— Полагаю, вы хотите допросить меня с пристрастием без профессора Робертса, чтобы он не брался отвечать сам на все ваши вопросы? — безжизненно произнес Миллер, пока они спускались по лестнице к молу.
— Ну, я бы не стала говорить «с пристрастием», но близко к тому, — ответила Флавия. Они перешли на английский, хотя с Робертсом общались только по-итальянски, а когда единственный раз вмешался Миллер, его язык показался ей не совсем правильным.
— Как Мастерсон вела себя в комитете? — Флавия решила, что отзыв Миллера может отличаться от того, что сказал его коллега.
Отбивая дробь каблуками по каменным ступеням, ученый пожал плечами. Он был одет в джинсы и майку и по какому-то удивительному и совсем не итальянскому выверту моды — в дорогие черные ботинки. Странные все-таки люди, эти американцы.
— Не примите за нападки или что-нибудь такое… Она была опытным и квалифицированным человеком. Но не самым очевидным выбором на членство в комитете.
— Потому что хорошо выполняла свою работу? — Флавия снова поймала себя на том, что стремится защитить несчастную погибшую от сомнений и критики ее коллег мужского пола. Уж не слишком ли она начинает себя отождествлять с этим трупом?
Впервые с тех пор, как они познакомились, Миллер искренне удивился.
— Боже упаси! — воскликнул он. — Случай редкий сам по себе. В конце концов, Луиза была специалистом не по Тициану, а по искусству Ренессанса в целом.
— Таким образом, она писала, работала в музее и состояла в комитете?
— Никто не обвинял ее в нерадении. Она была всегда добросовестной. Может быть, слишком много публиковала? Не знаю. Ее опусы были немного легковесными. И не такими оригинальными, как она пыталась представить. Я точно знаю, ее взяли только потому, что она женщина.
— Что вы хотите сказать? — вспыхнула Флавия на его замечание. Вот чего она действительно терпеть не могла…
— Разве не понятно? В наши дни всякий проект, чтобы выглядеть прогрессивным и непредвзятым, должен включать в себя женщину. Лоренцо очень следит за этим и поэтому санкционировал ее назначение. Другая кандидатура просто не пришла в голову. Так что Луизе повезло.
— В чем?
— В том, что Робертс и Лоренцо тянут каждый в свою сторону. Бедняга Робертс. Он решил, что всех облагодетельствовал, когда получил правительственный грант. Но затем ушел в отставку Бралль, и ему на шею посадили Лоренцо, который моментально принялся бороться за власть. Если бы Луиза не была женщиной, не видать бы ей членства в комитете.
— Что она собой представляла? — Флавия решила укрыться в знакомой области допроса. Она чувствовала, что еще немного — и булавочные уколы Миллера заставят ее взорваться.
Они уже достигли мола, со стороны лагуны к ним приближался морской трамвайчик. Пришлось прерваться, чтобы сбегать купить билет.
— Мне она в общем-то нравилась. — Флавия вернулась с желанным клочком бумаги, а Миллер сделал над собой невероятное усилие, чтобы оставаться искренним. — Хорошая коллега. Такую не часто встретишь. Остра на язык. Не выносила дураков.
— Вы были любовниками? — спросила Флавия. Она считала, что нет ничего лучше лобовой атаки. Последовала долгая пауза.
— Господи, ничего подобного, — наконец с насмешливой улыбкой ответил он. — Луиза была человеком-айсбергом. Подозреваю, у нее что-то было с Ван Хеттереном. Он в нее втюрился. Если честно, этакое затмение мозгов. Но они поцапались по работе, и она дала от ворот поворот. Бедолага. Я его предупреждал, а он меня не послушался.
— Какой интерес в этом комитете? Я имею в виду личный. Что вы сами от него получаете?
Миллер на секунду задумался.
— У каждого свой. Хотелось бы думать, что этот интерес академический, но как насмотришься всяких свар и скандалов, невольно начинаешь сомневаться. Робертс и Лоренцо любят верховодить, и каждый исключительно по-своему. Коллман — до гениальности, до наивности ученый. Он не заметит интриги, даже если наступят ему на ногу. Ван Хеттерен не прочь провести время за чужой счет. А Луизу, мне кажется, двигало тщеславие.
Не очень лестные характеристики, подумала Флавия, пока трамвайчик, пыхтя, пересекал пятисотярдовое устье Большого канала, направляясь к площади Сан-Марко. А вот и тот самый сад, где зарезали Мастерсон, невольно подумала она, но тут же, взяв себя в руки, стряхнула ненужные мысли и задала вопрос:
— Ну а вы сами?
— Вы наверняка решили, что я очень практичен. Так оно и есть. Но у меня нет возможности проявлять легкомыслие. Для меня комитет, кроме всего прочего, вопрос надежности. Я думаю, что он поможет мне остаться в должности. Поэтому я так мандражирую.
— Простите, не поняла.
— Нервничаю. Видите ли, в США университеты держат сотрудника несколько лет, а потом решают: выставить вон или с Богом оставить. Ничего смешного, если учесть, как складывается рынок труда. Если я потеряю место, то другого больше не найду. Членство в комитете стало чем-то вроде ниспосланного дара. Оно обеспечивает поддержку Робертса в качестве оппонента и известную долю престижа. Но вот кто-то убивает Луизу, и перспектива становится менее радужной. Особенно если указующий перст правосудия направлен в мою сторону. Кому захочется отдавать пожизненную должность возможному преступнику?
Вот, оказывается, почему он так напряжен.
— Неужели Робертс прав, и вы подозреваете одного из нас?
Внезапно Флавия ощутила, что сочувствует этому человеку.
— Нет, — ободряюще ответила она. — На это нет никаких оснований. Ваше алиби безупречно. Все, чем я занимаюсь, — разбираюсь с неясностями.
— А каковы шансы найти реального убийцу?
— Невелики, если нападение было случайным. Но мы достаточно наскребли, чтобы убедить всех, что никто из вас не виноват. Я по крайней мере на это надеюсь. Нельзя, чтобы печальное событие повредило кому-нибудь еще.
Трамвайчик приткнулся к пристани Сан-Марко, и они вместе с остальными пробились к выходу, прежде чем с набережной начали напирать в обратную сторону и успели преградить дорогу. Отдышавшись после борьбы, Флавия одернула одежду.
— Приятно было познакомиться, — сказал Миллер, когда она собралась уходить. — И спасибо за слова ободрения. Я их оценил.
— А вам счастливо поплавать.
Миллер тоже не понял, смеется она над ним или говорит серьезно.
— Это меня успокаивает, — буркнул он. — Луиза в подобной ситуации отправилась бы в библиотеку и забылась чтением последних статей. Может быть, именно поэтому ей всегда удавалось больше, чем мне.
— А может быть, поэтому она умерла, — пожала плечами Флавия. Она сказала это без всякой задней мысли, но Миллер почему-то смутился. Расставшись с ним, она посмотрела на часы: время ленча. Пора поднабраться калорий, прежде чем приступить к следующему кандидату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55