ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Ты права, — вздыхаю я.
Я больше не кажусь себе победительно-бесстыжей. Удручающе-глупой — так будет вернее.
* * *
…Я отправляюсь в Барсу ровно в двенадцать пятнадцать.
Ровно в двенадцать пятнадцать я подхожу к затянутым кованым железом воротам. А ровно в двенадцать шестнадцать меня настигает Ангел.
Накрывает.
Он накрывает руками мои плечи и осторожно касается губами затылка.
Я застываю ни жива ни мертва. Если рукам Ангела придет в голову спуститься ниже и ухватить меня за задницу, он легко нащупает ключи, засунутые (дура я дура, вовремя не проинструктированная Динкой!) в задний карман джинсов. А мужчины любят хватать за задницы, хлебом их не корми, дай только приложиться! Я помню это со времен ночных клубов, куда нас наперебой приглашали — и во время триумфа, и после.
Особенно — после.
После, после, когда мы перестаем быть знаменитыми похотливыми сучками, а становимся просто похотливыми сучками. Лишенными романтического ореола. Да и какой может быть ореол, наличие ореола сводится к желе, в котором плавает осетрина по-царски: для папиков, папиковых любовниц и папиковых телохранителей. Вот это и есть самый настоящий ореол.
Мы с Динкой пока еще идем гвоздем программы, как же, как же, стремительно повзрослевший лесби-дуэт не переплюнуть отставным попсятникам и попсятницам, звездившим лет пять-шесть назад. Мы до сих побиваем их подозрительно стоячие груди, их подтянутые в клинике пластической хирургии скулы и шеи в возрастных складках. Попсятники и попсятницы гонят свои замшелые, покрытые нафталином хиты. Мы тоже гоним свои хиты, пусть и не такие замшелые, но все равно — вчерашние.
Наши вчерашние хиты уже не возбуждают папиков, папики знают их наизусть, папики не раз насиловали ими свои автомагнитолы. Папиков интересуем мы, сами по себе; мы — «Таис», безнадежно выросший из своих коротких юбок, мокрых блузок и тяжелых ботинок. Но мы по-прежнему заключены в эти чертовы тяжелые ботинки, теперь они смахивают на ржавые, разъеденные кровью мелких животных капканы, не вырваться, вот хрень.
Не вырваться.
Остается только скакать на сцене под фанеру и прижиматься друг к другу на припеве, и целоваться в финале до смерти надоевшими друг другу губами. Целовать Динку все равно что целовать крышку унитаза, такие мысли часто посещают меня; думаю, у Динки найдется сравнение позабористее… Но папики никогда не прочтут подобные мысли, это не заложено в нашем с Ленчиком контракте. По контракту мы с Динкой должны любить друг друга до гроба, жить долго и счастливо и умереть в один день. И быть похороненными под легкие необязательные рыдания секс-меньшинств. Едва приправленные церковной анафемой.
Да, папики никогда не прочтут подобные мысли.
А жаль, иначе они бы не подзывали администраторов и не дышали бы им в лицо чесночно-водочным вопросом: «А девочки могут спеть для нас? Кулуарно… Башляем любую сумму».
За стыдливым «петь кулуарно» умирает от жажды одно-единственное желание: пусть они трахнутся при нас. Ничто так не возбуждает слегка поникшие на поприще большого бизнеса чресла, как секс двух хорошеньких самочек. Образцово-показательная случка образцово-показательной лесбийской парочки. Потрахаться на публике нам предлагают все чаще и чаще, слава больше не защищает нас, контракт со славой закончился у нас даже раньше, чем контракт с Ленчиком. Если все и дальше будет продвигаться такими же темпами, Ленчик в один прекрасный день проснется сутенером.
Но пока до этого далеко, и волнующее созерцание женского секса — нашего с Динкой секса — папикам не грозит.
Правда, не все папики согласны с этим мириться. Некоторые особенно настойчивые предлагают нам это напрямую. Опустив стекла своих «Мерсов», «Лэндкрузеров» и «Лексусов». Теперь у служебных и не очень входов нас поджидают именно они. Они, а не бескорыстно взмокшие от страсти фанаты. Фанаты побежали к чертям собачьим в кильватере неверной славы, оставив нас молча глотать непристойные предложения.
Молча глотать. Возмущаться — себе дороже. И я молча глотаю и боюсь только одного: чтобы Динка не сорвалась. И не обложила «Мерсы», «Лэндкрузеры» и «Лексусы» трехэтажным матом. С нее станется. А папики в ответ на подобные пассажи не обложили бы зарвавшихся лесби свинцом из одомашненных винчестеров.
Динка не срывается, до самого конца: всю свою злость она вымещает на Ленчике и на партнерах по сексу. Тех самых, которым и в голову не придет безнаказанно хватать ее за задницу.
…Ангел тоже не хватает меня за задницу, это было бы слишком примитивно. К тому же я вовремя поворачиваюсь к нему лицом.
— Прекрасно выглядишь, — улыбается мне Ангел.
— Ты тоже, — брякаю я.
— Как ты?
— Нормально…
— Нормально? — Ангелу не очень нравится мой ответ.
— Я думала о тебе, — леплю я первое, что пришло мне в голову и что может хоть как-то утешить трудягу-самца: ночью он действительно старался.
— Я тоже.
— И что ты думал?
— Ты создана для любви…
Эй, Динка! Где ты?!.. Вот видишь, он сказал это! Он сказал…
— Спасибо. — Ничего другого в голову мне не приходит. Ничего, кроме этого дурацкого, пахнущего школьными завтраками «спасибо».
Ангел смеется, он находит мой ответ трогательным и забавным. Он находит ответ, а потом находит губы. Мои губы. И снова я ощущаю во рту привкус свалявшейся шерсти…
— Не хочешь продолжить? — шепчет Ангел мне на ухо.
Только этого не хватало!..
— А как же Динка? — Я все-таки не выдерживаю и задаю этот вопрос, больше похожий на заряд дробовика. Еще секунда — и Динка падет бездыханной, а мне останется только подойти и поставить босую пятку на ее развороченную грудь.
— Я люблю вас обеих. Я люблю вас… — Ангел щелкает пальцами, пытаясь подобрать нужные слова. — Я люблю вас как одну… Как одно… Так ты не хочешь продолжить?
Н-да… Все предельно ясно.
— Хочу… Но не сейчас… Мне нужно проветриться… Собраться с мыслями…
— Зачем? — искренне удивляется Ангел.
— Произошло что-то важное… Ты должен понимать…
Ангел кивает косматой собачьей головой. Он понимает.
— Хочешь, сходим куда-нибудь вместе… Выпьем вина…
Час от часу не легче! Хороша же я буду, если притащу Ангела на Риеру Альту. А если он все-таки увяжется за мной? Что тогда делать с днем "X" и Динкиным дилетантским, небрежным, но так тщательно разработанным планом?
— Не думаю, что это хорошая идея… — завожу я свою старую волынку.
— Только не уговаривай меня отсосать у своего пса. — Ангел скалится, и непонятно, чего в его улыбке больше — нежности или угрозы. Очевидно, Динка перевела ему мой ночной совет, вот сволочь!..
— Не буду, — легко соглашаюсь я.
— Так что? Сходим куда-нибудь?
— Не сейчас… Мне нужно побыть одной.
Я стараюсь произнести это убедительным тоном влюбленной студентки, влюбленной массажистки, влюбленной учительницы музыки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119