалось, что она будет радоваться и, возможно, даже благодарить меня.
— Но почему, — наконец заговорила Гекамеда, — почему я должна тебя покинуть?
— Разве я не объяснил? — устало осведомился я. — Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь, развлекая себя ненавистью ко мне.
— А если… если я не ненавижу тебя?
— Ты слишком часто говорила мне обратное, чтобы я мог в этом усомниться.
— Но ведь не… не сегодня.
Я посмотрел ей в глаза и усмехнулся:
— Может быть, ты меня любишь? — С этими словами я повернулся и вышел из комнаты. Сцена становилась для меня слишком мучительной. Мало того что Гекамеда разбила мне сердце — ей еще хотелось поиграть с осколками!
Придя к себе в комнату, я наконец сбросил грязные и окровавленные доспехи, которые носил весь день, и облачился в хитон и накидку. При виде лежащих на полу доспехов я вспомнил о Киссее и о своем долге перед Лиметом, его бедным старым отцом.
Радуясь возможности уйти, я покинул дворец, предупредив Ферейна, что не буду ужинать дома.
Подойдя к особняку на улице Иды, я обнаружил, что утреннее волнение уступило место безысходному отчаянию. Угрюмые и мрачные рабы сидели на скамьях. Лимет, все еще не пришедший в сознание, находился под присмотром лекарей в своей спальне. Я не осмелился войти туда и попросил Климена проводить меня в комнату, где лежали останки моего товарища.
Хотя голову искусно присоединили к телу, которое вымыли и умастили благовониями, неподвижный труп казался совсем не похожим на Киссея. Запечатлев поцелуй на холодном челе моего самого близкого друга, я вышел из дома.
У меня сохранились лишь смутные воспоминания о том, что я делал в тот вечер. Какое-то время я бродил по улицам, потом отправился ужинать в дом Эвена, где пробыл допоздна, слушая, как воины, которым удалось вернуться с поля на своих ногах, делятся совершенными подвигами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63