Они чувствовали себя невольно причастными к исчезновению Розали.
* * *
Рэнд прибыл в Кале и сразу же отправился к Браммелю. Он долго стучал в дверь его квартиры, но никто не открывал. Тогда Рэнд громко предупредил, отчетливо произнося слова, что если ему немедленно не откроют, то он разобьет входную дверь. В ответ послышался негромкий шорох, и дверь тихонько приоткрылась.
На пороге, растерянно улыбаясь, стоял Сележ в наспех накинутом сюртуке.
– Лорд Беркли? Проходите…'Что-нибудь случилось?
– Похитили дочь Браммеля, – резко произнес Рэнд, направляясь мимо него в комнату. – Во всем виноват его длинный язык. После того как я узнаю все, что меня интересует, я намерен удостовериться, что он никогда больше не произнесет ни слова.
Услышав подобное из уст другого человека и при иных обстоятельствах, Сележ, наверное, испугался бы, но Рэнделл Беркли выглядел совершенно спокойным и серьезным и причин для беспокойства, и тревоги, казалось, не было.
– Он не хотел раскрывать тайну. Зная его, сэр, вы, наверное, можете представить, каково ему было узнать, что он отец взрослой дочери, которая как две капли воды похожа на ту, единственную его любовь…
– Любовь, – насмешливо сказал Рэнд. – Если сравнить то, что он называет "любовью", с настоящим чувством, то получится как если бы стакан воды сравнить с безбрежным морем. Его любовь нелепа, слаба и беспомощна. Я не имею в виду ту женщину, которую он любил и бросил, – это меня не касается. Но рисковать безопасностью своей дочери ради возможности прихвастнуть – вот что я ставлю ему в вину. Его беззаботность стала причиной того, что у меня украли единственное, чем я дорожу. Итак, где он?
– Сэр, он нездоров. Он лежит в соседней комнате без сил, почти в бреду…
Рэнд вдруг глухо рассмеялся.
– Вот как – внезапная болезнь? Которая началась, вероятно, пять минут назад?
– Сэр, пожалуйста.., он действительно болен. Посмотрите повнимательнее, как мы теперь живем. Нам приходится рассчитывать на великодушие местных обывателей.
У нас нет даже угля и еды в достатке, не говоря уж об остальном, что необходимо для поддержания человеческого достоинства – я имею в виду мыло, свежее белье…
Сележ помолчал и тихо добавил:
– И все началось после того, как он открыл тайну Розали Беллью.
Слуга замолчал, но по тому, как он это произнес, Рэнд понял: здесь догадываются, чьих это рук дело.
– Я предупреждал его, – ответил он, равнодушно пожимая плечами.
– Видели бы вы его, он превратился в тень, – сказал Сележ и заплакал.
– Будем надеяться, что его гордость и глупое тщеславие также превратятся в тень, – холодно заметил Рэнд.
Сележ был поражен бессердечностью гостя.
– Я думал, что вы куда более великодушны, сэр, – с горечью сказал он. – Неужели в вас не осталось ни жалости, ни доброты, ни капли сострадания?
– Жалость, доброта и сострадание, – медленно проговорил Рэнд. – Все это благородные черты человеческой натуры, которые необходимы, чтобы уравновесить другую половину – злобу, жестокость и бессердечие.
Он помолчал.
– К несчастью, моя лучшая половина подло украдена, и теперь мне нечем уравновесить низменную часть моей натуры.
– Чего вы хотите? – прошептал Сележ, наклоняя голову и сжимая дрожащие пальцы.
Вид его вполне мог тронуть сердце Рэнда, но он остался совершенно равнодушным. С похищением Розали внутри его что-то умерло, и вернуть его к жизни могло лишь ее возвращение.
– Я хочу получить два списка, – мрачно заявил он. – Один из них должен содержать имена тех, кто знал о Розали Беллью со времени моего последнего визита к вам. Во втором попрошу перечислить имена всех кредиторов Браммеля в Лондоне – всех, кому он хоть что-то должен, невзирая на размер суммы.
– Да, сэр.
– Я хочу, чтобы он представил их мне завтра в семь часов утра, так как сразу же после этого я уезжаю в Англию. Будет лучше, если ты сейчас пойдешь и разбудишь его. Мне наплевать, пусть он даже при смерти.
Учти: я его и в аду достану, если мне это понадобится.
– Да, сэр.
Не сказав больше ни слова, Рэнд быстро вышел;
Коллин Беркли лениво переворачивал страницы бухгалтерской книги, делая гусиным пером пометки напротив имен своих долгов.
Он совершенно не завидовал брату, который стал теперь наследником всего состояния. Деньги и власть были, конечно, весьма привлекательны, однако сопровождавшая их ответственность таковой не являлась.
Коллин вздохнул и закрыл книгу. Ночь, удачно проведенная за игорным столом, компенсировала невезение последних дней, дав возможность расплатиться со срочными долгами, но это отнюдь не означало, что он сразу же не влез в новые. Он уже порядком устал от этого круговорота – сначала делать долги, потом выпутываться и выкручиваться, отдавая их. Впервые он вдруг задумался, нет ли какого-нибудь другого образа жизни, отличного от того, который он вел? Есть ли в его характере то самоуважение, которое может заставить его вести более почтенную жизнь?
– Проблеск самоуважения, – пробормотал он, взлохматив свою роскошную шевелюру совершенно несвойственным для его утонченной натуры жестом. – По чьей линии моей наследственности можно этого ожидать?
Изумрудно-зеленые глаза его смотрели устало, лицо осунулось. Коллин не думал, что смерть деда так подействует на него.
При мысли о графе губы его скривились – старый грешник.., отдаленная копия его и Рэнда, может быть, лишь с большей долей здравого смысла.
– Коллин, – услышал он вдруг хриплый голос и вздрогнул.
– Что? А, Рэнд, Бог мой, это ты?.. Ты вернулся! Черт тебя побери! Я, конечно, рад, но какого дьявола ты подкрадываешься так незаметно… Я думал, это заговорила моя совесть!
– После двадцатичетырехчасового молчания?
Коллин засмеялся и поднялся навстречу входящему брату.
– А, черт, совесть действительно не спешит напомнить о себе, но.., и твоя, между прочим, тоже…
Рэнд улыбнулся, и они пожали друг другу руки. Лицо его вдруг помрачнело.
– Я хотел приехать раньше, но так получилось…
Они посмотрели друг на друга.
– Это тянулось несколько долгих ужасных недель, – ответил Коллин, со вздохом садясь в кресло. – Хотя ты всячески старался до конца держать его в неведении, Рэнд…
Я знаю, ты впутался в прескверную историю, не так ли?
– Это расстраивало его? – не отвечая, спросил Рэнд.
– Как сказать… В общем, он посмеивался над этим, а ты знаешь, как он не любит смеяться. Потом сказал, что это недостойно его и старался остановиться, а сам смеялся все больше.
– А над чем, собственно?
– Ему казалось, что ты похож на него в амурных делах… Ну скажи, в самом деле, почему женщины находят грубость такой привлекательной? А главное – как тебя угораздило подцепить дочь Браммеля?
Коллин улыбался, ожидая ответа, а Рэнд молча и решительно встал и прошелся по комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
* * *
Рэнд прибыл в Кале и сразу же отправился к Браммелю. Он долго стучал в дверь его квартиры, но никто не открывал. Тогда Рэнд громко предупредил, отчетливо произнося слова, что если ему немедленно не откроют, то он разобьет входную дверь. В ответ послышался негромкий шорох, и дверь тихонько приоткрылась.
На пороге, растерянно улыбаясь, стоял Сележ в наспех накинутом сюртуке.
– Лорд Беркли? Проходите…'Что-нибудь случилось?
– Похитили дочь Браммеля, – резко произнес Рэнд, направляясь мимо него в комнату. – Во всем виноват его длинный язык. После того как я узнаю все, что меня интересует, я намерен удостовериться, что он никогда больше не произнесет ни слова.
Услышав подобное из уст другого человека и при иных обстоятельствах, Сележ, наверное, испугался бы, но Рэнделл Беркли выглядел совершенно спокойным и серьезным и причин для беспокойства, и тревоги, казалось, не было.
– Он не хотел раскрывать тайну. Зная его, сэр, вы, наверное, можете представить, каково ему было узнать, что он отец взрослой дочери, которая как две капли воды похожа на ту, единственную его любовь…
– Любовь, – насмешливо сказал Рэнд. – Если сравнить то, что он называет "любовью", с настоящим чувством, то получится как если бы стакан воды сравнить с безбрежным морем. Его любовь нелепа, слаба и беспомощна. Я не имею в виду ту женщину, которую он любил и бросил, – это меня не касается. Но рисковать безопасностью своей дочери ради возможности прихвастнуть – вот что я ставлю ему в вину. Его беззаботность стала причиной того, что у меня украли единственное, чем я дорожу. Итак, где он?
– Сэр, он нездоров. Он лежит в соседней комнате без сил, почти в бреду…
Рэнд вдруг глухо рассмеялся.
– Вот как – внезапная болезнь? Которая началась, вероятно, пять минут назад?
– Сэр, пожалуйста.., он действительно болен. Посмотрите повнимательнее, как мы теперь живем. Нам приходится рассчитывать на великодушие местных обывателей.
У нас нет даже угля и еды в достатке, не говоря уж об остальном, что необходимо для поддержания человеческого достоинства – я имею в виду мыло, свежее белье…
Сележ помолчал и тихо добавил:
– И все началось после того, как он открыл тайну Розали Беллью.
Слуга замолчал, но по тому, как он это произнес, Рэнд понял: здесь догадываются, чьих это рук дело.
– Я предупреждал его, – ответил он, равнодушно пожимая плечами.
– Видели бы вы его, он превратился в тень, – сказал Сележ и заплакал.
– Будем надеяться, что его гордость и глупое тщеславие также превратятся в тень, – холодно заметил Рэнд.
Сележ был поражен бессердечностью гостя.
– Я думал, что вы куда более великодушны, сэр, – с горечью сказал он. – Неужели в вас не осталось ни жалости, ни доброты, ни капли сострадания?
– Жалость, доброта и сострадание, – медленно проговорил Рэнд. – Все это благородные черты человеческой натуры, которые необходимы, чтобы уравновесить другую половину – злобу, жестокость и бессердечие.
Он помолчал.
– К несчастью, моя лучшая половина подло украдена, и теперь мне нечем уравновесить низменную часть моей натуры.
– Чего вы хотите? – прошептал Сележ, наклоняя голову и сжимая дрожащие пальцы.
Вид его вполне мог тронуть сердце Рэнда, но он остался совершенно равнодушным. С похищением Розали внутри его что-то умерло, и вернуть его к жизни могло лишь ее возвращение.
– Я хочу получить два списка, – мрачно заявил он. – Один из них должен содержать имена тех, кто знал о Розали Беллью со времени моего последнего визита к вам. Во втором попрошу перечислить имена всех кредиторов Браммеля в Лондоне – всех, кому он хоть что-то должен, невзирая на размер суммы.
– Да, сэр.
– Я хочу, чтобы он представил их мне завтра в семь часов утра, так как сразу же после этого я уезжаю в Англию. Будет лучше, если ты сейчас пойдешь и разбудишь его. Мне наплевать, пусть он даже при смерти.
Учти: я его и в аду достану, если мне это понадобится.
– Да, сэр.
Не сказав больше ни слова, Рэнд быстро вышел;
Коллин Беркли лениво переворачивал страницы бухгалтерской книги, делая гусиным пером пометки напротив имен своих долгов.
Он совершенно не завидовал брату, который стал теперь наследником всего состояния. Деньги и власть были, конечно, весьма привлекательны, однако сопровождавшая их ответственность таковой не являлась.
Коллин вздохнул и закрыл книгу. Ночь, удачно проведенная за игорным столом, компенсировала невезение последних дней, дав возможность расплатиться со срочными долгами, но это отнюдь не означало, что он сразу же не влез в новые. Он уже порядком устал от этого круговорота – сначала делать долги, потом выпутываться и выкручиваться, отдавая их. Впервые он вдруг задумался, нет ли какого-нибудь другого образа жизни, отличного от того, который он вел? Есть ли в его характере то самоуважение, которое может заставить его вести более почтенную жизнь?
– Проблеск самоуважения, – пробормотал он, взлохматив свою роскошную шевелюру совершенно несвойственным для его утонченной натуры жестом. – По чьей линии моей наследственности можно этого ожидать?
Изумрудно-зеленые глаза его смотрели устало, лицо осунулось. Коллин не думал, что смерть деда так подействует на него.
При мысли о графе губы его скривились – старый грешник.., отдаленная копия его и Рэнда, может быть, лишь с большей долей здравого смысла.
– Коллин, – услышал он вдруг хриплый голос и вздрогнул.
– Что? А, Рэнд, Бог мой, это ты?.. Ты вернулся! Черт тебя побери! Я, конечно, рад, но какого дьявола ты подкрадываешься так незаметно… Я думал, это заговорила моя совесть!
– После двадцатичетырехчасового молчания?
Коллин засмеялся и поднялся навстречу входящему брату.
– А, черт, совесть действительно не спешит напомнить о себе, но.., и твоя, между прочим, тоже…
Рэнд улыбнулся, и они пожали друг другу руки. Лицо его вдруг помрачнело.
– Я хотел приехать раньше, но так получилось…
Они посмотрели друг на друга.
– Это тянулось несколько долгих ужасных недель, – ответил Коллин, со вздохом садясь в кресло. – Хотя ты всячески старался до конца держать его в неведении, Рэнд…
Я знаю, ты впутался в прескверную историю, не так ли?
– Это расстраивало его? – не отвечая, спросил Рэнд.
– Как сказать… В общем, он посмеивался над этим, а ты знаешь, как он не любит смеяться. Потом сказал, что это недостойно его и старался остановиться, а сам смеялся все больше.
– А над чем, собственно?
– Ему казалось, что ты похож на него в амурных делах… Ну скажи, в самом деле, почему женщины находят грубость такой привлекательной? А главное – как тебя угораздило подцепить дочь Браммеля?
Коллин улыбался, ожидая ответа, а Рэнд молча и решительно встал и прошелся по комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75