Торпедных взрывов было три. Значит, подводная лодка еще имеет заряженные торпедные аппараты и способна на новую торпедную атаку. Следовательно, уже по этой причине было необходимо, по меньшей мере, отогнать от конвоя лодку, но за смертельную атаку по лайнеру лодку нужно было уничтожить и экипаж наказать смертью.
Конечно же, для подводной лодки сложилась ситуация не «боевого соприкосновения» с противником, каким термином это документально называлось в годы войны, а ситуация жестокого боя. Успех этого боя для экипажа лодки зависел целиком от командира лодки Маринеско. Это было ясно и в бою, и после войны.
Ему, Маринеско, позднее задавали вопрос: сколько было контратакующих кораблей? А можно ли было их сосчитать, находясь буквально на дне моря? Ответ мог быть только приблизительный. Но определенно можно сказать, что было больше, чем в составе конвоя, из-за того, что к месту гибели лайнера подошли еще корабли береговой охраны.
Бой продолжался.
Иван Шнапцев не мог, не имел права отрываться от наушников. Он обнаруживал все новые и новые звуковые строчки винтов, а это означало, что к месту гибели лайнера торопятся миноносцы, сторожевые корабли и пароходы конвоя. Одни – для контратаки, другие – для спасения людей.
По шуму винтов Шнапцев докладывал курсы кораблей.
Слева 170 – миноносец! Слева 150 – миноносец. Справа 140 – сторожевик!.. И так далее, беспрерывно.
Боевые корабли стремились охватить лодку, и уйти от них, быстроходных и маневренных, было очень трудно.
Ведь лодка на глубине – одна и тихоходна.
Акустик Шнапцев был теперь главным. Он слушал море и движение многих кораблей, безошибочно определял их курсы и сразу же докладывал, откуда надвигаются корабли. А командир напряженно думал и моментально решал, куда оттолкнуться от атакующих кораблей и от взрывов глубинок. Надо было что-то придумать в маневрах! И немедленно!
Грохнули первые глубинки. Еще далековато.
Но корабли уверенно сжимали кольцо.
Маринеско маневрировал на малом ходу. Маневрирование на малых глубинах было опасным. Ведь глубины к берегу, где пока еще находилась лодка, колебались возле отметки 40 метров, а длина лодки – 78 метров. Значит, если ходить глубже, можно зацепить морское дно, но на дне всякое может лежать, в том числе и донные мины – это тоже очень опасно. Если подняться поближе к поверхности, то можно подставить лодку под таран надводного корабля. По этим соображениям надо было держаться середины глубины. Этого добивались и командир, и главный боцман Торопов.
Там, где корабли бомбят, море взбаламучено илом и пузырями. Из-за этой мути акустические приборы работать точно не могли. Этой особенностью воспользовался Маринеско. Он направил лодку навстречу кораблям противника, чтобы скрыть там лодку, чтобы исказить получаемые приборами показания.
Ему удалось дезориентировать корабли противника и вырваться из кольца окружения на глубину.
Но подводная тихоходность и большое число кораблей позволили все-таки противнику снова обнаружить лодку и снова бомбить.
Еще при атаке из третьего торпедного аппарата не вышла четвертая торпеда. Мичман Осипов сразу же доложил командиру, и это обстоятельство волновало командира, поскольку если торпеда вышла из аппарата частично, то от взрывов глубинок и даже от гидравлических ударов эта торпеда могла взорваться, могли сдетонировать и запасные торпеды, и тогда наступила бы быстрая смерть.
От этой аварии торпедистов бросило в жар. Стали разбираться в том, почему это случилось, и обнаружили, что не сработал автомат подачи сжатого воздуха в трубу аппарата, вследствие этого торпеда не сдвинулась с места и опасности, значит, не существовало.
Время шло, и бомбежки продолжались. Кто-то из сигнальщиков раскрыл четвертую коробку спичек и спичками насчитал уже около сотни глубинок. А старшина Поспелов черкал палочки на кожухе воздухопровода.
На помощь лайнеру подошли крейсер и несколько миноносцев.
В связи с этим Маринеско направил лодку снова к месту затонувшего лайнера. Он считал, что на фоне огромной массы металла лайнера лодка затеряется и что там, где еще барахтаются в воде люди, фашисты бомбить не будут. Ведь для гибели было достаточно лишь одного мгновения, лишь одного прямого попадания бомбы или, может быть, даже одиного близкого взрыва, который пробьет корпус лодки. И тогда – гибель.
В этом опаснейшем бою Маринеско владел ясновидением боевых действий кораблей противника. Возможно, что способность его ума к молниеносным правильным решениям явилась главным спасительным фактором. По-видимому, именно так раскрывается успех этого подводного боя.
Под водой Маринеско сделал все, что надо было, для победы. Разбить и затопить подводную лодку – это было главным для кораблей конвоя. Командир это понимал прекрасно и вел лодку под водой очень осторожно. Но электромоторы давали шум, за которым упорно следили шумопеленгаторщики противника.
Командир временами останавливал работу электромоторов и приказывал исключить полностью все шумы на лодке. Люди на боевых постах замирали. Лодка шла по инерции.
Возмущенные необыкновенной дерзостью нападения, командиры кораблей противника бешено атаковывали лодку. Взрывы шли один за другим беспрерывно. Уточнив место лодки, корабли снова и снова «сыпали» бомбы.
Маринеско рывками уводил лодку в сторону и рвался в открытое море, но корабли опять охватывали лодку и не давали ей выхода на простор. Опасные бомбежки казались бесконечными. От гидравлических ударов треснули некоторые плафоны и взорвались лампы, погасло освещение, выскочили из гнезд предохранители. Электрики быстро устраняли эти повреждения. Надо было вырываться из этого участка моря, и командир буквально рыскал в зоне нападения, стремясь оторваться от бомбежек.
Бой шел слепой, подводники не видели кораблей противника, а с кораблей не было видно лодки. Но корабельные акустики снова и снова обнаруживали лодку, и корабли опять сыпали глубинные бомбы, и поэтому получалось, что лодка все время ходила по самому опасному краю пропасти и всего лишь одно неверное движение могло привести ее к гибели. Маринеско это понимал отлично и стремился к тому, чтобы каждое его решение было точным и чтобы оно обеспечивало безопасность. Именно сильное бомбовое нападение принудило командира возвращаться к центру торпедной атаки, туда, где лежал лайнер, значит, каждую секунду он думал и понимал, что идет борьба между жизнью и смертью С-13.
У командира возникло новое боевое мышление, более глубокое, чем на тактических учениях, ежеминутно нацеленное на немедленную разгадку каждого момента надводного нападения и на немедленное открытие (изобретение) своего срочного приема ухода от бомбежки и его осуществление под водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Конечно же, для подводной лодки сложилась ситуация не «боевого соприкосновения» с противником, каким термином это документально называлось в годы войны, а ситуация жестокого боя. Успех этого боя для экипажа лодки зависел целиком от командира лодки Маринеско. Это было ясно и в бою, и после войны.
Ему, Маринеско, позднее задавали вопрос: сколько было контратакующих кораблей? А можно ли было их сосчитать, находясь буквально на дне моря? Ответ мог быть только приблизительный. Но определенно можно сказать, что было больше, чем в составе конвоя, из-за того, что к месту гибели лайнера подошли еще корабли береговой охраны.
Бой продолжался.
Иван Шнапцев не мог, не имел права отрываться от наушников. Он обнаруживал все новые и новые звуковые строчки винтов, а это означало, что к месту гибели лайнера торопятся миноносцы, сторожевые корабли и пароходы конвоя. Одни – для контратаки, другие – для спасения людей.
По шуму винтов Шнапцев докладывал курсы кораблей.
Слева 170 – миноносец! Слева 150 – миноносец. Справа 140 – сторожевик!.. И так далее, беспрерывно.
Боевые корабли стремились охватить лодку, и уйти от них, быстроходных и маневренных, было очень трудно.
Ведь лодка на глубине – одна и тихоходна.
Акустик Шнапцев был теперь главным. Он слушал море и движение многих кораблей, безошибочно определял их курсы и сразу же докладывал, откуда надвигаются корабли. А командир напряженно думал и моментально решал, куда оттолкнуться от атакующих кораблей и от взрывов глубинок. Надо было что-то придумать в маневрах! И немедленно!
Грохнули первые глубинки. Еще далековато.
Но корабли уверенно сжимали кольцо.
Маринеско маневрировал на малом ходу. Маневрирование на малых глубинах было опасным. Ведь глубины к берегу, где пока еще находилась лодка, колебались возле отметки 40 метров, а длина лодки – 78 метров. Значит, если ходить глубже, можно зацепить морское дно, но на дне всякое может лежать, в том числе и донные мины – это тоже очень опасно. Если подняться поближе к поверхности, то можно подставить лодку под таран надводного корабля. По этим соображениям надо было держаться середины глубины. Этого добивались и командир, и главный боцман Торопов.
Там, где корабли бомбят, море взбаламучено илом и пузырями. Из-за этой мути акустические приборы работать точно не могли. Этой особенностью воспользовался Маринеско. Он направил лодку навстречу кораблям противника, чтобы скрыть там лодку, чтобы исказить получаемые приборами показания.
Ему удалось дезориентировать корабли противника и вырваться из кольца окружения на глубину.
Но подводная тихоходность и большое число кораблей позволили все-таки противнику снова обнаружить лодку и снова бомбить.
Еще при атаке из третьего торпедного аппарата не вышла четвертая торпеда. Мичман Осипов сразу же доложил командиру, и это обстоятельство волновало командира, поскольку если торпеда вышла из аппарата частично, то от взрывов глубинок и даже от гидравлических ударов эта торпеда могла взорваться, могли сдетонировать и запасные торпеды, и тогда наступила бы быстрая смерть.
От этой аварии торпедистов бросило в жар. Стали разбираться в том, почему это случилось, и обнаружили, что не сработал автомат подачи сжатого воздуха в трубу аппарата, вследствие этого торпеда не сдвинулась с места и опасности, значит, не существовало.
Время шло, и бомбежки продолжались. Кто-то из сигнальщиков раскрыл четвертую коробку спичек и спичками насчитал уже около сотни глубинок. А старшина Поспелов черкал палочки на кожухе воздухопровода.
На помощь лайнеру подошли крейсер и несколько миноносцев.
В связи с этим Маринеско направил лодку снова к месту затонувшего лайнера. Он считал, что на фоне огромной массы металла лайнера лодка затеряется и что там, где еще барахтаются в воде люди, фашисты бомбить не будут. Ведь для гибели было достаточно лишь одного мгновения, лишь одного прямого попадания бомбы или, может быть, даже одиного близкого взрыва, который пробьет корпус лодки. И тогда – гибель.
В этом опаснейшем бою Маринеско владел ясновидением боевых действий кораблей противника. Возможно, что способность его ума к молниеносным правильным решениям явилась главным спасительным фактором. По-видимому, именно так раскрывается успех этого подводного боя.
Под водой Маринеско сделал все, что надо было, для победы. Разбить и затопить подводную лодку – это было главным для кораблей конвоя. Командир это понимал прекрасно и вел лодку под водой очень осторожно. Но электромоторы давали шум, за которым упорно следили шумопеленгаторщики противника.
Командир временами останавливал работу электромоторов и приказывал исключить полностью все шумы на лодке. Люди на боевых постах замирали. Лодка шла по инерции.
Возмущенные необыкновенной дерзостью нападения, командиры кораблей противника бешено атаковывали лодку. Взрывы шли один за другим беспрерывно. Уточнив место лодки, корабли снова и снова «сыпали» бомбы.
Маринеско рывками уводил лодку в сторону и рвался в открытое море, но корабли опять охватывали лодку и не давали ей выхода на простор. Опасные бомбежки казались бесконечными. От гидравлических ударов треснули некоторые плафоны и взорвались лампы, погасло освещение, выскочили из гнезд предохранители. Электрики быстро устраняли эти повреждения. Надо было вырываться из этого участка моря, и командир буквально рыскал в зоне нападения, стремясь оторваться от бомбежек.
Бой шел слепой, подводники не видели кораблей противника, а с кораблей не было видно лодки. Но корабельные акустики снова и снова обнаруживали лодку, и корабли опять сыпали глубинные бомбы, и поэтому получалось, что лодка все время ходила по самому опасному краю пропасти и всего лишь одно неверное движение могло привести ее к гибели. Маринеско это понимал отлично и стремился к тому, чтобы каждое его решение было точным и чтобы оно обеспечивало безопасность. Именно сильное бомбовое нападение принудило командира возвращаться к центру торпедной атаки, туда, где лежал лайнер, значит, каждую секунду он думал и понимал, что идет борьба между жизнью и смертью С-13.
У командира возникло новое боевое мышление, более глубокое, чем на тактических учениях, ежеминутно нацеленное на немедленную разгадку каждого момента надводного нападения и на немедленное открытие (изобретение) своего срочного приема ухода от бомбежки и его осуществление под водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140