Но потом вы стали старше и начали шептаться, тогда уж я заволновалась.
Руби подняла голову и посмотрела на мать. На ресницах блестели слезы, и от этого она почему-то стала похожа на десятилетнюю девочку.
— Я не знала.
— Материнство — сплошные тайные тревоги.
Нора слишком поздно спохватилась, что поставила себя под удар: ей ни в коем случае нельзя было употреблять слово «тайные». Но, к счастью, Руби думала сейчас о более важных вещах.
— Мы можем навестить Эрика?
— Конечно. Он остановился в старом доме на острове Лопес. — Нора откинулась на спинку кресла и устремила застывший взгляд на воду. — Иногда, закрыв глаза, я вижу всех нас: тебя, себя, Кэролайн, Эрика с Дином. Часто вспоминаю, как мы плавали на «Возлюбленной ветра». Дино и Эрик очень любили эту яхту.
После долгой паузы Руби медленно проговорила:
— Я знаю, чего ты добиваешься. — Ее голос звучал глухо. — Ты заставляешь меня вспоминать.
— Да.
— Но вспоминать такие веши очень больно.
— Знаю, дорогая, но…
Зазвонил телефон. Руби медленно встала и направилась в дом. Сетчатая дверь тихо стукнула у нес за спиной, но Нора все равно услышала:
— Алло. Кто это? Да, я ее дочь, Руби. Да, она здесь… минуточку, сейчас позову. Нора! — крикнула Руби. — Это Ди, твоя личная помощница.
— Скажи, что меня нет.
Руби открыла дверь и выглянула на веранду:
— Поздно. Я уже сказала, что ты здесь. Придется подойти, она ждет.
Нора проехала на кухню и взяла трубку:
— Привет, Ди.
— Нора? Слава Богу, что я вас нашла! На ваш стол только что поставили целый ящик писем. Я ничего не могла с этим поделать. Позвонил Том Адамс и пригрозил, что, если я сегодня же не перешлю их вам, меня уволят. — Ди шмыгнула носом. — Нора, мне нужна эта работа. Я знаю, вы бы меня не уволили, но если… в общем, вы понимаете.
Нора вздохнула:
— Если я потеряю работу… Прекрасно понимаю. Ладно, пересылай, я продиктую адрес.
— Том хочет, чтобы они ушли сегодняшней авиапочтой.
— Разумеется. Для Тома все должно быть сделано мгновенно.
— Ты читала эти письма?
— Э-э… некоторые.
— Норе стало не по себе.
Ну и как?
— Ужасно! Тут некоторые стали давать интервью «желтой прессе»… они говорят жуткие веши… а одна дама из Айовы вчера вечером выступила по телевидению и сказала, что подает на вас в суд. Обвинение какое-то нелепое — «фальшивый совет» или что-то в этом роде.
Нора покосилась на Руби: та беззастенчиво подслушивала.
— Ладно, Ди, отправляй письма.
— Я собиралась прислать вам еще выборку «Лучшие письма», может, вы захотите взять кое-какие письма оттуда.
— Хорошая мысль.
Ди вздохнула:
— Я так и знала, что вы продолжите вести рубрику.
— Говорят…
— Не волнуйся, Ди, — перебила Нора, — я прослежу, чтобы о тебе позаботились. И спасибо за все! До свидания.
Она повесила трубку. Ей хотелось обратить все в шутку ради Руби, но она знала, что не хватит сил.
— Нора?
Она медленно подняла голову. Руби стояла возле холодильника, скрестив руки на груди. Забытая чашка кофе остывала на столе.
— Что случилось?
— Мой босс из газеты рассчитывает, что я отвечу на не которые… скажем так, нелестные письма читателей.
— Что ж, это твоя работа.
Нора промолчала, Руби все равно бы не поняла. Она не знает, каково это — жаждать признания, нуждаться в нем и чувствовать себя невидимкой, когда его нет. Даже хуже, чем невидимкой.
«Одна дама из Айовы подает в суд… фальшивый совет…» Нора закрыла глаза и потерла переносицу.
— Представляю, как обрадуется Дэвид Леттерман.
Два дня Нора могла не думать о том, что ее тайна раскрыта, что вокруг нес разгорелся скандал общенационального масштаба. Больше у нее такой возможности нет.
На лестнице послышались шаги Руби: она поднималась к себе. Нора вздохнула с облегчением. Но через минуту Руби уже вернулась и тронула мать за плечо:
— Нора?
Нора открыла глаза. Руби держала в руке газету.
— Я купила это вчера возле магазина. Наверное, тебе стоит прочитать, что они о тебе пишут.
Нора уставилась на первую полосу. В углу красовалась ее собственная фотография — крупная, зернистая от большого увеличения.
Снимок был сделан в прошлом году на вручении премии «Эмми». Кто бы знал, как Нора ненавидела эту фотографию! На ней она выглядела круглолицей, а глаза почему-то казались косыми.
Она взяла лист из рук Руби, пробежала глазами текст и, бессильно уронив газету на пол, глухо сказала:
— Все кончено.
Руби нахмурилась:
— Ерунда! Ты пройдешь через это. Посмотри на Монику Левински — она теперь торгует дорогими сумочками. В прошлом году присутствовала на церемонии вручения «Оскара».
— А та дурочка, которая вышла за миллионера, получила от «Плейбоя» целое состояние.
— Спасибо за подобные сравнения, ты меня очень утешила.
— Я только хотела сказать…
— Руби, ты слишком молода, чтобы понять. Моя карьера окончена. Я не собираюсь отвечать ни на одно письмо. Я буду прятаться здесь до тех пор, пока вся эта муть не осядет.
— Разразится следующий скандал, и обо мне забудут. Я просто исчезну.
— Ты ведь шутишь, правда?
— Нет.
— Но у тебя слава…
— У меня дурная слава, это не одно и то же.
— Если выбрать правильную тактику, ты.. — Руби, ты нс знаешь моей работы. Я никогда не возводила стену между собой и читателями. В свои ответы незнакомым людям я вкладывала собственные мысли и чувства.
— Вот почему они мне верили — чувствовали мою честность.
Руби скептически изогнула брови:
— Судя по газетам, ты писала в своей рубрике, что веришь в брак. Это называется честность?
— Я действительно верю в брак. И в любовь, и в семью, и в преданность. Просто мне… я в этой области оказалась неудачницей.
Ответ, казалось, удивил Руби.
— Неудачницей? Странное слово ты употребила.
— Не думаю, чтобы кто-нибудь охарактеризовал мой опыт материнства как успешный.
— Согласна. Но я не ожидала, что ты видишь это в таком свете. То есть считаешь своей неудачей.
Наконец-то они подошли к действительно важной теме.
— А как, по-твоему, я к этому относилась? — мягко поинтересовалась Нора.
Руби нахмурилась:
— Я думала, в том, что ты нас бросила, ты видишь… свой успех. Ты так мастерски это проделала — словно бросила ненавистную работу. Может, тебе не хватало денег, но ты могла гордиться, что хватило смелости все бросить.
— Я собой не гордилась.
— Почему? — шепотом спросила Руби. — Почему ты это сделала? Разве нельзя было одновременно и растить детей, и делать карьеру?
Нора вздохнула. Вопрос дочери предполагал разные варианты ответа, но она была слишком подавлена, чтобы выбрать правильный. Поэтому сказала первое, что пришло в голову:
— То, что с нами случилось, не было глобальной катастрофой вроде гибели «Титаника». Так, мелочи, которые годами цеплялись одна за другую. Чтобы это понять, тебе нужно было повзрослеть и увидеть нашу семью в истинном свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Руби подняла голову и посмотрела на мать. На ресницах блестели слезы, и от этого она почему-то стала похожа на десятилетнюю девочку.
— Я не знала.
— Материнство — сплошные тайные тревоги.
Нора слишком поздно спохватилась, что поставила себя под удар: ей ни в коем случае нельзя было употреблять слово «тайные». Но, к счастью, Руби думала сейчас о более важных вещах.
— Мы можем навестить Эрика?
— Конечно. Он остановился в старом доме на острове Лопес. — Нора откинулась на спинку кресла и устремила застывший взгляд на воду. — Иногда, закрыв глаза, я вижу всех нас: тебя, себя, Кэролайн, Эрика с Дином. Часто вспоминаю, как мы плавали на «Возлюбленной ветра». Дино и Эрик очень любили эту яхту.
После долгой паузы Руби медленно проговорила:
— Я знаю, чего ты добиваешься. — Ее голос звучал глухо. — Ты заставляешь меня вспоминать.
— Да.
— Но вспоминать такие веши очень больно.
— Знаю, дорогая, но…
Зазвонил телефон. Руби медленно встала и направилась в дом. Сетчатая дверь тихо стукнула у нес за спиной, но Нора все равно услышала:
— Алло. Кто это? Да, я ее дочь, Руби. Да, она здесь… минуточку, сейчас позову. Нора! — крикнула Руби. — Это Ди, твоя личная помощница.
— Скажи, что меня нет.
Руби открыла дверь и выглянула на веранду:
— Поздно. Я уже сказала, что ты здесь. Придется подойти, она ждет.
Нора проехала на кухню и взяла трубку:
— Привет, Ди.
— Нора? Слава Богу, что я вас нашла! На ваш стол только что поставили целый ящик писем. Я ничего не могла с этим поделать. Позвонил Том Адамс и пригрозил, что, если я сегодня же не перешлю их вам, меня уволят. — Ди шмыгнула носом. — Нора, мне нужна эта работа. Я знаю, вы бы меня не уволили, но если… в общем, вы понимаете.
Нора вздохнула:
— Если я потеряю работу… Прекрасно понимаю. Ладно, пересылай, я продиктую адрес.
— Том хочет, чтобы они ушли сегодняшней авиапочтой.
— Разумеется. Для Тома все должно быть сделано мгновенно.
— Ты читала эти письма?
— Э-э… некоторые.
— Норе стало не по себе.
Ну и как?
— Ужасно! Тут некоторые стали давать интервью «желтой прессе»… они говорят жуткие веши… а одна дама из Айовы вчера вечером выступила по телевидению и сказала, что подает на вас в суд. Обвинение какое-то нелепое — «фальшивый совет» или что-то в этом роде.
Нора покосилась на Руби: та беззастенчиво подслушивала.
— Ладно, Ди, отправляй письма.
— Я собиралась прислать вам еще выборку «Лучшие письма», может, вы захотите взять кое-какие письма оттуда.
— Хорошая мысль.
Ди вздохнула:
— Я так и знала, что вы продолжите вести рубрику.
— Говорят…
— Не волнуйся, Ди, — перебила Нора, — я прослежу, чтобы о тебе позаботились. И спасибо за все! До свидания.
Она повесила трубку. Ей хотелось обратить все в шутку ради Руби, но она знала, что не хватит сил.
— Нора?
Она медленно подняла голову. Руби стояла возле холодильника, скрестив руки на груди. Забытая чашка кофе остывала на столе.
— Что случилось?
— Мой босс из газеты рассчитывает, что я отвечу на не которые… скажем так, нелестные письма читателей.
— Что ж, это твоя работа.
Нора промолчала, Руби все равно бы не поняла. Она не знает, каково это — жаждать признания, нуждаться в нем и чувствовать себя невидимкой, когда его нет. Даже хуже, чем невидимкой.
«Одна дама из Айовы подает в суд… фальшивый совет…» Нора закрыла глаза и потерла переносицу.
— Представляю, как обрадуется Дэвид Леттерман.
Два дня Нора могла не думать о том, что ее тайна раскрыта, что вокруг нес разгорелся скандал общенационального масштаба. Больше у нее такой возможности нет.
На лестнице послышались шаги Руби: она поднималась к себе. Нора вздохнула с облегчением. Но через минуту Руби уже вернулась и тронула мать за плечо:
— Нора?
Нора открыла глаза. Руби держала в руке газету.
— Я купила это вчера возле магазина. Наверное, тебе стоит прочитать, что они о тебе пишут.
Нора уставилась на первую полосу. В углу красовалась ее собственная фотография — крупная, зернистая от большого увеличения.
Снимок был сделан в прошлом году на вручении премии «Эмми». Кто бы знал, как Нора ненавидела эту фотографию! На ней она выглядела круглолицей, а глаза почему-то казались косыми.
Она взяла лист из рук Руби, пробежала глазами текст и, бессильно уронив газету на пол, глухо сказала:
— Все кончено.
Руби нахмурилась:
— Ерунда! Ты пройдешь через это. Посмотри на Монику Левински — она теперь торгует дорогими сумочками. В прошлом году присутствовала на церемонии вручения «Оскара».
— А та дурочка, которая вышла за миллионера, получила от «Плейбоя» целое состояние.
— Спасибо за подобные сравнения, ты меня очень утешила.
— Я только хотела сказать…
— Руби, ты слишком молода, чтобы понять. Моя карьера окончена. Я не собираюсь отвечать ни на одно письмо. Я буду прятаться здесь до тех пор, пока вся эта муть не осядет.
— Разразится следующий скандал, и обо мне забудут. Я просто исчезну.
— Ты ведь шутишь, правда?
— Нет.
— Но у тебя слава…
— У меня дурная слава, это не одно и то же.
— Если выбрать правильную тактику, ты.. — Руби, ты нс знаешь моей работы. Я никогда не возводила стену между собой и читателями. В свои ответы незнакомым людям я вкладывала собственные мысли и чувства.
— Вот почему они мне верили — чувствовали мою честность.
Руби скептически изогнула брови:
— Судя по газетам, ты писала в своей рубрике, что веришь в брак. Это называется честность?
— Я действительно верю в брак. И в любовь, и в семью, и в преданность. Просто мне… я в этой области оказалась неудачницей.
Ответ, казалось, удивил Руби.
— Неудачницей? Странное слово ты употребила.
— Не думаю, чтобы кто-нибудь охарактеризовал мой опыт материнства как успешный.
— Согласна. Но я не ожидала, что ты видишь это в таком свете. То есть считаешь своей неудачей.
Наконец-то они подошли к действительно важной теме.
— А как, по-твоему, я к этому относилась? — мягко поинтересовалась Нора.
Руби нахмурилась:
— Я думала, в том, что ты нас бросила, ты видишь… свой успех. Ты так мастерски это проделала — словно бросила ненавистную работу. Может, тебе не хватало денег, но ты могла гордиться, что хватило смелости все бросить.
— Я собой не гордилась.
— Почему? — шепотом спросила Руби. — Почему ты это сделала? Разве нельзя было одновременно и растить детей, и делать карьеру?
Нора вздохнула. Вопрос дочери предполагал разные варианты ответа, но она была слишком подавлена, чтобы выбрать правильный. Поэтому сказала первое, что пришло в голову:
— То, что с нами случилось, не было глобальной катастрофой вроде гибели «Титаника». Так, мелочи, которые годами цеплялись одна за другую. Чтобы это понять, тебе нужно было повзрослеть и увидеть нашу семью в истинном свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80