— Ну да, — напомнила Катаржина, заметив, что он втягивает носом воздух. — Здесь ведь официально разрешены легкие наркотики, так что весь город пропах гашишем и марихуаной.
Но пахло вокруг не только морем и наркотиками: в воздухе чувствовался легкий, едва ощутимый аромат цветов.
В стороне, на маслянистой воде канала, располагался знаменитый плавучий рынок, пестревший морем самых невообразимых цветов. Конечно, больше всего там было тюльпанов, но каких тюльпанов! Черные, синие, самых удивительных оттенков лилового, фиолетового и оранжевого, необыкновенной формы…
Старыгин загляделся на цветочный рынок, и на него едва не налетел высоченный тощий растоман в бесчисленных спутанных косичках-дредах и длинной, до колен, холщовой рубахе. В руке он держал дымящийся косячок, а на лице у него было написано выражение абсолютного блаженства.
— Извини, друг! — проговорил он, дружелюбно полуобняв Старыгина за плечо и обдав его сладковатым запахом марихуаны. — Я тебя не заметил, понимаешь! Настроение хорошее, понимаешь? Хочешь курнуть? У тебя тоже будет хорошее настроение! — и он, широко улыбнувшись, протянул свою самокрутку.
— Спасибо, друг! — в тон ему ответил Старыгин. — Как-нибудь в другой раз!
— Ладно, друг, до следующего раза! — и растоман растворился в пестрой толпе.
— Не отвлекайся, — строго сказала Катаржина, у нас все-таки дело.
Еще в самолете Старыгин ломал голову, что же делать в Амстердаме, и понадеялся на то, что его найдут и дадут какую-нибудь наводку. Он боялся признаться самому себе, а уж тем более Катаржине, что надеется на встречу с той самой загадочной женщиной, которая, с одной стороны, все время попадалась на его пути, а с другой — все время ускользала. Возможно оттого, что он был недостаточно настойчив. Но теперь-то он не станет стесняться и миндальничать, если надо, он привяжет неуловимую незнакомку к себе и добьется, чтобы она сказала ему о судьбе картины.
Повернув за угол, Старыгин на мгновение остановился от неожиданности. Он оказался в знаменитом квартале красных фонарей, который едва ли не в такой же степени является визитной карточкой Амстердама, как многочисленные каналы, цветочные рынки и кафе-шопы, где свободно продают марихуану.
Все первые этажи на этой улице представляли собой огромные витрины, за которыми был выставлен на продажу единственный товар женское тело. Полуобнаженные жрицы любви стояли и сидели за стеклом в призывных позах, время от времени прохаживались, как пленные животные в зоопарке, и жестами приглашали прохожих. Большинство среди них было некрасивыми и весьма немолодыми, хотя попадались и довольно привлекательные.
Некоторые витрины были задернуты шторами — это значило, что там в данный момент происходит процесс обслуживания клиента, и через несколько минут на улицу выйдет мужчина с обескураженным лицом, на котором читается вечный вопрос: как, и это все?
Прохожие непрерывным потоком двигались мимо выставленных в витринах прелестниц, обращая на них довольно мало внимания. Исключение, пожалуй, составляла хрупкая старушка в инвалидном кресле, которая в полном восторге разглядывала этот экзотический товар — должно быть, в ее повседневной жизни не хватало адреналина…
Старыгин поравнялся с одной из витрин, за которой откровенно скучала вполне привлекательная девица, весь наряд которой составляла длинная подвенечная фата. Заметив Дмитрия, она призывно замахала руками и окликнула его по-русски:
— Эй, молодой-интересный, иди сюда! — и для верности добавила на ломаном английском:
— Кам хиа, бьютифал!
Старыгин усмехнулся, но не замедлил шаг. Что ж, кому-то он все еще кажется «бьютифал».
— Послушай, — сказала подошедшая Катаржина, — мы уже два часа ходим по городу, у тебя есть какие-нибудь мысли?
— Есть, — со вздохом ответил Старыгин, — идем в Рейксмузеум.
— Зачем? — недовольно спросила Катаржина. —Ты думаешь, что «Ночной дозор» сам вернулся и висит себе теперь на своем месте?
— Ничего я не думаю! — рассердился Старыгин. — Просто больше у меня нет никаких идей!
* * *
Спутники вошли в просторный зал.
— Вот здесь, в этом зале, висела знаменитая картина Рембрандта ван Рейна «Групповой портрет роты амстердамских стрелков», которую обычно называют «Ночным дозором», — заученным тоном проговорил служитель. — В данное время картина находится…
— Знаем, где она находится, — прервал его Старыгин и подошел к пустой стене.
На стене, где многие годы находилось знаменитое полотно, висела скромная табличка. На нескольких языках она сообщала, что в настоящее время картина совершает турне по крупнейшим музеям Европы.
— Уффици во Флоренции, — читала Катаржина перечень этих музеев. — Музей Пражского Града в Чехии, Эрмитаж в Петербурге, музей «La Torre» в Лиссабоне…
— Одну минуточку! — прервал ее Старыгин. —Это еще что за музей? Насколько я помню, картина Рембрандта в начале своего турне побывала вовсе не в Португалии, а в Испании! В музее Прадо!
— Никакого музея «La Torre» вообще не существует! — подхватила Катаржина.
— Зато существует один из Старших Арканов Таро — «La Torre», Башня! Шестнадцатый Аркан!
— Вас что-то интересует? — снова подал голос скучающий служитель.
— Спасибо, мы сами разберемся! — довольно невежливо отмахнулся от него Старыгин и продолжил, повернувшись к Катаржине. —Этот несуществующий музей — явно сообщение, адресованное нам! Только вот что оно значит?
Он вытащил из кармана план Амстердама, развернул его.
— Португальская синагога, — нашел он название на карте. — И от нее идет Португальская улица. Думаю, нам нужен дом номер шестнадцать по этой улице, ведь не случайно упомянута Башня — шестнадцатый Аркан!
— Что это за район? — Старыгин протянул карту служителю и показал ему нужное место.
— Бывшее еврейское гетто, — ответил тот обиженным тоном. — Там нет ничего интересного.
— Спасибо, — Старыгин широко улыбнулся. —Это именно то, что нам нужно!
Он оглянулся и заметил, что Катаржина разговаривает по мобильнику.
— Что, снова муж звонит? — осведомился Старыгин. — Из Мюнхена?
— Из Гамбурга, — машинально ответила она, убирая телефон, — иди вперед, я тебя догоню…
Старыгин медленным шагом двинулся от музея. Его обогнали две девушки — у одной светлые волосы были заплетены не в две, а в четыре косички и завязаны четырьмя розовыми бантами. Сверху был надет на голое тело бронежилет, а снизу — шелковая цветастая юбка. Вторая была наголо брита, в коротеньком трикотажном платьице и в тяжеленных солдатских ботинках.
Рядом с этими девушками неожиданно возник парень в пестрых лохмотьях и в колпаке с бубенчиками, как у средневекового ярмарочного шута. Он прошелся колесом, показал девушкам язык и вдруг налетел на Старыгина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74