Даже ушибов нет! Все ваши хвори на нервной почве!
– Нет, доктор! – плачет женщина. – Не делали мне рентгенов! Я уже пять дней лежу, а никакого лечения. Ни сесть, ни лечь, ни повернуться, ай, какая боль!
– Консультация психиатра, – продиктовал врач сестре. – И на выписку!
– Минуточку! – заорала я из своего угла и подняла вверх руку в гипсе. – Мне делают рентген грудной клетки ежедневно! Я тоже Нестерова! Проверьте!
Открывают мою историю болезни. Точно: комплекты снимков, идентичные тем, что у больной-здоровой Нестеровой. Я же еще виноватой оказалась, мне попеняли:
– Что же вы молчали? Из-за вас женщина страдает который день!
– Из-за меня?! Я, между прочим, тоже мучаюсь: что такое у меня на ребрах обнаружили и никак рассмотреть не могут?!
– Да ладно! – сбавил пыл доктор. – Хорошо, хоть не прооперировали вам грудную клетку, правда? – благодушно рассмеялся.
Врачебный юмор, как известно, вызывает у пациентов нервную дрожь.
И все-таки в писательскую копилку те бесполезные рентгены внесли лепту. Я могла бы написать рассказ о жизни милой сорокалетней женщины, техника-рентгенолога…
Укладывая больных под аппарат, она всех называла «мой хороший» и привычно повторяла, прежде чем скрыться за свинцовой дверью:
– Только дышим, мой хороший! Никаких движений!
Потом появлялась снова, переворачивала тебя, настраивала аппарат и снова:
– Только дышим, мой хороший! Никаких движений!
За смену у нее было двадцать-тридцать больных. У некоторых по три проекции плюс повтор снимков, которые не получились. Представляете, сколько раз в жизни, изо дня в день она произнесла «только дышим…»? Эта фраза въелась в ее подсознание, как улыбка в Мону Лизу. Теперь вообразите, что наша усталая рентгенолог ложится вечером в постель с мужем. Что у нее невольно вырвется? Правильно!
– Только дышим, мой хороший! Никаких движений!
Рассказ не был написан, потому что фантазия отказывалась подсказать остроумный мужской ответ.
* * *
Итак, лучшая палата для наблюдений над жизнью та, что на четыре койки. Здесь роли, архетипы и амплуа вырисовываются практически сразу. Мы имеем: даму «себе на уме», любвеобильную красотку, всезнайку (легко объясняет все – от пятен на Солнце до плесени на соленых огурцах) и простушку с незамутненным интеллектом.
Только не думайте, что вы легко всех представили. Наверняка ошиблись.
Красотке Марии Петровне семьдесят восемь лет! Господи! Дай дожить до этих лет! А уж сохранить в глазах веселый призывный блеск! Об этом, Господи, и язык не поворачивается просить. Врачи к легким неполадкам в сердце Марии Петровны относятся с понятной оторопью: «В ваши годы и только это?» И тут же спохватываются, обещают: «Подлечим!» Кардиолог к Марии Петровне явно неравнодушен, во время обходов на кровать к ней подсаживается – подобной чести никто из нас удостоен не был. А еще за ней приударяют два старичка из соседней мужской палаты. Один с палочкой, другой в инвалидном кресле. Мария Петровна почему-то более благоволит тому, что в кресле. «Интересный мужчина, – говорит, – затейливый». Какие могут быть затеи у наполовину парализованного человека, я представить себе не могу. Но Мария Петровна каждый вечер пудрит носик, красит губы розовой перламутровой помадой и ходит на свидания к фикусу в холл.
Всезнайка Люба университетов не кончала, только техникум железнодорожный. Работает не по специальности, а посудомойкой в дорогом ресторане. Получает будьте спокойны. Ей сорок три года, муж слесарь, выпивает, но не буйствует. У такой побуйствуешь! Люба роста невысокого, не полная, но квадратненькая, как спичечный коробок на ножках. Из-за стоячей работы сосуды стали у Любы барахлить, ножки болеть. Она к ним распаренные капустные листы на ночь прибинтовывала. Полгода так лечилась, пока ноги сплошными язвами не покрылись. Теперь Любе говорят, что надо сменить работу, она не соглашается и неустанно учит врачей, как правильно ее лечить. Логика у Любы по-житейски крепкая: если врач получает меньше посудомойки, то какое ему доверие?
Тридцатилетняя простушка Света относится к тому удивительному типу беспомощных женщин, которые отлично устраиваются в жизни. Она всему удивляется, ничего не знает, ни одной книжки не прочла, не умеет ни шить, ни вязать, ни готовить, ночнушку регулярно надевает либо задом наперед, либо наизнанку. Свету хочется немедленно удочерить и опекать. Что все и делают. Света не актриса и не кокетка – это сразу чувствуется. Просто редкая… редкая везучая дурочка. С пороком сердца умудрилась двоих детей родить. Никто об этом пороке не знал, так ведь и ее он не беспокоил! Врачи только руками разводят, а Света улыбается наивно. Ее улыбка – точно пригласительный билет на детский утренник. Сразу понятно: никаких высоких материй, только святая инфантильная простота. Муж у Светы бизнесмен. Она так и ответила, когда мы спросили:
– Где ты работаешь?
– Я не работаю, у меня муж бизнесмен.
Дама «себе на уме», как вы уже догадались, это я. Представилась туманно: мол, по профессии я журналист, сейчас занимаюсь беллетристикой.
– Ерундистикой? – переспросила глуховатая Мария Петровна.
– Можно и так сказать, – согласилась я и превратилась в «себе на уме».
Если бы растолковала, что пишу книжки, поставила бы соседок в неловкое положение. Они, как и большинство населения, моих романов не читали, мялись бы, выдавливая «слышали, а как же!». Хотя стыдиться отсутствием известности должен автор, а не читатели.
Между мной и Любой установилось тихое и упорное противостояние. Меня раздражает ее всезнайство и мракобесие. Она несет ерунду, сплетни, невежественный бред. Верит в сглаз, в приворот, в инопланетян и считает, что курение неизбежно вызывает рак. Причем активно внедряет свои знания в массы. Периодически я не выдерживаю и разбиваю ее в пух и прах с помощью научной аргументации.
Когда поверженная Люба, пунцовая от дискуссионного возбуждения, обиженно замолкает, Света и Мария Петровна смотрят на меня с осуждением. Не идеологически, а душевно они на стороне Любы. Потому что униженную Любу жалко, а меня чего жалеть? Осталась на коне, вот и скачи дальше, подминай копытами простых людей.
Марии Петровне и Свете по-настоящему нет дела до предмета спора. Им одинаково, есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе. Но Любина небывальщина про инопланетян, которые прилетали на Землю и построили в Латинской Америке целый город, звучит увлекательно. Мои же личные впечатления от путешествий по далекому континенту вовсе не сказочны. Или еще про девушку, которую мачеха держала в черном теле, а родная мама снилась каждую ночь и учила, как себя защитить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Нет, доктор! – плачет женщина. – Не делали мне рентгенов! Я уже пять дней лежу, а никакого лечения. Ни сесть, ни лечь, ни повернуться, ай, какая боль!
– Консультация психиатра, – продиктовал врач сестре. – И на выписку!
– Минуточку! – заорала я из своего угла и подняла вверх руку в гипсе. – Мне делают рентген грудной клетки ежедневно! Я тоже Нестерова! Проверьте!
Открывают мою историю болезни. Точно: комплекты снимков, идентичные тем, что у больной-здоровой Нестеровой. Я же еще виноватой оказалась, мне попеняли:
– Что же вы молчали? Из-за вас женщина страдает который день!
– Из-за меня?! Я, между прочим, тоже мучаюсь: что такое у меня на ребрах обнаружили и никак рассмотреть не могут?!
– Да ладно! – сбавил пыл доктор. – Хорошо, хоть не прооперировали вам грудную клетку, правда? – благодушно рассмеялся.
Врачебный юмор, как известно, вызывает у пациентов нервную дрожь.
И все-таки в писательскую копилку те бесполезные рентгены внесли лепту. Я могла бы написать рассказ о жизни милой сорокалетней женщины, техника-рентгенолога…
Укладывая больных под аппарат, она всех называла «мой хороший» и привычно повторяла, прежде чем скрыться за свинцовой дверью:
– Только дышим, мой хороший! Никаких движений!
Потом появлялась снова, переворачивала тебя, настраивала аппарат и снова:
– Только дышим, мой хороший! Никаких движений!
За смену у нее было двадцать-тридцать больных. У некоторых по три проекции плюс повтор снимков, которые не получились. Представляете, сколько раз в жизни, изо дня в день она произнесла «только дышим…»? Эта фраза въелась в ее подсознание, как улыбка в Мону Лизу. Теперь вообразите, что наша усталая рентгенолог ложится вечером в постель с мужем. Что у нее невольно вырвется? Правильно!
– Только дышим, мой хороший! Никаких движений!
Рассказ не был написан, потому что фантазия отказывалась подсказать остроумный мужской ответ.
* * *
Итак, лучшая палата для наблюдений над жизнью та, что на четыре койки. Здесь роли, архетипы и амплуа вырисовываются практически сразу. Мы имеем: даму «себе на уме», любвеобильную красотку, всезнайку (легко объясняет все – от пятен на Солнце до плесени на соленых огурцах) и простушку с незамутненным интеллектом.
Только не думайте, что вы легко всех представили. Наверняка ошиблись.
Красотке Марии Петровне семьдесят восемь лет! Господи! Дай дожить до этих лет! А уж сохранить в глазах веселый призывный блеск! Об этом, Господи, и язык не поворачивается просить. Врачи к легким неполадкам в сердце Марии Петровны относятся с понятной оторопью: «В ваши годы и только это?» И тут же спохватываются, обещают: «Подлечим!» Кардиолог к Марии Петровне явно неравнодушен, во время обходов на кровать к ней подсаживается – подобной чести никто из нас удостоен не был. А еще за ней приударяют два старичка из соседней мужской палаты. Один с палочкой, другой в инвалидном кресле. Мария Петровна почему-то более благоволит тому, что в кресле. «Интересный мужчина, – говорит, – затейливый». Какие могут быть затеи у наполовину парализованного человека, я представить себе не могу. Но Мария Петровна каждый вечер пудрит носик, красит губы розовой перламутровой помадой и ходит на свидания к фикусу в холл.
Всезнайка Люба университетов не кончала, только техникум железнодорожный. Работает не по специальности, а посудомойкой в дорогом ресторане. Получает будьте спокойны. Ей сорок три года, муж слесарь, выпивает, но не буйствует. У такой побуйствуешь! Люба роста невысокого, не полная, но квадратненькая, как спичечный коробок на ножках. Из-за стоячей работы сосуды стали у Любы барахлить, ножки болеть. Она к ним распаренные капустные листы на ночь прибинтовывала. Полгода так лечилась, пока ноги сплошными язвами не покрылись. Теперь Любе говорят, что надо сменить работу, она не соглашается и неустанно учит врачей, как правильно ее лечить. Логика у Любы по-житейски крепкая: если врач получает меньше посудомойки, то какое ему доверие?
Тридцатилетняя простушка Света относится к тому удивительному типу беспомощных женщин, которые отлично устраиваются в жизни. Она всему удивляется, ничего не знает, ни одной книжки не прочла, не умеет ни шить, ни вязать, ни готовить, ночнушку регулярно надевает либо задом наперед, либо наизнанку. Свету хочется немедленно удочерить и опекать. Что все и делают. Света не актриса и не кокетка – это сразу чувствуется. Просто редкая… редкая везучая дурочка. С пороком сердца умудрилась двоих детей родить. Никто об этом пороке не знал, так ведь и ее он не беспокоил! Врачи только руками разводят, а Света улыбается наивно. Ее улыбка – точно пригласительный билет на детский утренник. Сразу понятно: никаких высоких материй, только святая инфантильная простота. Муж у Светы бизнесмен. Она так и ответила, когда мы спросили:
– Где ты работаешь?
– Я не работаю, у меня муж бизнесмен.
Дама «себе на уме», как вы уже догадались, это я. Представилась туманно: мол, по профессии я журналист, сейчас занимаюсь беллетристикой.
– Ерундистикой? – переспросила глуховатая Мария Петровна.
– Можно и так сказать, – согласилась я и превратилась в «себе на уме».
Если бы растолковала, что пишу книжки, поставила бы соседок в неловкое положение. Они, как и большинство населения, моих романов не читали, мялись бы, выдавливая «слышали, а как же!». Хотя стыдиться отсутствием известности должен автор, а не читатели.
Между мной и Любой установилось тихое и упорное противостояние. Меня раздражает ее всезнайство и мракобесие. Она несет ерунду, сплетни, невежественный бред. Верит в сглаз, в приворот, в инопланетян и считает, что курение неизбежно вызывает рак. Причем активно внедряет свои знания в массы. Периодически я не выдерживаю и разбиваю ее в пух и прах с помощью научной аргументации.
Когда поверженная Люба, пунцовая от дискуссионного возбуждения, обиженно замолкает, Света и Мария Петровна смотрят на меня с осуждением. Не идеологически, а душевно они на стороне Любы. Потому что униженную Любу жалко, а меня чего жалеть? Осталась на коне, вот и скачи дальше, подминай копытами простых людей.
Марии Петровне и Свете по-настоящему нет дела до предмета спора. Им одинаково, есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе. Но Любина небывальщина про инопланетян, которые прилетали на Землю и построили в Латинской Америке целый город, звучит увлекательно. Мои же личные впечатления от путешествий по далекому континенту вовсе не сказочны. Или еще про девушку, которую мачеха держала в черном теле, а родная мама снилась каждую ночь и учила, как себя защитить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46