Я снял его на сезон… может быть, больше.
Науманн присвистнул:
- Счастливчик! Неужели она так хороша, как ты говоришь?
- Спроси любого в Маризи. Весь променад пришел в замешательство, когда она появилась. И я… ну, дело в тол, что я собираюсь жениться на ней.
- Не может быть!
- Да. Ты поймешь меня, когда ее увидишь. Она прекрасна. Никаких недостатков. Но это пока должно остаться тайной… наша помолвка, я имею в виду. Ни одна живая душа не должна узнать об этом. В тебе я уверен.
- Разумеется.
- И еще я рассчитываю на твою помощь. С ней девушка… маленькая хорошенькая девчушка лет восемнадцати. Ее зовут Виви Жанвур. Алина вынашивает планы по устройству будущего Виви, и я предполагаю задержаться до той поры, пока эти надежды не сбудутся.
Науманн улыбнулся:
- Но зачем?
- Из-за генерала Нирзанна. Ты его знаешь, я полагаю. Он родственник Алины, так, во всяком случае, она утверждает. Генерал стал покровителем Алины в Маризи, и она боится, что если он узнает о ее обязательствах по отношению ко мне, то откажет ей в помощи. Кроме того, она говорила какие-то глупости вроде того, что нежелательно видеть Виви рядом в течение медового месяца, и все в таком роде. Короче говоря, она хочет, чтобы я подождал, а мне это не слишком по душе.
- И что я могу сделать?
Повисла пауза, Стеттон, казалось, подыскивал слова.
Наконец он сказал:
- Ну… дело в том… что эта маленькая Виви совсем недурна.
- Да? - Брови Науманна поднялись.
- А ты, я надеюсь, не настолько слеп, чтоб не оценить столь очаровательный трофей. Не берусь гадать, что из этого может выйти, но хотя бы поговори с ней, покатай ее, развлеки ее как-нибудь; во всяком случае, я хочу, чтобы ты с ней встретился, а там посмотрим.
- А что она за девушка?
- Тихая, робкая - всю свою жизнь провела в женском монастыре. Но она действительно хорошенькая.
- Дорогой друг, я подозреваю, что ты надеешься женить меня на твоей протеже.
- Не любой ценой. Я ни на что не надеюсь. Но ты ведь можешь хотя бы просто увидеться с ней… представь ей своих друзей, сделай первый шаг, одним словом, положи начало. Я бы счел это большой помощью.
- Конечно, я увижусь с ней, - сдался Науманн.
- И еще я прошу тебя не откладывать. Давай пообедаем сегодня вечером в «Уоддерине» и все обсудим.
План Стеттона, слишком прямолинейный, непродуманный, все же имел некоторые шансы на успех, ведь Науманн был молод и хорош собой. Изящный, лощеный, слегка циничный, он был любимцем юных дам.
На следующее утро Стеттон явился на Аллею, 341. Алина приняла его милостиво. Она понимала, что его любовь должна хоть чем-то, пусть крохами, питаться. К тому же ей еще кое-что от него было нужно.
- У меня есть друг, которого я хотел бы представить вам, - сказал Стеттон. - Науманн… Фредерик Науманн - секретарь германской миссии. Он знает всех в Маризи… то есть всех, кто имеет вес… а это означает, что он может быть вам полезен.
- Приведите его ко мне, - разрешила Алина.
- Завтра?
- Естественно.
Они побеседовали еще с час, и Стеттон остался на ленч.
- Это восхитительно, - сказал он, сидя рядом с Алиной и Виви. Он трепетал от гордого и тщеславного сознания того, что этот дом - его, эти слуги - тоже, а эта прекрасная женщина обещала себя ему.
Стеттон был из тех натур, которые живут не столько реальностью, сколько своими представлениями о ней.
Он был переполнен ощущением собственной, почти королевской власти и великодушия, поэтому Алина, пожаловавшись на бедность гардероба, сравнительно легко уговорила его еще на двадцать тысяч франков.
На следующий день Стеттон, как и обещал, привел своего друга Науманна в дом на Аллее.
Науманн шел с некоторой неохотой, но Стеттон в свое время оказал ему некую - не важно какую - услугу, поэтому отвергнуть просьбу друга он не мог.
С четверть часа они ожидали в гостиной появления дам.
Алина выглядела восхитительно, но это было в порядке вещей, а вот Виви поразила Стеттона, может быть, потому, что никогда прежде ему не приходило в голову обратить на нее внимание.
На ней было светло-голубое платье из какого-то легкого материала, который плотно облегал ее безупречную фигуру, лицо играло красками, глаза блестели.
«Вот уж не ожидал», - подумал про себя Стеттон.
Его друг, услышав нежный голосок Виви, когда Стеттон представлял его ей, подумал то же самое.
Но в течение следующих пятнадцати минут Стеттон вынужден был признать, что совершил ошибку, приведя сюда друга, поскольку во время беседы - а они весьма мило беседовали, - Науманн, казалось, совсем забыл, что предметом его атаки должна была стать мадемуазель Виви, и глаз не мог отвести от лица мадемуазель Солини.
«Мне следовало бы это предвидеть, - сокрушался про себя Стеттон. - Разве можно смотреть на кого-то еще, когда рядом Алина?»
Он пытался перехватить взгляд Науманна, но молодой дипломат не замечал его усилий.
Алина позвонила, чтобы подавали чай.
- Я знаю, что еще слишком рано, - с улыбкой сказала она, - но дело идет к ужину. Впрочем, это, быть может, соответствует правилам Маризи? - Она повернулась к Науманну: - Знаете, я ведь чужестранка.
- Да. В противном случае я бы увидел вас раньше, - ответил Науманн. - Вы к нам надолго?
- По крайней мере на сезон.
- Ага. А потом, я полагаю, уедете, как любой уважающий себя человек? Видели бы вы Маризи в августе!
Тишина, как в могиле, и жара посильнее, чем в духовке. Невыносимо!
- А вы здесь круглый год, месье Науманн? - вмешалась Виви.
- Да, к несчастью. Вопреки всякому благоразумию.
Принц неизменно отправляется в Швейцарию, а нам, считается, жара нипочем.
Подали чай, и Алина начала его разливать.
Науманн не сводил с нее глаз, но внимательный наблюдатель мог бы заметить, что дело тут не только в ее обаянии, его интерес скорее диктовался острым любопытством, он как будто пытался припомнить, где видел ее прежде. Впрочем, различать такого рода оттенки Стеттон был не способен. Полагая, что его друг поддался очарованию мадемуазель Солини, он нервничал от страха и легкого раздражения.
- Пожалуйста, - обратился он к Виви, когда чаепитие было закончено, - сыграйте нам что-нибудь.
Она послушно направилась к роялю.
Науманн поднялся со своего места и присоединился к Стеттону, стоявшему возле Виви, которая легкомысленно скакала по клавишам, исполняя трагическую пьесу Чайковского. Это было смешно - девушка явно не отличалась музыкальностью.
- Кто она? - шепотом спросила Науманн у Стеттона.
Тот поднял на него глаза:
- Я говорил тебе. Ее отец Пьер Жанвур, француз.
- Нет, я имею в виду мадемуазель Солини. Откуда она?
- Не знаю. Из Фазилики.
- Ты не знаешь?
- Дорогой мой друг, - сухо сказал Стеттон, - я знаю только одно - что ты, кажется, необыкновенно заинтересовался ею. Спрашивается, почему?
- Не валяй дурака, - ответил Науманн и через всю комнату направился к Алине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Науманн присвистнул:
- Счастливчик! Неужели она так хороша, как ты говоришь?
- Спроси любого в Маризи. Весь променад пришел в замешательство, когда она появилась. И я… ну, дело в тол, что я собираюсь жениться на ней.
- Не может быть!
- Да. Ты поймешь меня, когда ее увидишь. Она прекрасна. Никаких недостатков. Но это пока должно остаться тайной… наша помолвка, я имею в виду. Ни одна живая душа не должна узнать об этом. В тебе я уверен.
- Разумеется.
- И еще я рассчитываю на твою помощь. С ней девушка… маленькая хорошенькая девчушка лет восемнадцати. Ее зовут Виви Жанвур. Алина вынашивает планы по устройству будущего Виви, и я предполагаю задержаться до той поры, пока эти надежды не сбудутся.
Науманн улыбнулся:
- Но зачем?
- Из-за генерала Нирзанна. Ты его знаешь, я полагаю. Он родственник Алины, так, во всяком случае, она утверждает. Генерал стал покровителем Алины в Маризи, и она боится, что если он узнает о ее обязательствах по отношению ко мне, то откажет ей в помощи. Кроме того, она говорила какие-то глупости вроде того, что нежелательно видеть Виви рядом в течение медового месяца, и все в таком роде. Короче говоря, она хочет, чтобы я подождал, а мне это не слишком по душе.
- И что я могу сделать?
Повисла пауза, Стеттон, казалось, подыскивал слова.
Наконец он сказал:
- Ну… дело в том… что эта маленькая Виви совсем недурна.
- Да? - Брови Науманна поднялись.
- А ты, я надеюсь, не настолько слеп, чтоб не оценить столь очаровательный трофей. Не берусь гадать, что из этого может выйти, но хотя бы поговори с ней, покатай ее, развлеки ее как-нибудь; во всяком случае, я хочу, чтобы ты с ней встретился, а там посмотрим.
- А что она за девушка?
- Тихая, робкая - всю свою жизнь провела в женском монастыре. Но она действительно хорошенькая.
- Дорогой друг, я подозреваю, что ты надеешься женить меня на твоей протеже.
- Не любой ценой. Я ни на что не надеюсь. Но ты ведь можешь хотя бы просто увидеться с ней… представь ей своих друзей, сделай первый шаг, одним словом, положи начало. Я бы счел это большой помощью.
- Конечно, я увижусь с ней, - сдался Науманн.
- И еще я прошу тебя не откладывать. Давай пообедаем сегодня вечером в «Уоддерине» и все обсудим.
План Стеттона, слишком прямолинейный, непродуманный, все же имел некоторые шансы на успех, ведь Науманн был молод и хорош собой. Изящный, лощеный, слегка циничный, он был любимцем юных дам.
На следующее утро Стеттон явился на Аллею, 341. Алина приняла его милостиво. Она понимала, что его любовь должна хоть чем-то, пусть крохами, питаться. К тому же ей еще кое-что от него было нужно.
- У меня есть друг, которого я хотел бы представить вам, - сказал Стеттон. - Науманн… Фредерик Науманн - секретарь германской миссии. Он знает всех в Маризи… то есть всех, кто имеет вес… а это означает, что он может быть вам полезен.
- Приведите его ко мне, - разрешила Алина.
- Завтра?
- Естественно.
Они побеседовали еще с час, и Стеттон остался на ленч.
- Это восхитительно, - сказал он, сидя рядом с Алиной и Виви. Он трепетал от гордого и тщеславного сознания того, что этот дом - его, эти слуги - тоже, а эта прекрасная женщина обещала себя ему.
Стеттон был из тех натур, которые живут не столько реальностью, сколько своими представлениями о ней.
Он был переполнен ощущением собственной, почти королевской власти и великодушия, поэтому Алина, пожаловавшись на бедность гардероба, сравнительно легко уговорила его еще на двадцать тысяч франков.
На следующий день Стеттон, как и обещал, привел своего друга Науманна в дом на Аллее.
Науманн шел с некоторой неохотой, но Стеттон в свое время оказал ему некую - не важно какую - услугу, поэтому отвергнуть просьбу друга он не мог.
С четверть часа они ожидали в гостиной появления дам.
Алина выглядела восхитительно, но это было в порядке вещей, а вот Виви поразила Стеттона, может быть, потому, что никогда прежде ему не приходило в голову обратить на нее внимание.
На ней было светло-голубое платье из какого-то легкого материала, который плотно облегал ее безупречную фигуру, лицо играло красками, глаза блестели.
«Вот уж не ожидал», - подумал про себя Стеттон.
Его друг, услышав нежный голосок Виви, когда Стеттон представлял его ей, подумал то же самое.
Но в течение следующих пятнадцати минут Стеттон вынужден был признать, что совершил ошибку, приведя сюда друга, поскольку во время беседы - а они весьма мило беседовали, - Науманн, казалось, совсем забыл, что предметом его атаки должна была стать мадемуазель Виви, и глаз не мог отвести от лица мадемуазель Солини.
«Мне следовало бы это предвидеть, - сокрушался про себя Стеттон. - Разве можно смотреть на кого-то еще, когда рядом Алина?»
Он пытался перехватить взгляд Науманна, но молодой дипломат не замечал его усилий.
Алина позвонила, чтобы подавали чай.
- Я знаю, что еще слишком рано, - с улыбкой сказала она, - но дело идет к ужину. Впрочем, это, быть может, соответствует правилам Маризи? - Она повернулась к Науманну: - Знаете, я ведь чужестранка.
- Да. В противном случае я бы увидел вас раньше, - ответил Науманн. - Вы к нам надолго?
- По крайней мере на сезон.
- Ага. А потом, я полагаю, уедете, как любой уважающий себя человек? Видели бы вы Маризи в августе!
Тишина, как в могиле, и жара посильнее, чем в духовке. Невыносимо!
- А вы здесь круглый год, месье Науманн? - вмешалась Виви.
- Да, к несчастью. Вопреки всякому благоразумию.
Принц неизменно отправляется в Швейцарию, а нам, считается, жара нипочем.
Подали чай, и Алина начала его разливать.
Науманн не сводил с нее глаз, но внимательный наблюдатель мог бы заметить, что дело тут не только в ее обаянии, его интерес скорее диктовался острым любопытством, он как будто пытался припомнить, где видел ее прежде. Впрочем, различать такого рода оттенки Стеттон был не способен. Полагая, что его друг поддался очарованию мадемуазель Солини, он нервничал от страха и легкого раздражения.
- Пожалуйста, - обратился он к Виви, когда чаепитие было закончено, - сыграйте нам что-нибудь.
Она послушно направилась к роялю.
Науманн поднялся со своего места и присоединился к Стеттону, стоявшему возле Виви, которая легкомысленно скакала по клавишам, исполняя трагическую пьесу Чайковского. Это было смешно - девушка явно не отличалась музыкальностью.
- Кто она? - шепотом спросила Науманн у Стеттона.
Тот поднял на него глаза:
- Я говорил тебе. Ее отец Пьер Жанвур, француз.
- Нет, я имею в виду мадемуазель Солини. Откуда она?
- Не знаю. Из Фазилики.
- Ты не знаешь?
- Дорогой мой друг, - сухо сказал Стеттон, - я знаю только одно - что ты, кажется, необыкновенно заинтересовался ею. Спрашивается, почему?
- Не валяй дурака, - ответил Науманн и через всю комнату направился к Алине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73