В венках из ярко-красного мака, в уборе из гранатовых цветов и пунцовых роз, с пурпурными лентами на алой одежде собрались на ипподроме представители языческого мира, желая показать, к какой партии они принадлежали. Сначала у них было в обычае носить еще два цвета: зеленый и белый, так как на ипподроме было три партии, но теперь все язычники объединились против общего врага, не допуская никаких разделений. Их жены прикрывались от солнца красными зонтиками; даже корзины с провизией, принесенные ими в цирк, были окрашены в алый цвет.
Христиане, напротив, были одеты во все голубое, начиная с головного убора и кончая сандалиями, привязанными к щиколотке голубыми лентами. Таким образом, здесь гармонировало одно с другим, и только Дада выделялась из толпы, надев голубой бант на ярко-розовое платье. Рабы трактирщиков и кондитеров, ходившие между рядами стульев с подносами в руках, предлагали посетителям яйца, выкрашенные в голубой цвет, пирожки и прохладительные напитки в кружках из голубого и красного стекла. Если христианину приходилось сидеть рядом с язычником, то они старались отвернуться друг от друга или бросали один на другого мрачные взгляды, когда им невольно приходилось сталкиваться или разговаривать между собой. Цинегий в качестве арбитра состязаний хотел по возможности отдалить начало бегов. Он хотел дать время комесу покончить дела в Серапеуме, чтобы на всякий случай у них были под рукою войска, прежде чем народные массы хлынут обратно с ипподрома. Время проходило для него незаметно. Посланник императора с любопытством рассматривал собравшуюся публику, которая весьма отличалась от населения Рима и Константинополя, где также существовали громадные цирки, привлекавшие множество зрителей.
Бесплатные места в верхних ярусах александрийского ипподрома были заняты преимущественно неграми и египетским простонародьем со смуглым цветом кожи, тогда как внизу, на каменном подиуме, между греками и коренными жителями страны сидели тысячи мужчин и женщин в роскошных одеждах с резкими чертами, отличавшими семитскую расу. То были члены обширной иудейской общины, глава которой, алабарх, с почтенной фигурой патриарха в греческой одежде, находился поблизости от Цинегия, в числе сенаторов, наполнявших трибуну.
Однако александрийцы не любили долго ждать. Нетерпение толпы стало выражаться беспорядочным шумом; тогда Цинегий встал с места и подал условный знак, махнув белым платком. Тем временем число зрителей успело возрасти до восьмидесяти тысяч, а позади карцера собралось тридцать шесть колесниц. Распорядители бегов назначили четыре состязания.
К первым трем было допущено по двенадцати колесниц, а в последнем предстояло принять участие только троим победителям на предшествующих состязаниях. Кто получит венок на этом последнем окончательном беге, тот станет героем дня, и победа остается за его партией, которая с триумфом выйдет с ипподрома позади карцера в оппидуме, решали по жребию, откуда и в которую очередь следует выезжать каждой колеснице на арену. Марку выпало участвовать в первом состязании, и, к ужасу тех, кто держал заклад за его вороных, соперником неопытного юноши являлся матадор между агитаторами, Гиппиас, на четверке золотистых жеребцов. Пока языческие жрецы совершали возлияния Посейдону и Фебу, покровителям коней и конских скачек, так как кровавые жертвы были запрещены; христианские священники, за отсутствием епископа, кропили святой водой лошадей своих единоверцев. К ним присоединились также несколько монахов, однако язычники прогнали их прочь.
Цинегий вторично подал сигнал. Раздались звуки труб, и двенадцать колесниц въехали на предназначенные им места под навесом, разделенным перегородками. Несколько минут спустя был приведен в действие особый механизм, который поднял высоко в воздух, от алтаря перед карцером, железного орла с распростертыми крыльями. Тогда экипажи выехали из-под навеса и установились как раз перед чертой, откуда следовало начинать бег. То была широкая меловая полоса, проведенная наискось, чтобы уравновесить шансы успеха для всех колесниц, так как тем из них, которые стояли на наружном краю арены, приходилось описать более длинную дугу вокруг спины. До этого момента лошади и наездники были видны только избранной публике, сидевшей над входом, но теперь весь цирк увидел участников бега, и громкие крики тысячной толпы приветствовали их появление. Агитаторы напрягали все силы, сдерживая лошадей, рвавшихся вперед среди оглушительного шума; Цинегий в третий раз махнул платком; взгляды всех возниц были устремлены на золотого дельфина, подвешенного под балкой; после третьего сигнала он быстро спустился на землю, духовые инструменты грянули, и сорок восемь лошадей вихрем помчались по арене. Сильные кони, запряженные четверней, шутя увлекали за собой легкий двухколесный экипаж по утрамбованной земле, где после ливня предшествующей ночи не было ни малейшей пыли.
Яркие солнечные лучи сверкали на позолоченной бронзе и серебре, которые покрывали передок колесниц, представлявший форму полумесяца и украшенный барельефами.
В первом состязании участвовало по жребию пять агитаторов в голубом и семеро в красном. Приятно было смотреть на этих красивых богатырей. Их обнаженные ноги твердо упирались в дно экипажа, а глаза были зорко устремлены на цель, причем они, как опытный стрелок, который одновременно обнимает взглядом и свое оружие, и намеченный для стрельбы предмет, не теряли из виду своей рысистой четверки. Шапочка с развевавшимися лентами придерживала их волнистые кудри, короткий кафтан без рукавов покрывал торс, обвитый по всем направлениям широкими перевязями. Вокруг бедер были привязаны вожжи, чтобы руки агитатора оставались свободными и он мог произвольно махать бичом, сдерживать или сильнее погонять ту или иную из своих лошадей. Если экипаж опрокидывался, то возница обычно освобождался от вожжей, перерезая их ножом, висевшим с этой целью у него на поясе. Вскоре золотистые жеребцы Гиппиаса опередили остальных. За ним следовали две колесницы христиан, потом трое наездников в красной одежде, а позади всех ехал Марк.
Юноша всеми силами старался сдержать своих вороных, которые так и рвались у него из рук. Вскоре он поравнялся с Дадой и старшим братом, но не заметил их. Молодой человек не взглянул даже на свою мать, тогда как агитаторы по традиции кланялись Цигинею и кивали головой друзьям. Марк сказал сам себе, что он будет смотреть только на своих коней и на цель.
Толпа волновалась, кричала, подстрекая своих любимцев, свистя и шикая, когда они обманывали ее ожидания. Христианский юноша, отставший от других, был встречен знаками неодобрения, но он по-прежнему осторожно правил лошадьми, придерживая их быстрый бег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99