Увы, уроки живописи закончились. Конечно, ему придется придумать для Эммалины подходящую отговорку, однако Симоне он расскажет об истинной причине, по которой больше не сможет ее видеть, – она, безусловно, этого заслуживает. Вот только как ей об этом сказать… Может, напрямую? «Я обещал твоему зятю, что больше не буду с тобой видеться, в обмен на разрешение не жениться на тебе. Это я сделал для того, чтобы защитить тебя от Люсинды. Потом оказалось, что это было довольно бесполезной жертвой, поскольку ей все равно известно о нашей ночной встрече. Мне очень жаль. Я не знаю, насколько серьезно ее помешательство, и не думаю, чтобы она сочла тебя опасной, но тем не менее тебе стоит держать ухо востро и помнить о ней. А за сим – прощай».
Тристан вздохнул, открыл глаза и допил остатки бренди. Раз он уже выказал себя полным ослом, вполне можно добавить под конец что-то вроде: «Спасибо за чудесную ночь и море наслаждений. Я продолжал бы эту связь, если бы только мог надеяться найти способ, как сделать это безнаказанно».
К несчастью, он и так уже достаточно сильно уронил себя в ее глазах. Не то чтобы мнение Симоны о нем останется высоким после того, как герцог объявит ей о том, что ее возлюбленному понадобилось не больше минуты на решение ее бросить. Боже, как он все испортил! Если бы только он прислушался к голосу рассудка и не нарушил своих принципов тогда, в саду!
Конечно, можно просто уплыть из Лондона и разделаться со всем сразу. Ему совершенно нет нужды в наследственном поместье – если уж на то пошло, оно только высасывает деньги из его личного состояния, так что без него он окажется значительно богаче. И ему нисколько не хочется занять свое место в палате лордов. Англия давно перестала быть его домом, да никогда и не была им… Тристан никогда не питал по отношению к этой стране чувства долга, которое заставило бы его пустить корни в английской почве.
Да, уплыть – это разумно и осмотрительно. Если Люсинда не сможет его разыскать, то она не сможет убить его ради страховой премии, и, что еще важнее, у нее не будет никаких причин причинять зло Симоне.
Однако… Тристан тихо вздохнул и снова откинул голову на спинку кресла. Он может найти сотню разных доводов, но, если честно, отъезд был бы равнозначен трусливому бегству. Люсинда не только не будет наказана за убийство его родственников, но никто не сможет помешать ей в том случае, если она вдруг решит застраховать Эммалину. А то, какого мнения о нем будет Симона… Боже, ему даже думать не хотелось о том, насколько глубоко будет ее отвращение к нему!
Из всего этого сумбура следовало только одно: ему необходимо найти способ принудить Люсинду к действиям, не подвергая опасности никого, кроме самого себя. Плохо то, что это гораздо легче сказать, чем сделать… Может быть, если он закроет глаза всего на несколько минут и как следует подумает, ему… удастся… найти…
– Сэр?
Проклятие, ну что еще!
– Сэр!
Тристан протестующе заворчал, пытаясь отодвинуться от руки, которая трясла его, затем открыл глаза.
– Грегори?
– Да, сэр. Извините, но я подумал, что вы захотите это знать: «Констанс» уже причаливает.
Осмысление каждого слова оказалось процессом медленным и сложным, поскольку голова Тристана никак не хотела приходить в норму. Ага, он у себя в кабинете. И похоже, заснул прямо в кресле. Огонь в камине еще горит, но из-под бренди куда-то исчезла рюмка. Кто-то – наверное, дворецкий – поставил на столике рядом с креслом кофе…
Проведя рукой по лицу, Тристан выпрямился в кресле.
– Который час?
– Десять, сэр.
Боже, он проспал четыре часа! А ведь когда-то ему вполне хватало и двух.
Тристан рассеянно провел рукой по волосам.
– До чего гадко стареть!
– Была тяжелая ночь? – сочувственно спросил Грегори.
– Да, пожалуй.
Протянув руку, Грегори снял что-то с плеча Тристана, а затем повернулся к окну и поднес руку к свету.
– Долгая ночь с брюнеткой?
Симона!
Мозг Тристана судорожно начал работать.
– Сделай мне одолжение, Грегори.
– А разве я не этим занимаюсь все время?
Тристан, прищурившись, посмотрел на своего служащего:
– Ты вчера так и не нашел, с кем пообедать?
Грегори неопределенно пожал плечами:
– Так что за одолжение я должен сделать, сэр?
Тристан поднялся.
– Я должен был появиться у сестры и помочь ей писать портрет подруги.
– Ваша доброта просто бесконечна…
Тристан, не выдержав, хмыкнул. На самом деле, если не считать проблемы с Люсиндой, он считал себя настоящим счастливцем. Если бы еще Люсинда не портила все остальное…
– Ты заедешь к моей сестре и передашь ей, что этим утром у меня есть другие обязательства. Вырази мои сожаления и все такое. Пока ты этим занимаешься, я приведу себя в порядок, и затем мы увидимся на причале.
– А где живет ваша сестра?
– Кучер отвезет тебя сначала к Эм, а потом к причалу.
Грегори неохотно кивнул и высоко поднял длинный, волос Симоны.
– Это вам нужно?
– Пока не знаю. – Тристан взял волос и вернул его себе на плечо просто для того, чтобы увидеть, что предпримет его помощник.
Грегори, воздел очи к небу.
– А имя вашей сестры? Просто чтобы мне не выглядеть глупым невеждой, стоя у ее дверей.
– Эммалина, – сообщил Тристан. – Леди Эммалина Таунсенд.
– И вы не будете против, если я приглашу ее пообедать?
Тристан рассмеялся и начал подниматься по лестнице:
– Нисколько. Действуй.
Эм и Грегори – вот забавно! С такой парочкой уж точно не будет сцены, какая случилась у него с герцогом. Кстати, союз этих двоих был бы отнюдь не плох. Эммалина и Грегори люди спокойные, чуть замкнутые, и, главное, более чем готовы не нарушать рамки того, что дозволено обществом.
В отличие от… Он перевел взгляд на свое плечо и, сняв длинный волос с ткани сюртука, медленно начал накручивать шелковистую нить на палец. При этом он пытался понять, что в Симоне так притягивает его. Он мог умело командовать кораблями и людьми, на всем Востоке его знали, как искушенного купца. Благодаря усердному труду и полной сосредоточенности Тристан сколотил состояние, о котором большинство аристократов могли только мечтать. К тому же он не мог вспомнить, когда в последний раз женщина всерьез отвергала предложенные им плотские утехи. В целом он мог считать себя человеком с острым умом и способностью направить его на достижение хорошо продуманной цели.
Так что такое было в Симоне, что заставило его отбросить осторожность и рассудительность? Вряд ли он назвал бы ее самой красивой женщиной из всех, с кем ему приходилось встречаться, и она определенно не была первой, уступившей обольщению. Однако Симона оказалась первой, чья цена стала для него чересчур высокой.
Что в ней было особенного? Возможно, все объяснялось просто: он уже много месяцев не имел возлюбленной, а Симона оказалась готова к любви?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66