Телефоны названивали, телексы рассылали сообщения: отдавались приказы, чиновники переваливали ответственность друг на друга. Все жаждали немедленных действий, но ждали их от кого-нибудь другого.
Вот потому-то так самодовольно ухмылялся генерал Таддео Боттандо, когда объяснял Флавии ди Стефано — своей лучшей и самой сообразительной во всем итальянском управлении по раскрытию краж произведений искусства помощнице обстоятельства безвременной кончины доктора Луизы М. Мастерсон.
— Ах вот как! — облегченно воскликнула она. — Тогда я не совсем понимаю, почему я здесь, а не в собственной постели с сегодняшней газетой?
Надо сразу оговориться, что ни тот, ни другая не отличались ни жестокостью, ни бесчувственностью. Задумайся они о том, что случилось, то бы искренне расстроились: ведь неизвестный убийца отправил в могилу тридцативосьмилетнюю женщину в расцвете сил, которая могла бы так много свершить в иконографии Ренессанса. Но одна из составляющих работы полицейского заключается именно в том, что ему недосуг размышлять о предметах, непосредственно его не касающихся.
А эта смерть, какой бы трагичной она ни казалась, как раз подпадала в разряд событий, не имеющих к ним отношения. Их маленькое и плохо финансируемое управление было создано несколько лет назад, чтобы отчаянно, но безнадежно сражаться с нарастающим валом краж и вывоза за рубеж итальянских произведений искусства. Сотрудники занимались раскрытием похищений и махинаций с картинами, гравюрами, рисунками, скульптурой, керамикой; как-то случилось расследовать кражу целого здания на корню, которое предназначалось для вывоза в Южную Корею. Они гордились тем, что удалось вернуть лестницу, одну из комнат и часть библиотеки. Но стены, к сожалению, сгинули навсегда. Потрясенному, взиравшему на груду камня и дерева в кузове грузовика, бывшему владельцу дома Боттандо обрисовал результат расследования как частичный успех своей службы.
Пикантность состояла в том, что в сферу их деятельности входили преступления против произведений искусства, а не личностей искусствоведов. В таких случаях расследование передавалось в другие руки — пусть даже во время убийства пропадало все достояние Национального музея. Не вызывало сомнений, что очень многое определялось бюрократическими распрями между разрозненными полицейскими подразделениями, но если такой мастер, как Боттандо, желал отвертеться от расследования, а преступление подразумевало убийство, ему это не составляло никакого труда.
Флавия не сомневалась, что он намеревался отвертеться, и недоуменно гадала, почему ее вытащили из постели. В итальянской полиции не принято бросаться грудью на амбразуру — от этого никакого проку: люди перестают воспринимать героя серьезно. Нужно дождаться, пока вас не попросит кто-нибудь из высшего начальства, например, министр, а потом мучительно закатывать глаза и твердить, как много именно в этот момент на вас (ваше управление) всего навалилось, и только потом нехотя согласиться, давая понять, что лишь опыт ваших специалистов позволяет надеяться, что дело будет раскрыто. При этом следует ясно намекнуть, что вы соглашаетесь исключительно из уважения к министру, но одновременно надеетесь и на его содействие…
Флавия была уверена, что происходит нечто именно в этом роде. Оставался единственный вопрос: какое отношение это все имело к ней. И вот в сознании забрезжила неприятная мыслишка: итальянское правительство расходовало чрезмерно много. Дефицит бюджета рос с такой скоростью, что у всех, кроме членов кабинета, от отчаяния опускались руки. Время от времени очередная администрация загоралась намерением разобраться с проблемой. Усилия, как правило, продолжались недолго, месяцев шесть, но в это время урезались различные программы и в действие вступал жесткий режим экономии. Потом люди от этого уставали, все возвращалось на круги своя, и дефицит стремительно возносился вверх по спирали.
И вот беда — наступил очередной период затягивания поясов, и конкурирующие полицейские силы носились с идеей сэкономить средства за счет сокращения отдела генерала Боттандо, а расследование краж произведений искусства передать в ведение местных структур карабинеров. Пользы бы это не принесло и денег тоже не сэкономило, но Боттандо прекрасно понимал, что дело не в том. Карабинеры никогда не могли согласиться с тем, что его управление создано под эгидой полиции. Обычно он легко от них отделывался. Но теперь его противники брали на слушаниях верх, и через восемь дней предстояло рассмотрение годового бюджета и реально вставала угроза всяких непосредственных сокращений.
— Речь, случайно, не о деньгах? — спросила Флавия и застонала, когда Боттандо кивнул. — Ради Бога, с этим только не ко мне. У меня и так работы навалом. — В ее больших голубых глазах итальянки с севера отразилась вся степень скорбной мольбы, на которую она оказалась способна. Но начальник был человек непреклонный.
— Ничего, дорогая, мы кое-что с вас снимем.
— Так ведь вы отказали, когда я попросила дать мне в пятницу выходной, — парировала Флавия.
Но Боттандо был не из тех, кто позволял себя путать всякими мелочами.
— То была пятница, — махнул он рукой, давая понять, что тема исчерпана. — Вы что-нибудь слышали о Тициановском комитете?
Флавия работала с генералом достаточно давно и, взглянув в его лицо, мысленно признала свое поражение.
— Конечно. Широко финансируемое правительственное предприятие, целью которого является каталогизация всего, что создал Тициан, вплоть до установления подлинности его счетов из прачечной. Весьма представительная затея.
— Что-то в этом роде, — кивнул босс. — Голландцы создали нечто подобное. И министр решил, что престиж международного финансируемого правительством мегапроекта должен принадлежать итальянскому художнику, а не какому-то занюханному голландскому Рембрандту. Вот и отвалили на Тициана по полной. Полдюжины экспертов за год высасывают столько, что нам хватило бы купаться в роскоши целое десятилетие. Это у них называется коллективными усилиями. Не возьму в толк, почему в наш бюрократический век считается, что шесть личных точек зрений лучше одной. Им кажется, что так все будет точнее. А у меня на этот счет большие сомнения. Так вот, этот комитет принялся с бешеной энергией выпускать каталоги картин, рисунков и прочего. Вы в курсе, о чем я говорю?
— Я об этом слышала. И что дальше?
Боттандо посмотрел на помощницу с долей сомнения.
— А дальше то, — с нажимом произнес он, давая понять, что успел заметить отсутствие у нее энтузиазма, — дальше то, что теперь их всего пятеро. Другими словами, шестая участница этого влиятельного международного проекта почила в бозе, или, выражаясь иначе, ее укокошили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Вот потому-то так самодовольно ухмылялся генерал Таддео Боттандо, когда объяснял Флавии ди Стефано — своей лучшей и самой сообразительной во всем итальянском управлении по раскрытию краж произведений искусства помощнице обстоятельства безвременной кончины доктора Луизы М. Мастерсон.
— Ах вот как! — облегченно воскликнула она. — Тогда я не совсем понимаю, почему я здесь, а не в собственной постели с сегодняшней газетой?
Надо сразу оговориться, что ни тот, ни другая не отличались ни жестокостью, ни бесчувственностью. Задумайся они о том, что случилось, то бы искренне расстроились: ведь неизвестный убийца отправил в могилу тридцативосьмилетнюю женщину в расцвете сил, которая могла бы так много свершить в иконографии Ренессанса. Но одна из составляющих работы полицейского заключается именно в том, что ему недосуг размышлять о предметах, непосредственно его не касающихся.
А эта смерть, какой бы трагичной она ни казалась, как раз подпадала в разряд событий, не имеющих к ним отношения. Их маленькое и плохо финансируемое управление было создано несколько лет назад, чтобы отчаянно, но безнадежно сражаться с нарастающим валом краж и вывоза за рубеж итальянских произведений искусства. Сотрудники занимались раскрытием похищений и махинаций с картинами, гравюрами, рисунками, скульптурой, керамикой; как-то случилось расследовать кражу целого здания на корню, которое предназначалось для вывоза в Южную Корею. Они гордились тем, что удалось вернуть лестницу, одну из комнат и часть библиотеки. Но стены, к сожалению, сгинули навсегда. Потрясенному, взиравшему на груду камня и дерева в кузове грузовика, бывшему владельцу дома Боттандо обрисовал результат расследования как частичный успех своей службы.
Пикантность состояла в том, что в сферу их деятельности входили преступления против произведений искусства, а не личностей искусствоведов. В таких случаях расследование передавалось в другие руки — пусть даже во время убийства пропадало все достояние Национального музея. Не вызывало сомнений, что очень многое определялось бюрократическими распрями между разрозненными полицейскими подразделениями, но если такой мастер, как Боттандо, желал отвертеться от расследования, а преступление подразумевало убийство, ему это не составляло никакого труда.
Флавия не сомневалась, что он намеревался отвертеться, и недоуменно гадала, почему ее вытащили из постели. В итальянской полиции не принято бросаться грудью на амбразуру — от этого никакого проку: люди перестают воспринимать героя серьезно. Нужно дождаться, пока вас не попросит кто-нибудь из высшего начальства, например, министр, а потом мучительно закатывать глаза и твердить, как много именно в этот момент на вас (ваше управление) всего навалилось, и только потом нехотя согласиться, давая понять, что лишь опыт ваших специалистов позволяет надеяться, что дело будет раскрыто. При этом следует ясно намекнуть, что вы соглашаетесь исключительно из уважения к министру, но одновременно надеетесь и на его содействие…
Флавия была уверена, что происходит нечто именно в этом роде. Оставался единственный вопрос: какое отношение это все имело к ней. И вот в сознании забрезжила неприятная мыслишка: итальянское правительство расходовало чрезмерно много. Дефицит бюджета рос с такой скоростью, что у всех, кроме членов кабинета, от отчаяния опускались руки. Время от времени очередная администрация загоралась намерением разобраться с проблемой. Усилия, как правило, продолжались недолго, месяцев шесть, но в это время урезались различные программы и в действие вступал жесткий режим экономии. Потом люди от этого уставали, все возвращалось на круги своя, и дефицит стремительно возносился вверх по спирали.
И вот беда — наступил очередной период затягивания поясов, и конкурирующие полицейские силы носились с идеей сэкономить средства за счет сокращения отдела генерала Боттандо, а расследование краж произведений искусства передать в ведение местных структур карабинеров. Пользы бы это не принесло и денег тоже не сэкономило, но Боттандо прекрасно понимал, что дело не в том. Карабинеры никогда не могли согласиться с тем, что его управление создано под эгидой полиции. Обычно он легко от них отделывался. Но теперь его противники брали на слушаниях верх, и через восемь дней предстояло рассмотрение годового бюджета и реально вставала угроза всяких непосредственных сокращений.
— Речь, случайно, не о деньгах? — спросила Флавия и застонала, когда Боттандо кивнул. — Ради Бога, с этим только не ко мне. У меня и так работы навалом. — В ее больших голубых глазах итальянки с севера отразилась вся степень скорбной мольбы, на которую она оказалась способна. Но начальник был человек непреклонный.
— Ничего, дорогая, мы кое-что с вас снимем.
— Так ведь вы отказали, когда я попросила дать мне в пятницу выходной, — парировала Флавия.
Но Боттандо был не из тех, кто позволял себя путать всякими мелочами.
— То была пятница, — махнул он рукой, давая понять, что тема исчерпана. — Вы что-нибудь слышали о Тициановском комитете?
Флавия работала с генералом достаточно давно и, взглянув в его лицо, мысленно признала свое поражение.
— Конечно. Широко финансируемое правительственное предприятие, целью которого является каталогизация всего, что создал Тициан, вплоть до установления подлинности его счетов из прачечной. Весьма представительная затея.
— Что-то в этом роде, — кивнул босс. — Голландцы создали нечто подобное. И министр решил, что престиж международного финансируемого правительством мегапроекта должен принадлежать итальянскому художнику, а не какому-то занюханному голландскому Рембрандту. Вот и отвалили на Тициана по полной. Полдюжины экспертов за год высасывают столько, что нам хватило бы купаться в роскоши целое десятилетие. Это у них называется коллективными усилиями. Не возьму в толк, почему в наш бюрократический век считается, что шесть личных точек зрений лучше одной. Им кажется, что так все будет точнее. А у меня на этот счет большие сомнения. Так вот, этот комитет принялся с бешеной энергией выпускать каталоги картин, рисунков и прочего. Вы в курсе, о чем я говорю?
— Я об этом слышала. И что дальше?
Боттандо посмотрел на помощницу с долей сомнения.
— А дальше то, — с нажимом произнес он, давая понять, что успел заметить отсутствие у нее энтузиазма, — дальше то, что теперь их всего пятеро. Другими словами, шестая участница этого влиятельного международного проекта почила в бозе, или, выражаясь иначе, ее укокошили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55