— Отныне ты должна повиноваться приказаниям Гекамеды, как моим, и выполнять все ее желания. Я ожидаю от тебя повиновения.
Гортина снова опустила взгляд.
— Я повинуюсь, — пробормотала она.
— Отлично. Это все. Скажи Ферейну, чтобы подавал ужин, как только он будет готов.
Когда Гортина вышла, я облегченно вздохнул, радуясь, что так легко от нее отделался.
После ужина я попросил Гекамеду надеть плащ, сказав, что мы прогуляемся по дворцовой территории.
Уже некоторое время я обдумывал один план, и сегодняшние события побудили меня попытаться его осуществить.
Когда мы спускались по широкой лестнице дворца, я сказал Гекамеде, что собираюсь нанести визит Елене Аргивской.
Гекамеда резко остановилась:
— Но… должна ли я идти с тобой?
— Разумеется. Почему бы и нет?
— Разве ты забыл о Парисе?
— Это не имеет значения. — Я взял ее за руку и повел дальше. — С тех пор как мы с тобой объяснились, я больше не опасаюсь его, а что касается Елены, то она наверняка заставила Париса рассказать ей всю правду о вчерашнем происшествии. Она примет тебя как подругу по изгнанию.
Я оказался прав. Елена с радостью приняла Гекамеду, сказав, что больше никто в Трое не приходит к ней, так как ей не могут простить, что она стала причиной осады.
— В этом отношении мы немногим лучше их, — заметил я, — ибо пришли просить о милости.
— По крайней мере, вы не шарахаетесь от меня, — улыбнулась Елена. — О какой милости идет речь?
Думая удивить ее, я с гордостью сообщил, что мы с Гекамедой завтра собираемся пожениться.
— На сей раз, дочь Зевса и Леды, ты была слепа.
Сердце Гекамеды принадлежит мне.
— Подумаешь! — отозвалась Елена. — Я все время это знала. Но чем я могу вам помочь?
— Мы просим тебя пойти с нами в храм.
— С удовольствием.
— Благодарю тебя. Это не обязательно, но мы бы очень этого хотели.
— Я рада, что нужна хоть кому-то. Более того, я принесу жертву Афродите от вашего имени.
— Ты знаешь мое мнение на этот счет, — улыбнулся я, — но не стану тебя обижать.
— Скептик! Ты понимаешь, Гекамеда, что выходишь замуж за человека, который отрицает богов, зная при этом, что я дочь Зевса?
Глаза Елены озорно блеснули, и я не стал протестовать. Оставив их вдвоем, я начал бродить по комнате, разглядывая многочисленные безделушки. Меня удивляло, что Елена не потребовала принести вина, — после прогулки мне хотелось пить, и я знал, что у Париса один из лучших винных погребов во всем городе.
Должен ли я изложить Елене свой план? Вот вопрос, который я пытался решить. Я колебался, понимая, что шансов на успех очень мало. Но почему бы не попробовать? В худшем случае она откажет, а если нет, можно будет подумать вдвоем, как нам преодолеть трудности.
Подойдя к окну, где сидели обе женщины, откинувшись на подушки, я спросил напрямик, не возражает ли Елена вернуться в Спарту.
Она удивленно посмотрела на меня:
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Потому что я должен знать.
Елена выпрямилась:
— Я вижу по твоим глазам, Идей, что тебе не дает покоя какая-то мысль. Выкладывай, в чем дело.
Я повиновался. В двух словах мой проект сводился к очередной попытке положить конец осаде, вернув Елену в греческий лагерь. Греки могли согласиться на это — многие их герои уже пали, и многим предстояло пасть, прежде чем им удалось бы сокрушить городские стены. Что касается троянцев, достаточно сказать, что мы потеряли Гектора, ибо эта потеря ослабила нас в несколько раз.
Возможно, мне следует признаться, что я был лично заинтересован в осуществлении этого плана, думая не только о благе Трои, но и о собственной славе. Не обладая телом и духом воина, я не мог надеяться отличиться на поле битвы. Но что, если я один смогу достичь с помощью дипломатии того, что все герои Троады не могли добиться силой оружия?
Слава этого деяния сделала бы меня бессмертным — я стал бы более великим, чем Эней и Одиссей, мое имя звучало бы по всей Трое и эхо дошло бы до потомства.
Одна проблема разрешилась сразу же, когда Елена согласилась вернуться и передать со мной сообщение Менелаю.
— Конечно, мне будет жаль покинуть Трою, — печально закончила она, — но это лучше, чем видеть ее гибель. Ч го до Менелая, то они с Парисом два сапога пара, и утешением мне послужит то, что я вновь стану царицей Спарты.
— Главная трудность, — сказал я, — добиться согласия греческих вождей, особенно Аякса и Ахилла.
— Боюсь, что это невозможно. Но ты можешь попытаться.
Вскоре мы собрались возвращаться во дворец.
— Нужно соблюдать осторожность, — шепнула мне Елена у двери, — чтобы наш план не дошел до ушей Париса.
Мы с Гекамедой вышли в лунную ночь. Все дышало миром и покоем. На всем пути назад мы не встретили никого, кроме двух стражников. Белый дворец в призрачном сиянии луны усиливал окружающую нас атмосферу тайны, а шепот листьев, колеблемых ночным ветерком, походил на горестные вздохи о несчастьях, постигших город.
— Артемида направляет наши шаги, — сказала Гекамеда, дабы нарушить молчание, но я был слишком занят своими мыслями, чтобы тратить время на разоблачение суеверий. Рука об руку мы прошли мимо дома Гектора и остановились на момент, думая о страшном горе, распростершем свои черные крылья над некогда счастливым кровом.
В ответ на мой стук Гортина открыла дверь наших покоев, сообщив, что Ферейн устал после сегодняшних треволнений и лег спать. Мне это не понравилось, но я промолчал. Сама Гортина отнюдь не выглядела усталой — когда она помогала Гекамеде снять плащ, ее глаза бегали, и я подумал, не попробовала ли она снова моего вина.
Это напомнило мне о собственной жажде, и я спросил Гекамеду, не выпьет ли она со мной вина в моей комнате. Получив ее согласие, я велел Гортине принести нам кубки и сосуд лемносского вина.
— Чистого и неразбавленного, — предупредил я. — Больше я не желаю пить твое водянистое пойло. И чтобы вино было охлажденным.
— Ты знаешь, — спросила Гекамеда, когда мы сели на скамью, — что я тобой недовольна?
— Нет, — улыбнулся я, — хотя мне следовало бы к этому привыкнуть. А в чем причина?
— В том, что ты хочешь вернуть грекам Елену Аргивскую. Мне это не сулит ничего хорошего. Если ты добьешься успеха, то прославишься и будешь презирать бедную Гекамеду, а если потерпишь неудачу, я могу потерять тебя, как Андромаха потеряла Гектора.
Я постарался заверить любимую, что для нее всегда найдется место рядом со мной, какая бы слава меня ни ожидала.
— Что до неудачи, давай не думать о ней, а молиться об успехе.
— Если с тобой случится беда, Идей, это разобьет мне сердце.
— Значит, ты меня любишь?
— Ты это знаешь.
— Сильно?
— Так сильно, что с тобой я забываю обо всем — даже о Тенедосе.
— И ты рада, что станешь моей женой?
— Да.
После этого мы сидели молча, поглощенные собственными мыслями, хотя, возможно, они были одинаковыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Гортина снова опустила взгляд.
— Я повинуюсь, — пробормотала она.
— Отлично. Это все. Скажи Ферейну, чтобы подавал ужин, как только он будет готов.
Когда Гортина вышла, я облегченно вздохнул, радуясь, что так легко от нее отделался.
После ужина я попросил Гекамеду надеть плащ, сказав, что мы прогуляемся по дворцовой территории.
Уже некоторое время я обдумывал один план, и сегодняшние события побудили меня попытаться его осуществить.
Когда мы спускались по широкой лестнице дворца, я сказал Гекамеде, что собираюсь нанести визит Елене Аргивской.
Гекамеда резко остановилась:
— Но… должна ли я идти с тобой?
— Разумеется. Почему бы и нет?
— Разве ты забыл о Парисе?
— Это не имеет значения. — Я взял ее за руку и повел дальше. — С тех пор как мы с тобой объяснились, я больше не опасаюсь его, а что касается Елены, то она наверняка заставила Париса рассказать ей всю правду о вчерашнем происшествии. Она примет тебя как подругу по изгнанию.
Я оказался прав. Елена с радостью приняла Гекамеду, сказав, что больше никто в Трое не приходит к ней, так как ей не могут простить, что она стала причиной осады.
— В этом отношении мы немногим лучше их, — заметил я, — ибо пришли просить о милости.
— По крайней мере, вы не шарахаетесь от меня, — улыбнулась Елена. — О какой милости идет речь?
Думая удивить ее, я с гордостью сообщил, что мы с Гекамедой завтра собираемся пожениться.
— На сей раз, дочь Зевса и Леды, ты была слепа.
Сердце Гекамеды принадлежит мне.
— Подумаешь! — отозвалась Елена. — Я все время это знала. Но чем я могу вам помочь?
— Мы просим тебя пойти с нами в храм.
— С удовольствием.
— Благодарю тебя. Это не обязательно, но мы бы очень этого хотели.
— Я рада, что нужна хоть кому-то. Более того, я принесу жертву Афродите от вашего имени.
— Ты знаешь мое мнение на этот счет, — улыбнулся я, — но не стану тебя обижать.
— Скептик! Ты понимаешь, Гекамеда, что выходишь замуж за человека, который отрицает богов, зная при этом, что я дочь Зевса?
Глаза Елены озорно блеснули, и я не стал протестовать. Оставив их вдвоем, я начал бродить по комнате, разглядывая многочисленные безделушки. Меня удивляло, что Елена не потребовала принести вина, — после прогулки мне хотелось пить, и я знал, что у Париса один из лучших винных погребов во всем городе.
Должен ли я изложить Елене свой план? Вот вопрос, который я пытался решить. Я колебался, понимая, что шансов на успех очень мало. Но почему бы не попробовать? В худшем случае она откажет, а если нет, можно будет подумать вдвоем, как нам преодолеть трудности.
Подойдя к окну, где сидели обе женщины, откинувшись на подушки, я спросил напрямик, не возражает ли Елена вернуться в Спарту.
Она удивленно посмотрела на меня:
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Потому что я должен знать.
Елена выпрямилась:
— Я вижу по твоим глазам, Идей, что тебе не дает покоя какая-то мысль. Выкладывай, в чем дело.
Я повиновался. В двух словах мой проект сводился к очередной попытке положить конец осаде, вернув Елену в греческий лагерь. Греки могли согласиться на это — многие их герои уже пали, и многим предстояло пасть, прежде чем им удалось бы сокрушить городские стены. Что касается троянцев, достаточно сказать, что мы потеряли Гектора, ибо эта потеря ослабила нас в несколько раз.
Возможно, мне следует признаться, что я был лично заинтересован в осуществлении этого плана, думая не только о благе Трои, но и о собственной славе. Не обладая телом и духом воина, я не мог надеяться отличиться на поле битвы. Но что, если я один смогу достичь с помощью дипломатии того, что все герои Троады не могли добиться силой оружия?
Слава этого деяния сделала бы меня бессмертным — я стал бы более великим, чем Эней и Одиссей, мое имя звучало бы по всей Трое и эхо дошло бы до потомства.
Одна проблема разрешилась сразу же, когда Елена согласилась вернуться и передать со мной сообщение Менелаю.
— Конечно, мне будет жаль покинуть Трою, — печально закончила она, — но это лучше, чем видеть ее гибель. Ч го до Менелая, то они с Парисом два сапога пара, и утешением мне послужит то, что я вновь стану царицей Спарты.
— Главная трудность, — сказал я, — добиться согласия греческих вождей, особенно Аякса и Ахилла.
— Боюсь, что это невозможно. Но ты можешь попытаться.
Вскоре мы собрались возвращаться во дворец.
— Нужно соблюдать осторожность, — шепнула мне Елена у двери, — чтобы наш план не дошел до ушей Париса.
Мы с Гекамедой вышли в лунную ночь. Все дышало миром и покоем. На всем пути назад мы не встретили никого, кроме двух стражников. Белый дворец в призрачном сиянии луны усиливал окружающую нас атмосферу тайны, а шепот листьев, колеблемых ночным ветерком, походил на горестные вздохи о несчастьях, постигших город.
— Артемида направляет наши шаги, — сказала Гекамеда, дабы нарушить молчание, но я был слишком занят своими мыслями, чтобы тратить время на разоблачение суеверий. Рука об руку мы прошли мимо дома Гектора и остановились на момент, думая о страшном горе, распростершем свои черные крылья над некогда счастливым кровом.
В ответ на мой стук Гортина открыла дверь наших покоев, сообщив, что Ферейн устал после сегодняшних треволнений и лег спать. Мне это не понравилось, но я промолчал. Сама Гортина отнюдь не выглядела усталой — когда она помогала Гекамеде снять плащ, ее глаза бегали, и я подумал, не попробовала ли она снова моего вина.
Это напомнило мне о собственной жажде, и я спросил Гекамеду, не выпьет ли она со мной вина в моей комнате. Получив ее согласие, я велел Гортине принести нам кубки и сосуд лемносского вина.
— Чистого и неразбавленного, — предупредил я. — Больше я не желаю пить твое водянистое пойло. И чтобы вино было охлажденным.
— Ты знаешь, — спросила Гекамеда, когда мы сели на скамью, — что я тобой недовольна?
— Нет, — улыбнулся я, — хотя мне следовало бы к этому привыкнуть. А в чем причина?
— В том, что ты хочешь вернуть грекам Елену Аргивскую. Мне это не сулит ничего хорошего. Если ты добьешься успеха, то прославишься и будешь презирать бедную Гекамеду, а если потерпишь неудачу, я могу потерять тебя, как Андромаха потеряла Гектора.
Я постарался заверить любимую, что для нее всегда найдется место рядом со мной, какая бы слава меня ни ожидала.
— Что до неудачи, давай не думать о ней, а молиться об успехе.
— Если с тобой случится беда, Идей, это разобьет мне сердце.
— Значит, ты меня любишь?
— Ты это знаешь.
— Сильно?
— Так сильно, что с тобой я забываю обо всем — даже о Тенедосе.
— И ты рада, что станешь моей женой?
— Да.
После этого мы сидели молча, поглощенные собственными мыслями, хотя, возможно, они были одинаковыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63