Но ведь и вправду это красиво, да?
– Просто глазам не верится. Сколько раз в неделю вы его стрижете?
– Три или четыре, это зависит от дождей. Хотите, подстригу и ваш газон?
– Спасибо, я подожду, пока этим займется муж.
– Похоже, у него туговато со временем. Буду посматривать и, если понадобится стрижка, загляну к вам.
Обернувшись, Эбби посмотрела на кухонное окно.
– Вы не слышите телефон? – спросила она уже на ходу.
Сосед показал ей на свой слуховой аппарат. Попрощавшись, она побежала к дому. Телефон смолк, как только она дотронулась до трубки. Была уже половина девятого, почти совсем стемнело. Она набрала его номер, но на том конце никто не подходил. Наверное, он уже выехал домой.
За час до полуночи зазвонил телефон. Если не считать этого звонка, то тишину кабинета на втором этаже нарушало только легкое похрапывание. Покоившиеся на новом столе скрещенные ноги затекли, но телу, развалившемуся в мягком кожаном кресле, было удобно. Митч склонился во сне на сторону, он устал и ничего не слышал, но чувствовал. Листы папки Кэппса были раскиданы по всему столу, а один из наиболее угрожающе выглядевших документов Митч крепко прижимал к животу. Ботинки стояли на полу, рядом с кучей бумаг. Между ботинками валялся опустошенный пакетик из-под жареного картофеля.
После десятка звонков Митч пошевелился, потянулся рукой за трубкой. Звонила жена.
– Почему ты не позвонил мне? – спросила она прохладно и все же с тревогой в голосе.
– Прости, пожалуйста, я заснул. Сколько сейчас времени? – Протерев глаза, он попытался рассмотреть стрелки часов.
– Одиннадцать вечера. Жаль, что ты не позвонил.
– Я звонил, но ты не подходила.
– Во сколько?
– Между восемью и девятью. Где ты была?
Она не ответила. Подождала. Затем спросила сама:
– Ты собираешься домой?
– Нет. Я буду работать всю ночь.
– Всю ночь? Но ты не можешь сидеть там до утра, Митч!
– Почему же? Могу, здесь это обычное дело. В этом нет ничего нового, я этого ожидал.
– А я ожидаю тебя, Митч. Уж позвонить-то ты мог, во всяком случае. Ужин ждет тебя на плите.
– Прости. У меня выходят все сроки, я потерял счет времени. Прости, Эбби.
В трубке наступило молчание – она соображала, простить или не прощать?
– Это может превратиться в привычку, Митч.
– Может.
– Понимаю. Когда, по твоим расчетам, ты сможешь быть дома?
– Тебе страшно?
– Нет, мне не страшно. Я собираюсь спать.
– Я заеду к семи утра, мне нужно будет принять душ.
– Вот и хорошо. Если я буду спать, не буди меня. Она повесила трубку. Митч долго смотрел на телефон, прежде чем положить на рычаг свою. На пятом этаже человек в наушниках хихикнул. “Не буди меня. Ну и дела!” – сказал он сам себе, нажимая кнопку магнитофона, подключенного к компьютеру. Затем он нажал одну за другой три кнопки и негромко сказал в микрофон:
– Эй, Датч, просыпайся там!
Датч, видимо, проснулся, из интеркома донеслось:
– Да, в чем дело?
– Это Маркус, сверху. По-моему, наш мальчик собирается остаться здесь на ночь. – Что у него за проблемы?
– В настоящее время – его жена. Он забыл позвонить ей, а она приготовила ему вкусненький ужин.
– О, ужас какой! Все это мы уже слышали, нет?
– Да, все новички в первую неделю такие. В общем, он сказал ей, что до утра не придет, можешь продолжать спать.
Нажав на пульте еще несколько кнопок, Маркус вновь принялся листать отложенный было журнал.
Когда между дубами показался край солнечного диска, Эбби сидела и ждала мужа, время от времени отпивая кофе, посматривая на собаку и внимательно вслушиваясь в негромкие звуки просыпающейся вокруг жизни. Спала она плохо, усталости не снял даже горячий душ. На ней был белый махровый халат, один из его халатов, и больше ничего; влажные волосы зачесаны назад.
Хлопнула дверца автомобиля, пес в доме встрепенулся. Она услышала, как Митч ключом возится в замке кухонной двери, еще мгновение, и она распахнулась, открыв проход во внутренний дворик. Митч положил пиджак на скамейку рядом с дверью, подошел к жене.
– Доброе утро! – сказал он, садясь за плетеный стол напротив нее.
Эбби натянуто улыбнулась.
– И тебе доброго утра.
– Рановато ты поднялась. – Голос его звучал подчеркнуто заботливо, но это не сработало. Глоток кофе и та же улыбка.
Митч вздохнул и посмотрел через двор.
– Все еще дуешься из-за этой ночи?
– Вовсе нет. Я не обиделась.
– Я не сказал тебе, что сожалею об этом, и это правда. Я пробовал тебе звонить.
– Мог бы попробовать еще раз.
– Пожалуйста, не разводись со мною, Эбби. Клянусь, больше этого никогда не повторится. Только не покидай меня.
Теперь она улыбалась уже по-настоящему.
– Вид у тебя ужасный, – сказала она.
– Под халатом что-нибудь есть?
– Ничего.
– Дай-ка посмотрю.
– Почему бы тебе не вздремнуть, на тебе же лица нет.
– Спасибо. Но в девять у меня встреча с Эйвери. И в десять – тоже с ним.
– Они что, хотят убить тебя в первую неделю?
– Да, но у них ничего не выйдет. Я – мужчина. Пойдем в душ!
– Я только что там была.
– Голенькая?
– Да.
– Расскажи мне об этом. Расскажи как можно подробнее.
– Ты бы не чувствовал себя таким обделенным, если бы возвращался домой вовремя.
– Думаю, что это будет еще не раз, немало ночей я еще просижу там. Но ведь когда я сутками учился, ты же не жаловалась?
– Тогда было совсем другое дело. Я могла с этим мириться, потому что знала, что скоро конец. Но теперь-то ты уже работаешь, и мы здесь надолго. Так будет всегда? Скажи, ты теперь все время будешь работать по тысяче часов в неделю?
– Эбби, это моя первая неделя. – Вот это-то меня и волнует. Боюсь, что дальше будет хуже.
– Будет, но это неизбежно, Эбби. Это жестокий бизнес, где слабых съедают, а сильные становятся богатыми. Это марафон: кто его выдерживает, получает золото.
– И умирает на финише.
– Я в это не верю. Мы приехали всего неделю назад, а ты уже беспокоишься о моем здоровье.
Она попивала кофе и тормошила рукой собаку. Выглядела она сейчас очень красивой – с усталыми глазами, без всякой косметики, с влажными волосами. Митч поднялся, подошел сзади и поцеловал ее в щеку.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
Она сжала его руку, лежавшую на ее плече.
– Пойди прими душ. Я приготовлю завтрак. Накрытый стол был великолепен. Эбби вытащила из шкафа бабушкин фарфор – впервые за время их приезда. Зажгла свечи в серебряных подсвечниках. В хрустальных стаканах – грейпфрутовый сок. На тарелках свернутые салфетки с тем же рисунком, что и на скатерти.
Выйдя из душа, Митч завернулся в новый шотландский плед и вошел в столовую. От удивления присвистнул.
– По какому поводу?
– Особенный завтрак для особенного мужа. Он сел, восхищаясь фарфором. Посреди стола стояло большое серебряное блюдо под крышкой.
– Что ты приготовила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Просто глазам не верится. Сколько раз в неделю вы его стрижете?
– Три или четыре, это зависит от дождей. Хотите, подстригу и ваш газон?
– Спасибо, я подожду, пока этим займется муж.
– Похоже, у него туговато со временем. Буду посматривать и, если понадобится стрижка, загляну к вам.
Обернувшись, Эбби посмотрела на кухонное окно.
– Вы не слышите телефон? – спросила она уже на ходу.
Сосед показал ей на свой слуховой аппарат. Попрощавшись, она побежала к дому. Телефон смолк, как только она дотронулась до трубки. Была уже половина девятого, почти совсем стемнело. Она набрала его номер, но на том конце никто не подходил. Наверное, он уже выехал домой.
За час до полуночи зазвонил телефон. Если не считать этого звонка, то тишину кабинета на втором этаже нарушало только легкое похрапывание. Покоившиеся на новом столе скрещенные ноги затекли, но телу, развалившемуся в мягком кожаном кресле, было удобно. Митч склонился во сне на сторону, он устал и ничего не слышал, но чувствовал. Листы папки Кэппса были раскиданы по всему столу, а один из наиболее угрожающе выглядевших документов Митч крепко прижимал к животу. Ботинки стояли на полу, рядом с кучей бумаг. Между ботинками валялся опустошенный пакетик из-под жареного картофеля.
После десятка звонков Митч пошевелился, потянулся рукой за трубкой. Звонила жена.
– Почему ты не позвонил мне? – спросила она прохладно и все же с тревогой в голосе.
– Прости, пожалуйста, я заснул. Сколько сейчас времени? – Протерев глаза, он попытался рассмотреть стрелки часов.
– Одиннадцать вечера. Жаль, что ты не позвонил.
– Я звонил, но ты не подходила.
– Во сколько?
– Между восемью и девятью. Где ты была?
Она не ответила. Подождала. Затем спросила сама:
– Ты собираешься домой?
– Нет. Я буду работать всю ночь.
– Всю ночь? Но ты не можешь сидеть там до утра, Митч!
– Почему же? Могу, здесь это обычное дело. В этом нет ничего нового, я этого ожидал.
– А я ожидаю тебя, Митч. Уж позвонить-то ты мог, во всяком случае. Ужин ждет тебя на плите.
– Прости. У меня выходят все сроки, я потерял счет времени. Прости, Эбби.
В трубке наступило молчание – она соображала, простить или не прощать?
– Это может превратиться в привычку, Митч.
– Может.
– Понимаю. Когда, по твоим расчетам, ты сможешь быть дома?
– Тебе страшно?
– Нет, мне не страшно. Я собираюсь спать.
– Я заеду к семи утра, мне нужно будет принять душ.
– Вот и хорошо. Если я буду спать, не буди меня. Она повесила трубку. Митч долго смотрел на телефон, прежде чем положить на рычаг свою. На пятом этаже человек в наушниках хихикнул. “Не буди меня. Ну и дела!” – сказал он сам себе, нажимая кнопку магнитофона, подключенного к компьютеру. Затем он нажал одну за другой три кнопки и негромко сказал в микрофон:
– Эй, Датч, просыпайся там!
Датч, видимо, проснулся, из интеркома донеслось:
– Да, в чем дело?
– Это Маркус, сверху. По-моему, наш мальчик собирается остаться здесь на ночь. – Что у него за проблемы?
– В настоящее время – его жена. Он забыл позвонить ей, а она приготовила ему вкусненький ужин.
– О, ужас какой! Все это мы уже слышали, нет?
– Да, все новички в первую неделю такие. В общем, он сказал ей, что до утра не придет, можешь продолжать спать.
Нажав на пульте еще несколько кнопок, Маркус вновь принялся листать отложенный было журнал.
Когда между дубами показался край солнечного диска, Эбби сидела и ждала мужа, время от времени отпивая кофе, посматривая на собаку и внимательно вслушиваясь в негромкие звуки просыпающейся вокруг жизни. Спала она плохо, усталости не снял даже горячий душ. На ней был белый махровый халат, один из его халатов, и больше ничего; влажные волосы зачесаны назад.
Хлопнула дверца автомобиля, пес в доме встрепенулся. Она услышала, как Митч ключом возится в замке кухонной двери, еще мгновение, и она распахнулась, открыв проход во внутренний дворик. Митч положил пиджак на скамейку рядом с дверью, подошел к жене.
– Доброе утро! – сказал он, садясь за плетеный стол напротив нее.
Эбби натянуто улыбнулась.
– И тебе доброго утра.
– Рановато ты поднялась. – Голос его звучал подчеркнуто заботливо, но это не сработало. Глоток кофе и та же улыбка.
Митч вздохнул и посмотрел через двор.
– Все еще дуешься из-за этой ночи?
– Вовсе нет. Я не обиделась.
– Я не сказал тебе, что сожалею об этом, и это правда. Я пробовал тебе звонить.
– Мог бы попробовать еще раз.
– Пожалуйста, не разводись со мною, Эбби. Клянусь, больше этого никогда не повторится. Только не покидай меня.
Теперь она улыбалась уже по-настоящему.
– Вид у тебя ужасный, – сказала она.
– Под халатом что-нибудь есть?
– Ничего.
– Дай-ка посмотрю.
– Почему бы тебе не вздремнуть, на тебе же лица нет.
– Спасибо. Но в девять у меня встреча с Эйвери. И в десять – тоже с ним.
– Они что, хотят убить тебя в первую неделю?
– Да, но у них ничего не выйдет. Я – мужчина. Пойдем в душ!
– Я только что там была.
– Голенькая?
– Да.
– Расскажи мне об этом. Расскажи как можно подробнее.
– Ты бы не чувствовал себя таким обделенным, если бы возвращался домой вовремя.
– Думаю, что это будет еще не раз, немало ночей я еще просижу там. Но ведь когда я сутками учился, ты же не жаловалась?
– Тогда было совсем другое дело. Я могла с этим мириться, потому что знала, что скоро конец. Но теперь-то ты уже работаешь, и мы здесь надолго. Так будет всегда? Скажи, ты теперь все время будешь работать по тысяче часов в неделю?
– Эбби, это моя первая неделя. – Вот это-то меня и волнует. Боюсь, что дальше будет хуже.
– Будет, но это неизбежно, Эбби. Это жестокий бизнес, где слабых съедают, а сильные становятся богатыми. Это марафон: кто его выдерживает, получает золото.
– И умирает на финише.
– Я в это не верю. Мы приехали всего неделю назад, а ты уже беспокоишься о моем здоровье.
Она попивала кофе и тормошила рукой собаку. Выглядела она сейчас очень красивой – с усталыми глазами, без всякой косметики, с влажными волосами. Митч поднялся, подошел сзади и поцеловал ее в щеку.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
Она сжала его руку, лежавшую на ее плече.
– Пойди прими душ. Я приготовлю завтрак. Накрытый стол был великолепен. Эбби вытащила из шкафа бабушкин фарфор – впервые за время их приезда. Зажгла свечи в серебряных подсвечниках. В хрустальных стаканах – грейпфрутовый сок. На тарелках свернутые салфетки с тем же рисунком, что и на скатерти.
Выйдя из душа, Митч завернулся в новый шотландский плед и вошел в столовую. От удивления присвистнул.
– По какому поводу?
– Особенный завтрак для особенного мужа. Он сел, восхищаясь фарфором. Посреди стола стояло большое серебряное блюдо под крышкой.
– Что ты приготовила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103