Крепкий мужчина с обнаженным мечом, ранее покорно бившийся по воле Доминатора, внезапно повернулся и вонзил меч в резную колонну. «Звяк!» — пропела сталь, расколов нежные завитки украшений. Мужчина громко завопил. Звяк! Звяк! Человек вопил все громче, продолжая крушить, кромсать, увечить колонну. Снаружи раздался грохот. Группа людей перевернула цветочный прилавок, а теперь давила и топтала цветы. Крики и вопли неслись со всех сторон. Дзинь! Разбилось окно. Внезапно, словно освобожденные этим звуком, все вокруг принялись бить стекла с помощью мечей, камней, а то и просто башмаков. Дзинь! Дзинь! — раздавалось со всех сторон. Толпа ринулась в винную лавку, и некоторое время спустя люди начали появляться в дверях, нагруженные бутылками. Трах! Трах! Трах! Бутылки разбивались о стены, а люди кричали и завывали от смеха.
В зале высокий человек стоял около фонтана, вращая топорами в обеих руках. Первым ударом он снес мраморных птиц, вторым и третьим разбил прутья мраморной клетки. Вода продолжала хлестать, но теперь ее ничто не сдерживало, а птицы больше не парили над потоком. Крошки камня усеяли пол вместе с осколками битого стекла и кровью.
Сначала ты будешь разрушать…
Да, это было настоящее разрушение! Рабы стали свободными и использовали свою свободу, чтобы крушить и рвать, причинять боль и убивать, без всякой цели и выгоды, лишь для того, чтобы почувствовать вкус силы, так давно недоступной им. Музыканты топтали инструменты, молочники отплясывали на масле, лошади разбегались, а дети мочились прямо на улицах. С деревьев на площади кто-то ободрал все ветки. Позолоченные кареты кортежа невесты обратились в щепки. Обезумевшие толпы добрались даже до библиотеки академии и выбрасывали книги из окон. На улицах, охваченных безумием, словно крылья раненых птиц, кружились бумажные листы. Все вокруг вопили, охваченные дикой радостью разрушения, или, случайно поранившись, кричали от боли. И вот уже над городом взметнулось пламя.
Все утро стражники вокруг обезьяньего фургона наблюдали за проделками дикого серого кота. Кот забирался на крышу одного из фургонов и презабавнейшим образом бросался вниз. Они пытались приласкать животное, предлагали ему пищу, но кот не обращал на стражников никакого внимания. Вот и сейчас он взобрался на крышу фургона и приготовился спрыгнуть вниз.
Вскоре со стороны Высшего Удела начали доноситься крики и грохот. Стражники повернулись, чтобы посмотреть, что происходит. Кот тоже глядел в сторону озера. Люди в фургонах перепугались и потянулись друг к другу, взявшись за руки. Так как грохот становился все громче, стражники разволновались. Они переводили взгляд с рабов, запертых в клетках, на город за озером и обратно, словно понимая, что должны что-то сделать, но не знали, что именно. Пинто Хаз внимательно и спокойно наблюдала за сторожами из клетки, крепко держась за руки своих соседей, — это придавало ей смелости.
Наконец появился ее отец. Он бежал вниз по склону холма, крича стражникам:
— Эй! Неужели не слышите? Все кончено! Теперь вы можете отпустить их!
В ответ стражник посмотрел на Хаза испуганно. Он был лумасом и соображал очень медленно.
— Отпустить их? — спросил он.
— Доставайте ключ, — настаивал Анно. — Отоприте клетки.
— Отпустить? — переспросил стражник.
Ветер донес из-за озера струю едкого дыма. Один из рабов в фургоне, где сидела Пинто, увидел дым и вскрикнул:
— Смотрите! Горит!
— Нет! — закричал Анно. — Молчи!
Но было слишком поздно.
Стражник из лумасов повернулся к своему товарищу и произнес:
— Горит! Горит!
Широкими ноздрями стражники втягивали дым и, слушая отдаленные вопли, сами начали что-то выкрикивать. Казалось, всеобщее помешательство тоже лишило их разума.
— Горит! — орали стражники, подпрыгивая, словно дети. — Горит! — Они принялись хохотать. Один из стражников подошел к костру, вытащил горящую палку и показал ее другому: — Горит!
— Горит! — согласился тот, яростно кивая.
Анно бросился наперерез стражнику, направлявшемуся к обезьяньему фургону. Стражник даже не притормозил. Свободной рукой он наотмашь ударил Хаза, который, задохнувшись, повалился на землю. Стражник сунул горящую палку в сухие щепки под фургоном, где сидела Пинто. Вместе со всеми девочка пыталась просунуть пальцы в решетку, чтобы отпихнуть палку, но ячейки были слишком малы. Сухие щепки уже занялись. Серый кот учуял это и соскочил с крыши фургона.
Радостные и взволнованные лумасы наблюдали за происходящим. Приплясывая, они жестами изображали, как пленники будут заживо гореть в огне. Они находили, что все это очень забавно. Люди в фургоне отползали от пламени. Пинто не отрывала глаз от отца и не издавала ни звука.
Дамбу запрудили люди, бегущие из горящего города. Мампо потребовалось некоторое время, чтобы пробить дорогу себе и своим товарищам. Давка все усиливалась из-за большого количества награбленных вещей. Люди тащили узлы с серебряной посудой и платьями, рулоны постельных принадлежностей и даже железную кровать. Там, где на пути образовывались пробки, горожане лезли прямо по тем несчастным, которые загораживали проход, и затаптывали их насмерть. Многие забрались на низкую балюстраду, деревянные перила не выдержали и неожиданно проломились в нескольких местах. Люди упали в холодные воды озера. Те, кто не умел плавать, некоторое время кричали и бились, но так как никто не обращал на них внимания, их крики скоро стихли.
На склоне холма над обезьяньим фургоном Креот управлял повозкой с дневным надоем молока, ведя стадо коров. Анно Хаз позвал его в путешествие, и бывший император захватил с собой коров, фургон и четыре больших бидона молока. Сначала Креот услыхал возбужденное мычание коров. Затем увидел горящий город. Потом услышал крик Анно:
— Креот! Молоко!
Креот не мог понять, чего от него хочет Анно. Внезапно он увидел, что в одном из фургонов люди сгрудились в углу, а огонь уже подбирается к ним, в то время как лумасы танцуют и смеются.
— На огонь! — прокричал Анно. — Опрокинь молоко на огонь!
— Клянусь бородой моего предка! — пробормотал Креот.
Он остановил повозку, спрыгнул вниз и побежал к бидонам молока, стоящим сзади. Бидоны были тяжелыми, но Креот, обхватив один сосуд обеими руками, смог его вытащить. Оглядываясь на смеющихся стражников и пошатываясь, бывший император выволок бидон из повозки и наклонил его. Жирное молоко хлынуло потоком, и на дороге образовалась белая лужа. От смеха стражники сложились вдвое и принялись с криками шлепать по луже. Люди в фургоне завопили, почувствовав, что огонь подобрался к ногам.
Креот шлепнул себя по лицу.
— Я опозорил моих предков! — всхлипнул он. — Ну почему я такой бестолковый?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73