Но объясните мне ради здравого смысла, зачем, задумав провернуть это дельце, ваш отец написал в полицию? Это же бессмысленно.
– Разве вы еще не догадались, инспектор? – спросил Соар. – Отец ничего не писал. Это Дартли послал письмо в полицию. Вспомните, в нем говорилось: «В номере 18 на Пендрагон-Гарденс состоится чаепитие на десять персон», и совершенно официальное требование: «Полиции следует держать ухо востро». Разве вы не установили, что это письмо про чаепитие и те письма, посланные в «Компанию домашней обстановки» и в «Компанию перевозок Картрайта», были напечатаны на разных машинках? Дартли доверял моему отцу не больше, чем мой отец доверял ему. Он не мог изложить все дело полиции целиком; но он думал, что сможет защитить себя. И попробовал сделать это еще и другим способом. Дартли не положил «признание» моего отца в конверт и не принес его в кармане. Мой отец был стар, но еще силен и крепок. Дартли же выступал в весе пера. Так что Дартли взял с собой кувшин-головоломку, свой личный сейф, внутри которого лежало признание отца.
Сейф нельзя разбить об пол, и никто не сумеет его открыть, не зная секрета, как снять крышку.
Да. И он умер потому, что написал в полицию, и потому, что взял с собой этот кувшин.
И хотя голос Соара дрожал, он говорил достаточно спокойно; но Поллард чувствовал, что ему с трудом дается это внешнее спокойствие.
– Вы не узнаете от меня каких-либо вызывающих ужас подробностей, инспектор. Я только могу объяснить, как все это произошло. Это произошло, когда Дартли вытащил кувшин-головоломку из картонной коробки, принялся размахивать им и объявил, что написал в полицию. Мой отец рассказывал: что-то тогда в его голове пошло не так. Вот так-то. Дартли стоял лицом к огню. Мой отец положил на него руки и зажал ему рот рукой, прежде чем Дартли успел закричать. Затем вытащил пистолет, но Дартли извивался, и первый выстрел угодил ему в шею. Дартли навалился на стол и был убит выстрелом в затылок.
У вас такой вид, словно вы в ужасе, не так ли? Я вас не виню. Я не ищу оправданий. И не защищаюсь. Я только рассказываю вам о том, что вижу в ночных кошмарах с тех пор, как впервые услышал об этом. Если вы полагаете, что это жестоко, то что, по-вашему, мог думать об этом я?
Благодарю вас: я закончу мой рассказ так быстро, как только смогу. Вы желаете знать, почему мой отец оставил чашки, расставив их на столе, когда они все еще были в коробке, и Дартли даже и не видел их в тот вечер. Причина так же проста, как и ужасна. Я вижу по взгляду Дервента, что он уже догадывается. Несколько логических заключений из имеющихся фактов, и вы сами к этому придете.
Он оставил чашки, но пропала их деревянная коробка в два фута длиной и в фут высотой. Когда мой отец разбирался с Дартли, тот стоял лицом к огню. Картонная коробка и оберточная бумага от кувшина-головоломки полетели в огонь случайно, когда Дартли пытался вывернуться. Отец не мог их спасти, потому что его руки были заняты другим. А когда забой свиньи был окончен, каким образом, вы думаете, он мог унести этот кувшин из дома так, чтобы его не увидели все на полмили вокруг? Посмотрите на кувшин! Он примерно в фут высотой; у него носики, словно соборные шпили, торчат во все стороны под разными углами, вдобавок он еще и ярко-синий – один взгляд на него, и любой потом вспомнит и этот кувшин, и того, кто его нес. Отец не мог спрятать его под пальто. И не мог завернуть его в кусок бумаги; попробуйте, и вы убедитесь сами. Однако этот кувшин следовало унести, потому что отец не знал секрета, как открыть крышку, а бумага все еще была внутри.
Можете представить себе ужасное положение, когда вы вынуждены шагать по лондонским улицам с монстром приблизительно двух футов высотой?.. Существовал только один вариант – запаковать этот кувшин в ящик из-под чайных чашек, обыкновенную деревянную коробку, которую могла увидеть дюжина людей и ничего такого не подумать. Но при этом отцу пришлось оставить чашки. Он со всей очевидностью не мог забрать и то и другое. Оба варианта были опасны, но я думаю, что он избрал лучший. Так что его воображение добавило делу цветистости, сделало из него головоломку, возможность строить самые разные предположения, которые с тех пор и сбивали вас с толку. Вы знаете, что он сделал. Он снял с чашек обертки, поставил их в круг на столе, словно символ, и оставил так. Превратил чертову улику в тайну, указывающую в сторону от нее. Отец укрылся, раскрывшись. Он создал миф о Десяти чайных чашках. – Тяжелое дыхание Соара стало несколько легче. Теперь он шагал взад-вперед перед камином, его черный фрак развевался, словно одеяние монаха, потом обернулся с сардонической усталой улыбкой. – Дервент прав, джентльмены. Никогда не существовало такого общества «Десять чайных чашек», насколько мне известно. Англичане любят тайны, они наделены воображением. Простите меня за большое количество намеков, болтовни и уловок. Должно быть, я сегодня вас огорчил. Но то, что я говорил вам об истории чая, – это правда. И когда я говорил вам, что эти чашки из майолики действительно были первыми чайными чашками, обнаруженными в Европе, – это тоже правда. Остальное – просто болтовня. Я же должен был спасти мое лицо и лицо моего старика или хотя бы попытаться спасти. А теперь делайте что хотите, я все сказал.
Старший инспектор Мастерс тихо произнес:
– Черт меня побери, – потом повернулся к широкому покрытому чехлом креслу, в котором с закрытыми глазами сидел Г. М. и все это время хранил молчание. – Я начинаю припоминать вопросы, которые вы задали мне в самом начале этого дела… Послушайте! О, пропади все пропадом! Да старик спит!
– Я не сплю, черт тебя побери, – рассердился Г. М., открывая один глаз. – Я размышляю. Это мой способ размышлять.
– …Вопросы, которые вы мне задали, – повторил Мастерс. Вы хотите сказать, что знали все это, сэр Генри?
– Ну… нет. Знать было бы слишком хорошо. Предполагал, что дело могло быть так, это да. Все улики были разложены прямо перед нами.
– Тогда почему же вы не сказали мне этого? Это, я полагаю, никогда не приходило вам в голову?
– Сказать тебе? Я не думаю, что это было бы мудрым поступком, сынок. И можешь предположить почему. Мне было очень любопытно, сколько человек влезут в это дело и начнут доказывать, что существует общество Чайных чашек. Но ты шел по верному следу и даже быстро продвигался, потому что был последователен и всем сердцем отказывался верить в какое-то подобное общество. А теперь скажи, сынок, ты думаешь о Вэнсе Китинге?
– Да, я думаю о Китинге.
Г. М. поскреб челюсть.
– Тогда ты понимаешь, Мастерс, – сконфуженно произнес он, – к чему мы пришли в конце концов? Дело Дартли решено. Мифическое общество «Десяти чайных чашек» развеялось как дым и обман, хотя, разрази меня гром, мне жаль, что оно распалось, – было весело, пока оно фигурировало в деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Разве вы еще не догадались, инспектор? – спросил Соар. – Отец ничего не писал. Это Дартли послал письмо в полицию. Вспомните, в нем говорилось: «В номере 18 на Пендрагон-Гарденс состоится чаепитие на десять персон», и совершенно официальное требование: «Полиции следует держать ухо востро». Разве вы не установили, что это письмо про чаепитие и те письма, посланные в «Компанию домашней обстановки» и в «Компанию перевозок Картрайта», были напечатаны на разных машинках? Дартли доверял моему отцу не больше, чем мой отец доверял ему. Он не мог изложить все дело полиции целиком; но он думал, что сможет защитить себя. И попробовал сделать это еще и другим способом. Дартли не положил «признание» моего отца в конверт и не принес его в кармане. Мой отец был стар, но еще силен и крепок. Дартли же выступал в весе пера. Так что Дартли взял с собой кувшин-головоломку, свой личный сейф, внутри которого лежало признание отца.
Сейф нельзя разбить об пол, и никто не сумеет его открыть, не зная секрета, как снять крышку.
Да. И он умер потому, что написал в полицию, и потому, что взял с собой этот кувшин.
И хотя голос Соара дрожал, он говорил достаточно спокойно; но Поллард чувствовал, что ему с трудом дается это внешнее спокойствие.
– Вы не узнаете от меня каких-либо вызывающих ужас подробностей, инспектор. Я только могу объяснить, как все это произошло. Это произошло, когда Дартли вытащил кувшин-головоломку из картонной коробки, принялся размахивать им и объявил, что написал в полицию. Мой отец рассказывал: что-то тогда в его голове пошло не так. Вот так-то. Дартли стоял лицом к огню. Мой отец положил на него руки и зажал ему рот рукой, прежде чем Дартли успел закричать. Затем вытащил пистолет, но Дартли извивался, и первый выстрел угодил ему в шею. Дартли навалился на стол и был убит выстрелом в затылок.
У вас такой вид, словно вы в ужасе, не так ли? Я вас не виню. Я не ищу оправданий. И не защищаюсь. Я только рассказываю вам о том, что вижу в ночных кошмарах с тех пор, как впервые услышал об этом. Если вы полагаете, что это жестоко, то что, по-вашему, мог думать об этом я?
Благодарю вас: я закончу мой рассказ так быстро, как только смогу. Вы желаете знать, почему мой отец оставил чашки, расставив их на столе, когда они все еще были в коробке, и Дартли даже и не видел их в тот вечер. Причина так же проста, как и ужасна. Я вижу по взгляду Дервента, что он уже догадывается. Несколько логических заключений из имеющихся фактов, и вы сами к этому придете.
Он оставил чашки, но пропала их деревянная коробка в два фута длиной и в фут высотой. Когда мой отец разбирался с Дартли, тот стоял лицом к огню. Картонная коробка и оберточная бумага от кувшина-головоломки полетели в огонь случайно, когда Дартли пытался вывернуться. Отец не мог их спасти, потому что его руки были заняты другим. А когда забой свиньи был окончен, каким образом, вы думаете, он мог унести этот кувшин из дома так, чтобы его не увидели все на полмили вокруг? Посмотрите на кувшин! Он примерно в фут высотой; у него носики, словно соборные шпили, торчат во все стороны под разными углами, вдобавок он еще и ярко-синий – один взгляд на него, и любой потом вспомнит и этот кувшин, и того, кто его нес. Отец не мог спрятать его под пальто. И не мог завернуть его в кусок бумаги; попробуйте, и вы убедитесь сами. Однако этот кувшин следовало унести, потому что отец не знал секрета, как открыть крышку, а бумага все еще была внутри.
Можете представить себе ужасное положение, когда вы вынуждены шагать по лондонским улицам с монстром приблизительно двух футов высотой?.. Существовал только один вариант – запаковать этот кувшин в ящик из-под чайных чашек, обыкновенную деревянную коробку, которую могла увидеть дюжина людей и ничего такого не подумать. Но при этом отцу пришлось оставить чашки. Он со всей очевидностью не мог забрать и то и другое. Оба варианта были опасны, но я думаю, что он избрал лучший. Так что его воображение добавило делу цветистости, сделало из него головоломку, возможность строить самые разные предположения, которые с тех пор и сбивали вас с толку. Вы знаете, что он сделал. Он снял с чашек обертки, поставил их в круг на столе, словно символ, и оставил так. Превратил чертову улику в тайну, указывающую в сторону от нее. Отец укрылся, раскрывшись. Он создал миф о Десяти чайных чашках. – Тяжелое дыхание Соара стало несколько легче. Теперь он шагал взад-вперед перед камином, его черный фрак развевался, словно одеяние монаха, потом обернулся с сардонической усталой улыбкой. – Дервент прав, джентльмены. Никогда не существовало такого общества «Десять чайных чашек», насколько мне известно. Англичане любят тайны, они наделены воображением. Простите меня за большое количество намеков, болтовни и уловок. Должно быть, я сегодня вас огорчил. Но то, что я говорил вам об истории чая, – это правда. И когда я говорил вам, что эти чашки из майолики действительно были первыми чайными чашками, обнаруженными в Европе, – это тоже правда. Остальное – просто болтовня. Я же должен был спасти мое лицо и лицо моего старика или хотя бы попытаться спасти. А теперь делайте что хотите, я все сказал.
Старший инспектор Мастерс тихо произнес:
– Черт меня побери, – потом повернулся к широкому покрытому чехлом креслу, в котором с закрытыми глазами сидел Г. М. и все это время хранил молчание. – Я начинаю припоминать вопросы, которые вы задали мне в самом начале этого дела… Послушайте! О, пропади все пропадом! Да старик спит!
– Я не сплю, черт тебя побери, – рассердился Г. М., открывая один глаз. – Я размышляю. Это мой способ размышлять.
– …Вопросы, которые вы мне задали, – повторил Мастерс. Вы хотите сказать, что знали все это, сэр Генри?
– Ну… нет. Знать было бы слишком хорошо. Предполагал, что дело могло быть так, это да. Все улики были разложены прямо перед нами.
– Тогда почему же вы не сказали мне этого? Это, я полагаю, никогда не приходило вам в голову?
– Сказать тебе? Я не думаю, что это было бы мудрым поступком, сынок. И можешь предположить почему. Мне было очень любопытно, сколько человек влезут в это дело и начнут доказывать, что существует общество Чайных чашек. Но ты шел по верному следу и даже быстро продвигался, потому что был последователен и всем сердцем отказывался верить в какое-то подобное общество. А теперь скажи, сынок, ты думаешь о Вэнсе Китинге?
– Да, я думаю о Китинге.
Г. М. поскреб челюсть.
– Тогда ты понимаешь, Мастерс, – сконфуженно произнес он, – к чему мы пришли в конце концов? Дело Дартли решено. Мифическое общество «Десяти чайных чашек» развеялось как дым и обман, хотя, разрази меня гром, мне жаль, что оно распалось, – было весело, пока оно фигурировало в деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64