Да.
И, не дожидаясь ни сочувствия, ни понимания с моей стороны, а также подколок со стороны Динки, двинулся в сторону кухни. Я направилась было за ним, когда нас догнал Динкин насмешливый комментарий.
— А ты неплохо ориентируешься в доме, Ленчик.
Ленчик остановился, как будто ему в спину запустили куском лежалого навоза.
— То есть?
— Знаешь, где кухня… И вправду знаешь?
— Ничего я не знаю… Да что с тобой, в самом деле! — Ленчик даже не удосужился обернуться.
— Действительно, Дин… Что ты к нему пристала… — заступилась за Ленчика я, верный Рысет-нок.
— Не думал, что так встретимся…
— Кто бы сомневался, что не думал! — Динку было не унять.
— Идем, Ленчик… Кухня по коридору, первая дверь налево. Я сварю тебе кофе… И не обращай на нее внимания, ты же знаешь Динку…
…Но самым неприятным для Ленчика было не то, что он знал Динку. Самым неприятным было то, что он совсем не знал меня. Он даже не подозревал, даже представить себе не мог, насколько он не знает меня нынешнюю.
Меня нынешнюю, которая небрежно бросила тигровые орхидеи в погнутый медный таз для варки варенья (хоть на что-то он сгодился, бедолага!), небрежно вывалила в турку остатки кофе из пачки и залила его горячей водой. Пока я вертелась у плиты, Ленчик уселся на стуле, бросил ноги на плохо выскобленный деревянный стол, а худосочный рюкзак прижал к животу. Он не выказывал никакого желания с ним расставаться.
— Что происходит, Рысенок? — спросил у меня он.
— Ничего, — солгала я. — Все в порядке.
— Что с ней?
— Ты Динку имеешь в виду? Не с той ноги встала. Ты же знаешь ее паскудный характер.
— И как ты только с ней уживаешься?
— Как обычно. То есть — никак. Друг другу пока в глотку не вцепились — и слава богу. — Я сосредоточилась на кофе, не хватало еще, чтобы он сбежал. — Какие новости?
— За этим я и приехал. Все в порядке… Паспорта так и не нашлись?
— Ты издеваешься? Как они могли найтись?
— Ладно, эту проблему я решу… Завтра… Нет, сегодня же двинем в посольство… А потом — работать… Каникулы кончились, Рысенок.
— Ты привез концепцию? — равнодушно спросила я.
— Не только. Были трабблз… С финансами, с крышей…
— Какой крышей?
— Неважно… Это мои дела… Не забивай этим свою хорошенькую головку.
Очень своевременный совет, особенно если учесть, что голова моя и без того забита всяким дерьмом, начиная от дерьмового Виксанового списка и заканчивая дерьмовой смертью Пабло-Иманола Нуньеса по кличке Ангел.
— Но теперь все в порядке? — Кофе в турке стал закипать, и я приподняла ее над огнем.
— Теперь — да… «Таис» вернется и вернется триумфатором. Ты веришь мне, Рысенок?
Это было обычное Ленчиково «ты веришь мне», затертое, как «Отче наш», как сотни наших интервью, как билеты на наши концерты, забытые в заднем кармане фанатских брючат.
— Конечно верю, Ленчик.
— Не слышу энтузиазма в голосе.
— Он появится, честное слово. Я просто устала.
— Мы все устали… И мне бы хотелось все-таки потолковать с хозяином. Пабло-Иманол, так, кажется, его зовут?
— Ага. Еще мы зовем его Ангелом.
— Так где он?
Ленчик, сидевший спиной к двери, не мог видеть появившуюся в дверном проеме Динку. Он не мог, зато я могла. И послала Динке, которая облокотилась на дверной косяк, ободряющую улыбку. И Динка… Динка ответила мне такой же. Нежной, преданной и ободряющей.
— Где он? — снова переспросил Ленчик.
— Там, где мы его зарыли, — тихим голосом, от которого затряслась грязная посуда в мойке, сказала она. — В саду.
— Да, — таким же тихим голосом подтвердила я. — В саду. Точно.
Он даже не сбросил ноги со стола, Ленчик. Он лишь покрепче прижал к животу свой чертов рюкзак и недоверчиво хихикнул.
— Не понял?
— А чего тут не понять? — Динка как будто прилипла к косяку. — Он нам надоел, и мы его пришили. Он был редкая скотина, между нами, девочками. Правда, Рысенок?
— Точно.
Я безнадежно шла на поводу у этой Динкиной улыбки. Если бы сейчас она сказала, что мы развязали очередную войну на Ближнем Востоке, выкрали из Лувра «Джоконду» и подложили бомбу под американское посольство в республике Гвинея-Бисау, — я подтвердила бы и это.
Тельма и Луиза.
Тельма и Луиза, бледные копии Тельмы и Луизы, наскоро состряпанные Ленчиком из двух соплячек, всегда были заодно.
— Не говорите ерунды… Вы с ума сошли, что ли?
— Ага, — обрадовалась Динка. — Сошли. Ты ведь сам этого хотел. Правда? Рысенок, у тебя кофе сбежал.
— Точно. — Я рассеянно взглянула на плиту, и без того не блестевшую чистотой. Сегодняшний сбежавший кофе смешался с таким же сбежавшим вчерашним, и позавчерашним, и другими засохшими ручейками, которые еще помнили Ангела. — Сбежал. А мы — сошли.
— С ума, — расхохоталась Динка.
— Точно, — расхохоталась я.
Ничего другого не оставалось. И никакого кофе Ленчик не получит.
Я отлепилась от ненужной теперь плиты, попятилась назад и руками нащупала подоконник. И взгромоздилась на него, потеснив Деву Марию и всех ее деревянных святых. Эх, Ленчик-Ленчик, пора тебе сбрасывать ноги со стола.
Пора.
— Что это вы такое несете…
— Разве? — безмерно удивилась Динка. — Разве это была не твоя идея? Две сумасшедшие, никто ничего не заподозрит.
— Никто. Ничего. Не заподозрит, — добавила я.
— Дуры! Идиотки кромешные… Вы и вправду с мозгов спрыгнули! — Ленчик все еще не терял самообладания. — Где… хозяин?! Где, я вас спрашиваю?!..
— В саду. — Динка капризно оттопырила нижнюю губу. — Ты только посмотри на него, Рысенок! Он нам не верит!… Обидно…
— Обидно, — подтвердила я и вынула из облупившихся, засиженных мухами рук Девы Марии фотку. И с выражением прочла надпись на обороте. «8 августа. Мы в гостях у Пабло». Кто это мы, Ленчик?
Странное дело, прочитанный мной комментарий к прошлой жизни Ленчика несколько разрядил обстановку. Ленчик хмыкнул и поднял руки вверх: «Сдаюсь, сдаюсь, твари живородящие! Ловко вы меня ущучили, ничего не скажешь…»
— Ладно, поймали… Поймали, девчонки! Это была шутка… Просто шутка.
— Шутка? — Кажется, мы сказали это одновременно с Динкой.
— Ну, не шутка… Я же не мог оставить вас одних в чужой стране… За вами нужно было присматривать. Разве нет?..
— Присматривать? — Я не думала, что он так быстро сдастся. Я была разочарована.
— В вашем тогдашнем состоянии… Хреновом, нужно сказать… Вот я и попросил… м-м… хозяина взять вас к себе под крыло…
— Ага. Значит ты его все-таки знаешь?
Глупо отрицать очевидное, подпись на фотографии красноречивее любых отрицаний. И утверждений тоже. Так что лучше промолчать. Или сосредоточиться на чем-то нейтральном: растрескавшейся плитке пола, например. Или на старой литографии в старой рамке: «Страстная неделя в святилище Богоматери Фуенсанта». Или на ноже, воткнутом в плотную щель стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
И, не дожидаясь ни сочувствия, ни понимания с моей стороны, а также подколок со стороны Динки, двинулся в сторону кухни. Я направилась было за ним, когда нас догнал Динкин насмешливый комментарий.
— А ты неплохо ориентируешься в доме, Ленчик.
Ленчик остановился, как будто ему в спину запустили куском лежалого навоза.
— То есть?
— Знаешь, где кухня… И вправду знаешь?
— Ничего я не знаю… Да что с тобой, в самом деле! — Ленчик даже не удосужился обернуться.
— Действительно, Дин… Что ты к нему пристала… — заступилась за Ленчика я, верный Рысет-нок.
— Не думал, что так встретимся…
— Кто бы сомневался, что не думал! — Динку было не унять.
— Идем, Ленчик… Кухня по коридору, первая дверь налево. Я сварю тебе кофе… И не обращай на нее внимания, ты же знаешь Динку…
…Но самым неприятным для Ленчика было не то, что он знал Динку. Самым неприятным было то, что он совсем не знал меня. Он даже не подозревал, даже представить себе не мог, насколько он не знает меня нынешнюю.
Меня нынешнюю, которая небрежно бросила тигровые орхидеи в погнутый медный таз для варки варенья (хоть на что-то он сгодился, бедолага!), небрежно вывалила в турку остатки кофе из пачки и залила его горячей водой. Пока я вертелась у плиты, Ленчик уселся на стуле, бросил ноги на плохо выскобленный деревянный стол, а худосочный рюкзак прижал к животу. Он не выказывал никакого желания с ним расставаться.
— Что происходит, Рысенок? — спросил у меня он.
— Ничего, — солгала я. — Все в порядке.
— Что с ней?
— Ты Динку имеешь в виду? Не с той ноги встала. Ты же знаешь ее паскудный характер.
— И как ты только с ней уживаешься?
— Как обычно. То есть — никак. Друг другу пока в глотку не вцепились — и слава богу. — Я сосредоточилась на кофе, не хватало еще, чтобы он сбежал. — Какие новости?
— За этим я и приехал. Все в порядке… Паспорта так и не нашлись?
— Ты издеваешься? Как они могли найтись?
— Ладно, эту проблему я решу… Завтра… Нет, сегодня же двинем в посольство… А потом — работать… Каникулы кончились, Рысенок.
— Ты привез концепцию? — равнодушно спросила я.
— Не только. Были трабблз… С финансами, с крышей…
— Какой крышей?
— Неважно… Это мои дела… Не забивай этим свою хорошенькую головку.
Очень своевременный совет, особенно если учесть, что голова моя и без того забита всяким дерьмом, начиная от дерьмового Виксанового списка и заканчивая дерьмовой смертью Пабло-Иманола Нуньеса по кличке Ангел.
— Но теперь все в порядке? — Кофе в турке стал закипать, и я приподняла ее над огнем.
— Теперь — да… «Таис» вернется и вернется триумфатором. Ты веришь мне, Рысенок?
Это было обычное Ленчиково «ты веришь мне», затертое, как «Отче наш», как сотни наших интервью, как билеты на наши концерты, забытые в заднем кармане фанатских брючат.
— Конечно верю, Ленчик.
— Не слышу энтузиазма в голосе.
— Он появится, честное слово. Я просто устала.
— Мы все устали… И мне бы хотелось все-таки потолковать с хозяином. Пабло-Иманол, так, кажется, его зовут?
— Ага. Еще мы зовем его Ангелом.
— Так где он?
Ленчик, сидевший спиной к двери, не мог видеть появившуюся в дверном проеме Динку. Он не мог, зато я могла. И послала Динке, которая облокотилась на дверной косяк, ободряющую улыбку. И Динка… Динка ответила мне такой же. Нежной, преданной и ободряющей.
— Где он? — снова переспросил Ленчик.
— Там, где мы его зарыли, — тихим голосом, от которого затряслась грязная посуда в мойке, сказала она. — В саду.
— Да, — таким же тихим голосом подтвердила я. — В саду. Точно.
Он даже не сбросил ноги со стола, Ленчик. Он лишь покрепче прижал к животу свой чертов рюкзак и недоверчиво хихикнул.
— Не понял?
— А чего тут не понять? — Динка как будто прилипла к косяку. — Он нам надоел, и мы его пришили. Он был редкая скотина, между нами, девочками. Правда, Рысенок?
— Точно.
Я безнадежно шла на поводу у этой Динкиной улыбки. Если бы сейчас она сказала, что мы развязали очередную войну на Ближнем Востоке, выкрали из Лувра «Джоконду» и подложили бомбу под американское посольство в республике Гвинея-Бисау, — я подтвердила бы и это.
Тельма и Луиза.
Тельма и Луиза, бледные копии Тельмы и Луизы, наскоро состряпанные Ленчиком из двух соплячек, всегда были заодно.
— Не говорите ерунды… Вы с ума сошли, что ли?
— Ага, — обрадовалась Динка. — Сошли. Ты ведь сам этого хотел. Правда? Рысенок, у тебя кофе сбежал.
— Точно. — Я рассеянно взглянула на плиту, и без того не блестевшую чистотой. Сегодняшний сбежавший кофе смешался с таким же сбежавшим вчерашним, и позавчерашним, и другими засохшими ручейками, которые еще помнили Ангела. — Сбежал. А мы — сошли.
— С ума, — расхохоталась Динка.
— Точно, — расхохоталась я.
Ничего другого не оставалось. И никакого кофе Ленчик не получит.
Я отлепилась от ненужной теперь плиты, попятилась назад и руками нащупала подоконник. И взгромоздилась на него, потеснив Деву Марию и всех ее деревянных святых. Эх, Ленчик-Ленчик, пора тебе сбрасывать ноги со стола.
Пора.
— Что это вы такое несете…
— Разве? — безмерно удивилась Динка. — Разве это была не твоя идея? Две сумасшедшие, никто ничего не заподозрит.
— Никто. Ничего. Не заподозрит, — добавила я.
— Дуры! Идиотки кромешные… Вы и вправду с мозгов спрыгнули! — Ленчик все еще не терял самообладания. — Где… хозяин?! Где, я вас спрашиваю?!..
— В саду. — Динка капризно оттопырила нижнюю губу. — Ты только посмотри на него, Рысенок! Он нам не верит!… Обидно…
— Обидно, — подтвердила я и вынула из облупившихся, засиженных мухами рук Девы Марии фотку. И с выражением прочла надпись на обороте. «8 августа. Мы в гостях у Пабло». Кто это мы, Ленчик?
Странное дело, прочитанный мной комментарий к прошлой жизни Ленчика несколько разрядил обстановку. Ленчик хмыкнул и поднял руки вверх: «Сдаюсь, сдаюсь, твари живородящие! Ловко вы меня ущучили, ничего не скажешь…»
— Ладно, поймали… Поймали, девчонки! Это была шутка… Просто шутка.
— Шутка? — Кажется, мы сказали это одновременно с Динкой.
— Ну, не шутка… Я же не мог оставить вас одних в чужой стране… За вами нужно было присматривать. Разве нет?..
— Присматривать? — Я не думала, что он так быстро сдастся. Я была разочарована.
— В вашем тогдашнем состоянии… Хреновом, нужно сказать… Вот я и попросил… м-м… хозяина взять вас к себе под крыло…
— Ага. Значит ты его все-таки знаешь?
Глупо отрицать очевидное, подпись на фотографии красноречивее любых отрицаний. И утверждений тоже. Так что лучше промолчать. Или сосредоточиться на чем-то нейтральном: растрескавшейся плитке пола, например. Или на старой литографии в старой рамке: «Страстная неделя в святилище Богоматери Фуенсанта». Или на ноже, воткнутом в плотную щель стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119