Собачка была как игрушечная, хозяйка даже не спускала ее на пол, носила под мышкой, как сумочку, а в кафе сразу усадила на свободный стул и стала кормить миндальным пирожным. Надежде эта собачка до того понравилась, что она подошла и спросила у девушки, что это за порода. Девушка с заметной гордостью сообщила, что это — чихуахуа, древняя мексиканская храмовая порода. А сама «древняя мексиканская храмовая» зарычала совсем как настоящая собака — видимо, вообразила, что Надежда Николаевна собирается отнять миндальное пирожное.
Так вот, не прошло после встречи в кафе и двух дней, как Надежда повстречала на улице свою давнюю знакомую Лизу Воробьеву, коллегу по прежней работе. Лиза вела на поводке симпатичную мальтийскую болонку и ругала ее последними словами. Болонка при этом имела чрезвычайно виноватый, но в то же время довольный вид.
— Ах ты, развратница! — восклицала Лиза, не обращая внимания на веселящихся прохожих. — Ах ты, потаскуха маломерная!
— Лиза! — изумилась Надежда Николаевна. — За что ты на нее так сердишься?
— Глаза бы мои на эту шалаву не глядели! — припечатала Лиза и рассказала историю грехопадения своей болонки.
Оказывается, Лизина собачка — очень породистая, и Воробьева буквально на днях собиралась первый раз вести ее к замечательному жениху, красавцу и чемпиону мальтийской породы. И были бы у нее прелестные породистые щеночки. Но эта развратница — Лиза кинула на смущенную болонку гневный взгляд — недотерпела до своего породистого жениха, выскользнула на прогулке из ошейника и, пока хозяйка ее искала, успела согрешить! Причем софешила, разумеется, с кобельком совершенно другой породы! Есть такая порода — чихуахуа…
— Знаю, — машинально подтвердила Надежда, — древняя мексиканская храмовая собака…
— Все-то ты, Надя, всегда знаешь, — с некоторым недовольством проговорила Лиза, — ничему-то ты не удивляешься… Но ты представляешь, какие у этой проститутки будут щенки?
— Не представляю, — честно призналась Надежда.
Она действительно не представляла, какие щенки могут появиться в результате преступной страсти мальтийской болонки и чихуахуа.
— Можешь мне поверить — они будут ужасны! — трагическим голосом заявила Лиза Воробьева и потащила маленькую грешницу дальше, непрерывно повторяя:
— Потаскуха! Развратница мелкокалиберная!
Так что никаким совпадениям Надежда Николаевна не удивлялась.
— Ну давай рассказывай, — обратилась она к соседке, — всю правду выкладывай, что у тебя с тем мужчиной, как его? Сергей Иванович?
Что у тебя с ним было?
— Вот как раз лично у меня с ним совершенно ничего не было! — горячо заговорила Валентина. — Даже обидно от тебя, Надежда, такие возмутительные намеки слышать!
— Да я ничего такого… — мигом стушевалась Надежда, испугавшись, что Валентина сейчас обидится и уйдет, ничего не рассказав.
Действительно, Валентину никак нельзя было заподозрить в разных амурах — вся жизнь ее была плотно заполнена одним-единственным человеком, ее сыном Денечкой.
— Значит, работала я в школе… — начала Валентина.
— Ты? — не удержалась Надежда. — Ты?
В школе? И что же ты там преподавала?
— Ну я тебя умоляю! — отмахнулась Валентина. — Ну что ты все время перебиваешь!
Ну домоводство я преподавала, а что?
— А ты что — шить умеешь? — изумлению Надежды не было границ. — И готовить?
— Ну да, и неплохо…
У Надежды на языке вертелись ехидные вопросы, отчего же тогда, умея шить, Валентина вечно ходит в халатах, как будто у нее нет больше никакой одежды, и отчего муж Валентины такой худой и заморенный, если жена хорошо готовит? Но она вовремя прикусила язык.
— Значит, работала я в школе, — продолжала соседка, — а Сергей Иваныч был там директором…
— Фамилия есть у него? — прервала Надежда, сообразив, что такими темпами они до вечера не справятся.
— Есть, а как же, Лунгин Сергей Иванович.
— Номер школы какой? — деловито спрашивала Надежда.
— Пятьсот четырнадцать, Калининский район, мы раньше там жили, — отрапортовала Валентина. — Только он там больше не работает…
— А что случилось? Уволился?
— Ой, Надя, там такое случилось, что просто не рассказать! — Валентина всплеснула руками. — Это душераздирающая история! То есть я, конечно, подробностей не знаю, потому что я к тому времени из той школы ушла…
— Говори по порядку, — потребовала Надежда.
— Ну что, проработала я там год, школа близко от моего дома была, очень удобно, и народ вроде ничего себе подобрался… Ну сама понимаешь, какой спрос с учительницы домоводства? Считается, что этот предмет самый несерьезный. Так что я ни с кем не конфликтовала, и ко мне никто не вязался. И с директором, сама понимаешь, я почти не сталкивалась, у меня свое дело, у него — свой кабинет.
Но учителя о нем очень хорошего мнения были. Как-то сумел он так организовать, что и в школе порядок был, и учеба у детей шла нормально, и хулиганили они в пределах нормы, и учителя особо не сварились и не сплетничали. То есть, конечно, все это было, но не смертельно. В общем, школа на хорошем счету.
А сам директор мужчина видный был, одет всегда хорошо, у него жена в бизнесе крутилась, магазин одежды держала. Это он на фотке этой — не на что глядеть, похудел очень, постарел, а раньше — авантажный был мужчина! И, я тебе скажу, очень на него некоторые учительницы заглядывались. В школе-то ведь одни бабы, из мужиков только физкультурник, да еще, может, трудовик, да и те алкоголики…
Когда праздники какие отмечали — ну там Новый год, Восьмое марта — веришь ли, плакать хотелось! А тут — директор, да мужчина видный, да одет хорошо, да непьющий… Как тут глаз не положить? Но, — Валентина сделала строгое лицо, — вот тут директор был — кремень! Ни с кем и ничего, никогда и нигде.
Ты же знаешь, в школе все на виду, так вот, про него даже никаких сплетен не ходило.
— Кристальной души человек… — усмехнулась Надежда.
— Точно! И мы так думали! — обрадовалась Валентина. — Да только все это фуфло одно оказалось. Вот слушай. Значит, уволилась я, а через год примерно встречаю одну учительницу, Веру Самохвалову. И рассказывает она мне такое, что просто дух захватило! Оказывается, что директор-то, святоша наш, специалист по малолеткам! На взрослых женщин он и смотреть не может, его от них тошнит и пучит, а может он только с девочками, с ученицами…
— Гадость какая! — поморщилась Надежда. — А как же жена его все это терпела?
— А она не знала, он, понимаешь, очень удачно маскировался под порядочного человека! А как все вскрылось-то? Он все тихой сапой действовал, девчонки молчали, и только одна оказалась смелая. Он к ней прямо в кабинете приставать начал, так она не растерялась, выскочила как была — и в крик! Тот от всего отпирается — мол, врет она, не было ничего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Так вот, не прошло после встречи в кафе и двух дней, как Надежда повстречала на улице свою давнюю знакомую Лизу Воробьеву, коллегу по прежней работе. Лиза вела на поводке симпатичную мальтийскую болонку и ругала ее последними словами. Болонка при этом имела чрезвычайно виноватый, но в то же время довольный вид.
— Ах ты, развратница! — восклицала Лиза, не обращая внимания на веселящихся прохожих. — Ах ты, потаскуха маломерная!
— Лиза! — изумилась Надежда Николаевна. — За что ты на нее так сердишься?
— Глаза бы мои на эту шалаву не глядели! — припечатала Лиза и рассказала историю грехопадения своей болонки.
Оказывается, Лизина собачка — очень породистая, и Воробьева буквально на днях собиралась первый раз вести ее к замечательному жениху, красавцу и чемпиону мальтийской породы. И были бы у нее прелестные породистые щеночки. Но эта развратница — Лиза кинула на смущенную болонку гневный взгляд — недотерпела до своего породистого жениха, выскользнула на прогулке из ошейника и, пока хозяйка ее искала, успела согрешить! Причем софешила, разумеется, с кобельком совершенно другой породы! Есть такая порода — чихуахуа…
— Знаю, — машинально подтвердила Надежда, — древняя мексиканская храмовая собака…
— Все-то ты, Надя, всегда знаешь, — с некоторым недовольством проговорила Лиза, — ничему-то ты не удивляешься… Но ты представляешь, какие у этой проститутки будут щенки?
— Не представляю, — честно призналась Надежда.
Она действительно не представляла, какие щенки могут появиться в результате преступной страсти мальтийской болонки и чихуахуа.
— Можешь мне поверить — они будут ужасны! — трагическим голосом заявила Лиза Воробьева и потащила маленькую грешницу дальше, непрерывно повторяя:
— Потаскуха! Развратница мелкокалиберная!
Так что никаким совпадениям Надежда Николаевна не удивлялась.
— Ну давай рассказывай, — обратилась она к соседке, — всю правду выкладывай, что у тебя с тем мужчиной, как его? Сергей Иванович?
Что у тебя с ним было?
— Вот как раз лично у меня с ним совершенно ничего не было! — горячо заговорила Валентина. — Даже обидно от тебя, Надежда, такие возмутительные намеки слышать!
— Да я ничего такого… — мигом стушевалась Надежда, испугавшись, что Валентина сейчас обидится и уйдет, ничего не рассказав.
Действительно, Валентину никак нельзя было заподозрить в разных амурах — вся жизнь ее была плотно заполнена одним-единственным человеком, ее сыном Денечкой.
— Значит, работала я в школе… — начала Валентина.
— Ты? — не удержалась Надежда. — Ты?
В школе? И что же ты там преподавала?
— Ну я тебя умоляю! — отмахнулась Валентина. — Ну что ты все время перебиваешь!
Ну домоводство я преподавала, а что?
— А ты что — шить умеешь? — изумлению Надежды не было границ. — И готовить?
— Ну да, и неплохо…
У Надежды на языке вертелись ехидные вопросы, отчего же тогда, умея шить, Валентина вечно ходит в халатах, как будто у нее нет больше никакой одежды, и отчего муж Валентины такой худой и заморенный, если жена хорошо готовит? Но она вовремя прикусила язык.
— Значит, работала я в школе, — продолжала соседка, — а Сергей Иваныч был там директором…
— Фамилия есть у него? — прервала Надежда, сообразив, что такими темпами они до вечера не справятся.
— Есть, а как же, Лунгин Сергей Иванович.
— Номер школы какой? — деловито спрашивала Надежда.
— Пятьсот четырнадцать, Калининский район, мы раньше там жили, — отрапортовала Валентина. — Только он там больше не работает…
— А что случилось? Уволился?
— Ой, Надя, там такое случилось, что просто не рассказать! — Валентина всплеснула руками. — Это душераздирающая история! То есть я, конечно, подробностей не знаю, потому что я к тому времени из той школы ушла…
— Говори по порядку, — потребовала Надежда.
— Ну что, проработала я там год, школа близко от моего дома была, очень удобно, и народ вроде ничего себе подобрался… Ну сама понимаешь, какой спрос с учительницы домоводства? Считается, что этот предмет самый несерьезный. Так что я ни с кем не конфликтовала, и ко мне никто не вязался. И с директором, сама понимаешь, я почти не сталкивалась, у меня свое дело, у него — свой кабинет.
Но учителя о нем очень хорошего мнения были. Как-то сумел он так организовать, что и в школе порядок был, и учеба у детей шла нормально, и хулиганили они в пределах нормы, и учителя особо не сварились и не сплетничали. То есть, конечно, все это было, но не смертельно. В общем, школа на хорошем счету.
А сам директор мужчина видный был, одет всегда хорошо, у него жена в бизнесе крутилась, магазин одежды держала. Это он на фотке этой — не на что глядеть, похудел очень, постарел, а раньше — авантажный был мужчина! И, я тебе скажу, очень на него некоторые учительницы заглядывались. В школе-то ведь одни бабы, из мужиков только физкультурник, да еще, может, трудовик, да и те алкоголики…
Когда праздники какие отмечали — ну там Новый год, Восьмое марта — веришь ли, плакать хотелось! А тут — директор, да мужчина видный, да одет хорошо, да непьющий… Как тут глаз не положить? Но, — Валентина сделала строгое лицо, — вот тут директор был — кремень! Ни с кем и ничего, никогда и нигде.
Ты же знаешь, в школе все на виду, так вот, про него даже никаких сплетен не ходило.
— Кристальной души человек… — усмехнулась Надежда.
— Точно! И мы так думали! — обрадовалась Валентина. — Да только все это фуфло одно оказалось. Вот слушай. Значит, уволилась я, а через год примерно встречаю одну учительницу, Веру Самохвалову. И рассказывает она мне такое, что просто дух захватило! Оказывается, что директор-то, святоша наш, специалист по малолеткам! На взрослых женщин он и смотреть не может, его от них тошнит и пучит, а может он только с девочками, с ученицами…
— Гадость какая! — поморщилась Надежда. — А как же жена его все это терпела?
— А она не знала, он, понимаешь, очень удачно маскировался под порядочного человека! А как все вскрылось-то? Он все тихой сапой действовал, девчонки молчали, и только одна оказалась смелая. Он к ней прямо в кабинете приставать начал, так она не растерялась, выскочила как была — и в крик! Тот от всего отпирается — мол, врет она, не было ничего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60