«Давай остальные, пристрелю!» Честно скажу: я бы уж и рада отдать, дергаю ящик, а его заело. Тут Настасья как шарахнет­ся за дверь! Он выругался – и следом на улицу. Спасла меня Настасья!
– До чего-нибудь он дотрагивался? – спрашивает Кибрит.
– Не знаю, милая, не знаю, – трясет женщина головой.
– Расскажите теперь вы, – оборачивается Знаменский ко второй продавщице.
– Я здесь находилась, – густым голосом сообщает круглая, на ногах-тумбах Настасья и показывает, как сидела за прилавком. Неподалеку от витрины у нее поставлен стул и еще скамеечка для опухающих ног. – Сижу, в окно смотрю. Еще на той стороне улицы я его заметила.
Фотограф нацеливается в нее объективом, продавщица ни с того ни с сего улыбается: условный рефлекс на фотоаппарат.
– Почему вы обратили на него внимание?
– Да просто так. Он шел слева, а вон от того столба стал наискосок сюда переходить, к витрине. И остановился.
– И долго стоял?
– Нет, только зыркнул – пусто внутри или нет. И входит. Быстрым таким шагом. Воротник поднят, и кепка на лоб. И – уже возле кассы с револьвером, и Женя ему деньги отдает. И, он слышу, говорит: «Всех перестреляю!» С этих слов меня будто кто подбросил – сейчас была за прилавком, а сейчас уже по переулку бегу, себя не помню… Только когда на двух мужчин набежала, очнулась. Зовите, кричу, милицию, магазин грабят! Обратно уже люди довели, ноги не слушались.
– И что вы застали, вернувшись?
– Женя сидит за кассой, как пришитая, и трясется. Даже товар не собирает, который я на пол смахнула.
– Когда прыгали через прилавок? – Знаменский прикидыва­ет, каково было брать такой барьер.
– Ну да. Носки, рубашки, все полетело!
– А где они сейчас? – вмешивается Кибрит.
– Вон отдельно сложены. Упаковка загрязнилась, протереть надо.
Кибрит начинает осторожно перебирать и осматривать указан­ные продавщицей вещи, упакованные в целлофановые пакеты.
– Не помните, как они валялись, эти пакеты? – спрашивает она продавщицу-кассиршу.
– Да почти по всему полу.
– На бегу от кассы к двери можно было наступить?
– Почему ж нельзя…
– А до возвращения вашей напарницы кто-нибудь в магазин входил?
– Никто.
– У вас какой размер обуви? – обращается Кибрит к Настасье.
– Тридцать седьмой. – Она снимает с ноги тапочек и предъяв­ляет в доказательство.
– Один неполный след есть, Пал Палыч.
Кибрит опыляет след. Входит Томин.
– Скрылся. Никто его и близко не видел!
Кибрит кладет на пол пакет с отпечатком следа, который теперь виден отчетливее, и фотограф щелкает его сверху; Томин вздыхает:
– Эх, от следа до человека…

* * *
А человек преспокойно идет по улице – уже без кепки, плащ на руке. Заворачивает в обувной магазин.
– Обслужите меня, пожалуйста.
– Только если быстро, – предупреждает продавщица. – Зак­рываем.
– Я все делаю быстро, милая девушка, – и скидывает старые ботинки.

* * *
В милицейском микроавтобусе друзья возвращаются с места происшествия.
– Ты бы все-таки назначил ревизию, Паша, – советует Томин. – Магазины у нас грабят редко.
– Замаскированная недостача? Почему бы тогда не сказать, что выручку отдали?
– По-моему, на инсценировку не похоже, – замечает Кибрит.
В городе уже ночь, по лицам скользят тени и свет.
– Неизвестно, кого искать, – снова нарушает молчание То­мин. – То ли дурака, которому повезло, то ли умника, который промахнулся.
– В смысле?
– Сейчас, Зинуля, объясню. Примем для начала вариант дура­ка. Местный дурак. Шел мимо, учуял, что в галантерее сегодня деньгами пахнет, и думает: где наша не пропадала! Взял какой-нибудь пугач или крашеную болванку и отправился на дело. И случай уберег его от всех напастей. Ухватил дурак сколько успел, забился в свою норку и радуется: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел!
– В принципе, возможный вариант, – соглашается Кибрит.
– Разберем противоположную модель. Человек опытный, бывалый. Все взвесил до мелочей. Точно выбрал маленький мага­зинчик в тихом переулке. Точно знал, какой куш его ждет. Точно рассчитал момент – час до закрытия и по телевидению междуна­родный футбол. Кстати, наши выиграли: три – два.
– Ура – ура.
– Мужское население следит за мячом, а наш умник отправля­ется грабить. И потом мастерски уходит от погони. Но пожилая грузная женщина проявила со страху фантастическую прыть. Теперь он сидит и злится, что не удалось взять всю кассу.
– Опять похоже.
– Вот видишь, Зинуля, это две модели. Не исключены и гиб­ридные. Скажи хоть, сколько у этой модели в холке.
– Сейчас посчитаю, – заглядывает в записную книжку, крас­новато освещенную проплывающей мимо рекламой, и бормочет. – Ширину каблука множим на три и девять, получаем полную длину следа. Отсюда выводим рост… Сантиметров сто шестьдесят семь. Посмотрю таблицу, завтра скажу точнее.

* * *
Ранним утром следующего дня, когда во дворе лишь воробьи, дворники да владельцы собак, веснушчатый пятнадцатилетний Сенька Гвоздарев помогает матери: они метут, в четыре руки вытряхивают урны; работают слаженно, явно не впервой.
– Ну чисто, сынок, пошли чай пить. – Гвоздарева развязыва­ет низко надвинутую от пыли косынку и сразу молодеет.
– Ага, ты ставь, я сейчас.
– Куда, Сеня?
– Нужно. Минут на пятнадцать.
У Сеньки дело в квартале пустых домов. Подобрал старый стул, заглядывает в окна: «Ага, кресло тоже сгодится!»
Пытается отодрать доску, которой наискось забита дверь, доска не поддается. А кресло дразнит.
Досадливо что-то бормоча, Сенька направляется к сараю, что­бы раздобыть какой-нибудь рычаг. Отыскав ржавую лопату, возв­ращается к дому и повторяет попытку открыть дверь. Лопата гнется. Сенька снова идет в сарай, видит в дальнем углу лом. Через кучу хлама лезет туда. И вдруг останавливается, ошеломленный, а затем медленно, затаив дыхание, опускается на колени. Среди мусора перед ним лежит большой черный пистолет…

* * *
Тем же утром, но попозже, на бульваре встретились двое. Один – тот, что удирал от милицейских свистков, ограбив кассиршу, Бондарь, старый вор-рецидивист. Другой – Виктор Лабазников, его подручный, парень лет двадцати трех. Тенниска обтягивает налитые мускулы, голова ладно сидит на загорелой шее, лицо почти приятное, если б не уклончивый, рыскающий взгляд.
Разговор между ними вполголоса, но крутой:
– Нету? – шипит Бондарь. – Как нету? Искать надо уметь!
– Каждый сантиметр носом перекопал, маэстро. Клянусь!
– Значит, не в том сарае!
– Строго по вашим координатам: дом с голубятней, скамейка, две липы.
– Сарай к дому дверью? – проверяет Бондарь.
– Нет, боком. Дверь на одной петле.
– Ну там и есть! Неужели самому лезть после вчерашнего?
– Бесполезно, маэстро. Нету, – Виктор сокрушенно вздыхает и повторяет: – Нет.
В расстройстве Бондарь опускается на скамью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16