– Минутку, сейчас соберу вещи и сухари.
Знаменский тотчас улавливает привычный Мише тон.
– Если кроме сухарей я разрешу взять три книжки, какие возьмешь?
– «Сумму технологии» Лема, «Алису в стране чудес»… и отрыв­ной календарь для женщин, – полупоклон в сторону Нины.
– Любимое изречение?
– Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно. Конец цитаты.
– Хм… И каковы отношения с преподавателем литературы!
– Пакт о ненападении.
– Какое качество ты ценишь больше всего?
– Не быть как все.
– Книги в основном твои?
– У меня большая информационная емкость.
– Проверим. Кто такой Джо Луис?
– Довоенный чемпион мира по боксу.
– Когда пала Бастилия?
– В 1789 году.
– Чему равен аршин?
– Семьдесят один сантиметр.
– В какую сторону выбрасывается гильза у пистолета?
– Вправо.
– Кроме «Вальтера» тридцать восьмого года. У того – влево. Это чтобы ты мог блеснуть при случае эрудицией.
Насчет «Вальтера» – для отвода глаз, чтобы диалог не закончился на вопросе, к которому Знаменский вел.

* * *
В ранних сумерках Сенька, оглядываясь, пробирается в один из пустых сараев. Осиротелый насест и помет под ногами свидетель­ствует, что тут еще недавно держали кур.
Из сарая должен быть лаз в подпол. Стараясь не шуметь, Сенька разгребает хлам в поисках люка…
В подпол ведет полусгнившая лесенка. Сенька достает из кар­мана «ТТ», бережно заворачивает в старую майку. Дома держать это сокровище уже опасно – визит следователя Сеньку насторо­жил…
Наутро ребята, как всегда, сходятся во дворе, и Леша объявля­ет:
– Дети, вы обхохочетесь! У нас вчера была милиция!
– Ладно заливать! – Миша делает вид, что не верит.
– Да честное слово! Натка?
– Подтверждаю. Хорошенькая девица и при ней майор.
Подает голос Сенька:
– А зачем они к вам?
– Для оздоровления нашей психики. Поскольку мы вроде творога – скоропортящийся продукт.
– Хранить в сухом, прохладном месте, – по привычке подхва­тывает Миша.
– Родители при виде них в обморок попадали, – с усмешкой говорит Наташа. – Решили, что Лешка кого-нибудь зашиб до смерти.
– Потом мать тяпнула валидолу и принялась врать, какие мы хорошие. Комедь!
Мише надоело притворяться:
– А теперь вы обхохочетесь, братцы Терентьевы, у нас с Сенькой тоже была милиция. И через дом в двух подъездах. Так что не один Ледокол удостоен.
Компания веселится, лишь Сеньке тревожно:
– Ребята, вам ничего не показалось?… Что они насчет пистоле­та?..
Ребята переглядываются: а вдруг и впрямь?
– Это, Сеня, надо тебя спросить: могут они подозревать или нет. – На сей раз Наташа выразила общее мнений, и от Сеньки ждут серьезного ответа. Но он еще не решается на откровенность.
– Я думаю, нет, потому что… в общем, пока не могут.

* * *
Вечер. По улице идет Виктор, замечает парней, участвовавших в драке с Лешей.
– Эй! Так и ходите с битой рожей? А еще хвастали: возьмем ножик, возьмем вилку. Передайте Топору, что вы слабаки.
Он направляется дальше и подходит к нашей компании.
– Привет подрастающему поколению! Об чем толкуете?
– Обсуждаем цвет прошлогоднего снега.
– Хватит, Натка, – останавливает Леша. – Милиция вокруг нас засуетилась, Виктор.
– На чем застукали? – с показным равнодушием спрашивает Виктор.
– Да ни на чем. Организуют родительский актив. Наши вчера записались. Интересно, какой кружок способен вести мой папоч­ка?
– А он кто?
– Специалист по кожезаменителям, – пожимает плечами Леша.
– Классный кружок, – осеняет Мишу. – «Кожезаменители в быту молодежи». Будешь поставлять наглядные пособия.
– Точно. Кому чего на роже заменить, – похохатывает Виктор. – Ну-ка, расскажите про милицию.

* * *
Знаменский и Нина возвращаются между тем в отделение.
– Пал Палыч, завтра снова с визитами?
– А что, Нина-Тоня, мне нравится ходить с вами в гости.
– Мне тоже, – вскидывает глаза Нина. – Но ведь надо спе­шить. Вчера мы посетили восемь семей, сегодня – девять и столько раз пили чай…
– А толку чуть, да?
– Наоборот, мне кажется, что мы уже видели их. Или его.
– Вполне вероятно.
– Топорков, да? Из него прямо лезут эти словечки, повадки! Вы тоже о нем думаете, да? Нет? Но кого-нибудь вы подозревае­те? – Нина засматривает Знаменскому в лицо.
– Дайте вашу книжечку. Вот, с первых страничек: Гвоздарев, Мухин, Терентьевы. Терентьевы… Вы бы хотели таких родителей?
– Нет…
– Правильно, они на редкость нудные. Две скрипучие деревян­ные пилы.
– Ой, Пал Палыч, – улыбается Нина.
– Да чем я виноват, если они такие? А из сына с дочерью жизнь ключом. Вспомните этого Леху-Ледокола. Разве не может он баловаться пистолетом?
– Может… Хоть бы не он!
– А Сэм – Мухин?
– Где дед-старовер и «отец – не мать»? Мне кажется, он больше на словах боек.
– Но стремление не быть как все… Может, и он. Тем более, что дома опять-таки…
– Да, общего языка нет. В этой компании, пожалуй, только Гвоздарев с матерью считается, верно?
– Верно. Сенька, по прозванию Гвоздик. Трудно ему, да еще при тех сплетнях, что ходят.
– Пал Палыч, она не такая! Злословят потому, что красивая.
– Разве я говорю, что «такая», Нина-Тоня! Я говоря, что Сеньке трудно. Комплекс неполноценности. Позарез надо чем-то компенсировать. Мальчишка заводной.
– Гвоздик сильно нервничал при нас, да?.. Ой, Пал Палыч, но ведь не он же! Его слишком жалко. Нет, и остальных жалко.

* * *
Бондарь мрачнее тучи.
– Стараюсь, маэстро! В три узла готов!.. – клянется Виктор.
– Старайся, Витек. Старайся, пока я добрый, – зловеще-ласково внушает Бондарь. – Если милиция до пистолета доберет­ся, я тогда в тридцать три завяжу. По крайней мере не продашь, когда заметут.
Виктор опасливо ежится.
– Нет, ну… На чем же заметут… Вроде бы не на чем.
– А ты не зарекайся, такой страховки небось нету. Транзитни­ки мы, ясно? Уже засиделись. Не к добру… Короче, даю тебе три дня сроку. На Таганке у метро есть блинная, знаешь? С завтрева в восемнадцать часов жду там. Только не ори: «Привет, маэстро!» Пятница – крайний срок!

* * *
Угрозы маэстро – не пустой звук. Виктор понимает. Надо спешить…
– Топору и топоришкам! – провозглашает он, застав парней за вялым разговором.
Те отвечают вразброд и неуверенно: крутится тут новый тип, а что за тип – неведомо.
– Отойдем на пару слов, – говорит Виктор Топоркову.
Отходят в сторону.
– Считаю, пора для знакомства, – Виктор щелкает себя по шее. – И вообще, для осмысления жизни.
Топорков польщен:
– Если ставят – не отказываюсь. – И машет приятелям: – Я пошел!
Они уходят, сворачивают за угол, продолжая разговор.
– А касательно Лехи у меня политика – сестричку клею, куколку.
– Да она еще… Что она понимает?
– Объясню – поймет!
Виктор покровительственно хихикает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16