Сурового вида мужчины и жен-шины, изображенные на них, по-видимому, пожертвовали больнице крупные суммы.
— Руби!
Кэролайн бросилась к ней и обняла так порывисто, что чуть не сбила с ног. Обнимая сестру, Руби почувствовала, что та похудела и дрожит всем телом. Наконец Каро отстранилась. Тушь размазалась вокруг глаз, нарушая безупречное совершенство ее лица.
— Извини, — сказала Кэролайн.
Она щелкнула застежкой сумочки, достала белый кружевной платочек и приложила его к глазам. Руби чувствовала, что Каро смущена непривычно откровенной для нее демонстрацией чувств. Если все пойдет как раньше, то с этой минуты она будет держаться отстраненно, пока не приведет эмоции в порядок и не ужмет их до приемлемых размеров.
Кэролайн на секунду закрыла глаза, а когда снова открыла их, Руби прочла в ее взгляде отчаяние. Она узнала этот взгляд. Сестра спрашивала себя, почему жизнь не может быть легче, почему они не могут просто любить друг друга.
Повисло молчание, холодное, как сегодняшний утренний дождь. Руби послышалось эхо звона разбивающейся семьи. Она и Каро стали отдельными кусочками, каждый мечтал вновь воссоединиться с целым.
— Как Нора? — наконец спросила Руби.
Каро пристально посмотрела на сестру:
— Ты же знаешь, она терпеть не может, когда мы называем ее Норой.
— Правда? Я и забыла.
— Неудивительно. Она врезалась на автомобиле в дерево. У нее сломана нога и растянуты связки запястья. Несколько дней ей придется провести в инвалидной коляске, поэтому будет трудно выполнять самые обычные повседневные дела. Ей понадобится помощь.
— Искренне сочувствую бедной медсестре, которая возьмется за эту работу.
Кэролайн снова посмотрела на Руби:
— А ты бы на ее месте хотела, чтобы за тобой ухаживал посторонний человек?
Руби не сразу поняла, к чему клонит сестра, а когда поняла, расхохоталась:
— Ты неисправимая идеалистка!
— Это не смешно. Ты видела репортеров перед больницей — они готовы наброситься на мать и разорвать ее на части, а она всегда была такой хрупкой.
— Ну да, она хрупкая, как бультерьер.
— Руби! — В тоне Кэролайн чувствовалось: «Мы команда, а ты играешь нечестно». — Посторонний человек может продать ее газетчикам. Ей нужен кто-то, кому она может доверять.
— Тогда этим лучше заняться тебе. Мне она не доверяет.
— У меня дети. И муж.
То есть жизнь. Подтекст был ясен, и Руби с болью поняла, что сестра права.
— У нее что, совсем нет друзей?
— Руби, этим должна заняться ты. — Кэролайн поморщилась. — Боже правый, тебе скоро стукнет тридцать, маме пятьдесят! Когда вы наконец познакомитесь друг с другом?
— А кто сказал, что я вообще собираюсь с ней знакомиться?
Каро подошла ближе:
— Никогда не поверю, что ты не думала об этом прошлой ночью.
У Руби сжалось горло, она не могла сглотнуть. Сестра стояла так близко, что Руби ощущала запах дорогих духов, кажется, это был запах гардении.
— О чем?
— О том, что можешь ее потерять.
Слова почти попали в цель. Руби уставилась в пол, покрытый пестрым линолеумом. Она не сомневалась, что ей следует уйти отсюда и улететь домой. Но сегодня это было не так легко, особенно если учесть, что предстоит написать статью для «Кэш». Время, проведенное в обществе Норы Бридж, облегчит задачу, очень облегчит.
Руби вздохнула:
— Хорошо, я останусь с ней на неделю. На одну неделю.
Кэролайн порывисто обняла сестру:
— Я знала, что ты примешь правильное решение.
Руби не могла посмотреть Кэролайн в глаза. Она чувствовала себя обманщицей.
— Неделя с Норой, — пробормотала она. — Пожалуй, тебе пора учреждать фонд защиты.
Кэролайн засмеялась:
— Пойди скажи матери. Она в западном крыле, палата шестьсот двенадцать. Я подожду тебя здесь.
— Трусиха.
Руби нервно улыбнулась и направилась к лифтам. Поднявшись на шестой этаж, она пошла по коридору, читая номера на дверях, пока не обнаружила нужную палату.
Дверь была приоткрыта. Руби с опаской переступила порог. Мать спала. Руби вздохнула с облегчением. Напряжение немного отпустило ее, она разжала кулаки.
Глядя на бледное красивое лицо спящей матери. Руби неожиданно ощутила странную тоску. Ей пришлось напомнить себе, что эта рыжеволосая женщина, похожая на Сьюзен Сарандон, на самом деле ей вовсе не мать. Ее настоящая мать, женщина, которая играла с ними в скрэббл и каждое воскресенье делала на завтрак оладьи с шоколадным кремом, умерла одиннадцать лет назад. А сейчас она смотрит на ту, которая ее убила.
Нора открыла глаза. Руби испытала непреодолимое желание повернуться и убежать.
Нора ахнула и попыталась сесть, застенчиво приглаживая волосы.
— Ты пришла, — тихо сказала она. В голосе слышалось удивление.
Руби тщательно следила за тем, чтобы ее руки были прижаты к бокам. Не ерзать — таково старое правило актеров разговорного жанра. Если начать теребить пальцы, зрители догадаются, что ты нервничаешь.
— Как ты себя чувствуешь?
Глупый вопрос, но Руби чувствовала себя не в своей тарелке.
— Нормально.
Нора улыбнулась как-то странно, неуверенно. Руби скрестила руки — еще один способ борьбы с нервозностью.
— Насколько я понимаю, ты лишилась торговой скидки за хорошее вождение.
— Узнаю мою Руби, ты за словом в карман не лезешь.
— Я не «твоя» Руби.
Улыбка Норы поблекла.
— Да, наверное. — Она закрыла глаза, потерла переносицу и тихо вздохнула: — Я вижу, ты по-прежнему считаешь, что знаешь все на свете… и, как раньше, не признаешь компромиссов.
Руби показалось, что почва старых привычек уходит у нее из-под ног. Еще несколько умело выбранных слов, и между ними разразится полномасштабная война.
— Я ничего не знаю, — отчеканила она. — Думаю, свою мать я никогда не знала.
Нора устало засмеялась:
— Что ж, значит, нас таких двое.
Мать и дочь смотрели друг на друга. Желание сбежать усилилось, Руби знала, что в ней говорит инстинкт самосохранения. Она уже поняла, что не сможет провести рядом с этой женщиной целую неделю и ничего не почувствовать. Даже сейчас ее захлестывал гнев. Но у нее не оставалось выбора.
— Я подумала… я поживу немного с тобой, помогу устроиться.
Нора так удивилась, что это выглядело комично.
— Но почему?
Руби пожала плечами. На данный вопрос существовало очень много ответов.
— Ты могла погибнуть. Может быть, я представила, каково было бы потерять тебя. — Она неестественно улыбнулась. — А может, настал страшный час, когда ты потеряла все, ради чего бросила семью, и я не хочу пропустить ни минуты твоего несчастья. Или я подписала с неким журналом контракт на статью о тебе и мне нужно побыть рядом, чтобы глубже вникнуть в предмет. Или, может быть, я…
— Достаточно, я поняла. Почему — не имеет значения.
— Мне нужна помощь, а тебе, по-видимому, больше нечем заняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Руби!
Кэролайн бросилась к ней и обняла так порывисто, что чуть не сбила с ног. Обнимая сестру, Руби почувствовала, что та похудела и дрожит всем телом. Наконец Каро отстранилась. Тушь размазалась вокруг глаз, нарушая безупречное совершенство ее лица.
— Извини, — сказала Кэролайн.
Она щелкнула застежкой сумочки, достала белый кружевной платочек и приложила его к глазам. Руби чувствовала, что Каро смущена непривычно откровенной для нее демонстрацией чувств. Если все пойдет как раньше, то с этой минуты она будет держаться отстраненно, пока не приведет эмоции в порядок и не ужмет их до приемлемых размеров.
Кэролайн на секунду закрыла глаза, а когда снова открыла их, Руби прочла в ее взгляде отчаяние. Она узнала этот взгляд. Сестра спрашивала себя, почему жизнь не может быть легче, почему они не могут просто любить друг друга.
Повисло молчание, холодное, как сегодняшний утренний дождь. Руби послышалось эхо звона разбивающейся семьи. Она и Каро стали отдельными кусочками, каждый мечтал вновь воссоединиться с целым.
— Как Нора? — наконец спросила Руби.
Каро пристально посмотрела на сестру:
— Ты же знаешь, она терпеть не может, когда мы называем ее Норой.
— Правда? Я и забыла.
— Неудивительно. Она врезалась на автомобиле в дерево. У нее сломана нога и растянуты связки запястья. Несколько дней ей придется провести в инвалидной коляске, поэтому будет трудно выполнять самые обычные повседневные дела. Ей понадобится помощь.
— Искренне сочувствую бедной медсестре, которая возьмется за эту работу.
Кэролайн снова посмотрела на Руби:
— А ты бы на ее месте хотела, чтобы за тобой ухаживал посторонний человек?
Руби не сразу поняла, к чему клонит сестра, а когда поняла, расхохоталась:
— Ты неисправимая идеалистка!
— Это не смешно. Ты видела репортеров перед больницей — они готовы наброситься на мать и разорвать ее на части, а она всегда была такой хрупкой.
— Ну да, она хрупкая, как бультерьер.
— Руби! — В тоне Кэролайн чувствовалось: «Мы команда, а ты играешь нечестно». — Посторонний человек может продать ее газетчикам. Ей нужен кто-то, кому она может доверять.
— Тогда этим лучше заняться тебе. Мне она не доверяет.
— У меня дети. И муж.
То есть жизнь. Подтекст был ясен, и Руби с болью поняла, что сестра права.
— У нее что, совсем нет друзей?
— Руби, этим должна заняться ты. — Кэролайн поморщилась. — Боже правый, тебе скоро стукнет тридцать, маме пятьдесят! Когда вы наконец познакомитесь друг с другом?
— А кто сказал, что я вообще собираюсь с ней знакомиться?
Каро подошла ближе:
— Никогда не поверю, что ты не думала об этом прошлой ночью.
У Руби сжалось горло, она не могла сглотнуть. Сестра стояла так близко, что Руби ощущала запах дорогих духов, кажется, это был запах гардении.
— О чем?
— О том, что можешь ее потерять.
Слова почти попали в цель. Руби уставилась в пол, покрытый пестрым линолеумом. Она не сомневалась, что ей следует уйти отсюда и улететь домой. Но сегодня это было не так легко, особенно если учесть, что предстоит написать статью для «Кэш». Время, проведенное в обществе Норы Бридж, облегчит задачу, очень облегчит.
Руби вздохнула:
— Хорошо, я останусь с ней на неделю. На одну неделю.
Кэролайн порывисто обняла сестру:
— Я знала, что ты примешь правильное решение.
Руби не могла посмотреть Кэролайн в глаза. Она чувствовала себя обманщицей.
— Неделя с Норой, — пробормотала она. — Пожалуй, тебе пора учреждать фонд защиты.
Кэролайн засмеялась:
— Пойди скажи матери. Она в западном крыле, палата шестьсот двенадцать. Я подожду тебя здесь.
— Трусиха.
Руби нервно улыбнулась и направилась к лифтам. Поднявшись на шестой этаж, она пошла по коридору, читая номера на дверях, пока не обнаружила нужную палату.
Дверь была приоткрыта. Руби с опаской переступила порог. Мать спала. Руби вздохнула с облегчением. Напряжение немного отпустило ее, она разжала кулаки.
Глядя на бледное красивое лицо спящей матери. Руби неожиданно ощутила странную тоску. Ей пришлось напомнить себе, что эта рыжеволосая женщина, похожая на Сьюзен Сарандон, на самом деле ей вовсе не мать. Ее настоящая мать, женщина, которая играла с ними в скрэббл и каждое воскресенье делала на завтрак оладьи с шоколадным кремом, умерла одиннадцать лет назад. А сейчас она смотрит на ту, которая ее убила.
Нора открыла глаза. Руби испытала непреодолимое желание повернуться и убежать.
Нора ахнула и попыталась сесть, застенчиво приглаживая волосы.
— Ты пришла, — тихо сказала она. В голосе слышалось удивление.
Руби тщательно следила за тем, чтобы ее руки были прижаты к бокам. Не ерзать — таково старое правило актеров разговорного жанра. Если начать теребить пальцы, зрители догадаются, что ты нервничаешь.
— Как ты себя чувствуешь?
Глупый вопрос, но Руби чувствовала себя не в своей тарелке.
— Нормально.
Нора улыбнулась как-то странно, неуверенно. Руби скрестила руки — еще один способ борьбы с нервозностью.
— Насколько я понимаю, ты лишилась торговой скидки за хорошее вождение.
— Узнаю мою Руби, ты за словом в карман не лезешь.
— Я не «твоя» Руби.
Улыбка Норы поблекла.
— Да, наверное. — Она закрыла глаза, потерла переносицу и тихо вздохнула: — Я вижу, ты по-прежнему считаешь, что знаешь все на свете… и, как раньше, не признаешь компромиссов.
Руби показалось, что почва старых привычек уходит у нее из-под ног. Еще несколько умело выбранных слов, и между ними разразится полномасштабная война.
— Я ничего не знаю, — отчеканила она. — Думаю, свою мать я никогда не знала.
Нора устало засмеялась:
— Что ж, значит, нас таких двое.
Мать и дочь смотрели друг на друга. Желание сбежать усилилось, Руби знала, что в ней говорит инстинкт самосохранения. Она уже поняла, что не сможет провести рядом с этой женщиной целую неделю и ничего не почувствовать. Даже сейчас ее захлестывал гнев. Но у нее не оставалось выбора.
— Я подумала… я поживу немного с тобой, помогу устроиться.
Нора так удивилась, что это выглядело комично.
— Но почему?
Руби пожала плечами. На данный вопрос существовало очень много ответов.
— Ты могла погибнуть. Может быть, я представила, каково было бы потерять тебя. — Она неестественно улыбнулась. — А может, настал страшный час, когда ты потеряла все, ради чего бросила семью, и я не хочу пропустить ни минуты твоего несчастья. Или я подписала с неким журналом контракт на статью о тебе и мне нужно побыть рядом, чтобы глубже вникнуть в предмет. Или, может быть, я…
— Достаточно, я поняла. Почему — не имеет значения.
— Мне нужна помощь, а тебе, по-видимому, больше нечем заняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80