чем до этого. Оцепенев, он опустил взгляд на ладонь, которая легла ему на предплечье, затем посмотрел в ее бездонные голубые глаза.
– Она буквально сжалась от страха, увидев, как вы вышли из кареты, – сказала Кэролайн, убирая руку. – И пока вы разговаривали с ее родственниками, стояла совершенно поникшая. По-моему, это свидетельствует о том, что она никогда не видела хорошего обращения со стороны противоположного пола. Я думаю, вам обоим сейчас лучше пойти в гостиницу – взглянуть на наши комнаты, распорядиться насчет ужина, – а я пока попытаюсь выманить из норки нашего напуганного ежонка. Ну а если у меня ничего не получится, тогда я позову кого-нибудь из вас.
Что ж, возможно, она права. Он также заметил испуг девочки при его приближении.
– Даю вам четверть часа, и ни минутой больше.
Кивнув. Кэролайн повернулась к сестре, по-прежнему сидящей на ступенях:
– Симона, принеси, пожалуйста, из кареты мой плед. Он в саквояже.
Симона встала.
– Ты собираешься накинуть его ей на голову? Чтобы не кусалась?
– Ни в коем случае. Я намерена подойти к ней с лаской и сочувствием.
Округлив глаза, Симона хмыкнула, но побежала к экипажу. Кэролайн же принялась изящно опускаться на колени.
Дрейтон тотчас же отвернулся и, стараясь держаться как можно непринужденнее, отошел в сторону. А чтобы еще больше отвлечься от горячих фантазий он прокашлялся и проговорил:
– Вы испачкаете свое платье, если полезете туда.
– Его можно будет постирать, – отозвалась Кэролайн. – И даже заштопать, если понадобится. Благополучие ребенка для меня важнее сохранности одежды.
Черт! Он сморозил полнейшую глупость. Чего доброго она подумает, что его душа такая же мелкая, как лужица после дождя… И что он способен на сострадание не больше, чем гранитная глыба.
Между тем вернулась Симона, избавив от необходимости подыскивать слова, способные его реабилитировать. Она пронеслась мимо с пледом в руках, и Дрейтон машинально повернулся. Но, сделав это, тотчас же забыл как о Симоне так и о обо всем. Единственное, что он испытывал, было быстро увеличивающееся напряжение в паху.
– Спасибо, – поблагодарила Кэролайн, принимая плед. После чего накинула его на себя, нагнулась, на этот раз опершись только, на один локоть, и опять заглянула под коптильню. – Теперь уходите, чтобы я могла спокойно поговорить с Фионой.
Едва не застонав, Дрейтон сунул руки в карманы, брюк и поспешил прочь.
– Похоже, не только Фиона здесь чокнутая, – заметила Симона, шагая рядом с ним. – У Кэрри, как говорится, весла тоже выскочили из уключин. Вполне возможно, они вместе удерут в лес к эльфам, и мы их больше не увидим.
– Я думаю, леди Кэролайн в полной мере контролирует свое душевное и умственное состояние, – сухо возразил Дрейтон.
– Чего?
– С головой у нее все в порядке, – уже проще пояснил он. – И кроме того, она обладает непоколебимой волей.
– Чего?
– Я, кажется, уже говорил, в какой форме следует излагать просьбу объяснить что-то непонятное.
– А я уже говорила, что никогда ничего не прошу, – бойко парировала Симона. – А что значит «непоколебимая»?
– Ну, то есть ее не так-то легко подчинить себе и заставить повиноваться.
– А ты вроде бы разбираешься в людях… От твоего цепкого глаза мало что может укрыться.
– Совершенно верно.
– Я тоже очень наблюдательная.
– Это я уже давно понял.
– Слушай, а как мне тебя называть? Папа? Дядя?
– Меня зовут Дрейтон. Так можешь и обращаться.
– Ясно… Слушай, Дрейтон, а чего ты все время так пыжишься? Отчего такой заносчивый?
Он резко остановился. И когда Симона, сделав по инерции еще пару шагов, повернулась к нему, холодно произнес:
– Прошу прощения, что ты хотела сказать?
Чумазое лицо Симоны расплылось в улыбке.
– А я думала, что ты, как и я, не из тех, кто чего-нибудь просит. Я хотела спросить: зачем ты стараешься казаться не тем, кто ты есть на самом деле?
Можно было бы, конечно, сделать вид, будто он по-прежнему не понимает, о чем речь. Однако Дрейтон решил, что притворяться бесполезно и что будет лучше, если откровенный разговор у Симоны состоится именно с ним, нежели со старшей сестрой.
– Потому что от человека моего положения ожидают определенного поведения, которого я и должен придерживаться.
– Зачем?
– Вопрос тут в деньгах… Которые мне очень нужны.
Симона понимающе кивнула:
– Да, весь мир помешался на деньгах… А ты и вправду герцог?
– Да… К моему великому удивлению. – Дрейтон вздохнул и, обернувшись, глянул в сторону коптильни. Кэролайн, слава Богу, уже исчезла под настилом. – Поэтому осваивать новое придется не только тебе и твоим сестрам.
– Я так и думала.
Неужели это заметно? И что подумает Кэролайн, когда узнает правду? Способна ли Симона держать язык за зубами? А может, уже поздно и Кэролайн сама догадалась, что он в некотором роде обманщик?
– Да ты не бойся, я ей ничего не скажу, – заверила Симона, сумев, как видно, прочитать его мысли. – Она и сама тебя раскусит. Когда разглядит что-то еще, кроме твоих широких плеч и длинных ног. Хотя, быть может, она заметит лишь то, как ты пускаешь по ней слюнки, и тогда потеряет голову и не будет заморачиваться ни над чем, кроме того, что у нее станет горячо и мокро в одном месте.
О Господи! Эта Симона себя еще покажет.
– Так сколько ж тебе лет, девочка? – спросил Дрейтон, двинувшись дальше.
– Четырнадцать или около того, – пожала плечами Симона. – Точно никто никогда не подсчитывал.
– Однако ты обладаешь знанием жизни, несвойственным для столь юных лет.
– Потому что за свои годы я много чего видела. Слушай, ты умеешь сражаться на шпагах?
– А почему ты спрашиваешь?
– Да я подумала, что могла бы держать при себе свое знание жизни, несвойственное возрасту… в том случае, если ты научишь меня драться на шпагах.
Похоже, Господь проявляет к нему милосердие.
– Это что, шантаж? – поинтересовался Дрейтон, решив, что не следует слишком поспешно принимать предложенные условия.
– Лучше назвать это подкупом… моего пытливого ума… А вообще мне наплевать, как что называется, главное – добиться своего.
– Безжалостное дитя.
Симона обнажила, зубы в улыбке:
– Как думаешь, из меня получится хорошая фехтовальщица?
– Несомненно, – кивнул Дрейтон.
Да, жаль, что его отца уже нет в живых… Потому что Роберт Маккензи, обожавший, старинное: оружие и прежние методы ведения боя, часто сокрушался, что современная молодежь совершенно не ценит искусство умерщвления и нанесения увечий при помощи клинка. Старик был бы рад познакомиться с Симоной.
– Я люблю побеждать, – продолжала между тем его юная подопечная. – И Кэрри, кстати, тоже, если тебе интересно знать. Но она, конечно же, дерется как девчонка.
– Скорее она способна сражаться как женщина, – поправил Дрейтон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Она буквально сжалась от страха, увидев, как вы вышли из кареты, – сказала Кэролайн, убирая руку. – И пока вы разговаривали с ее родственниками, стояла совершенно поникшая. По-моему, это свидетельствует о том, что она никогда не видела хорошего обращения со стороны противоположного пола. Я думаю, вам обоим сейчас лучше пойти в гостиницу – взглянуть на наши комнаты, распорядиться насчет ужина, – а я пока попытаюсь выманить из норки нашего напуганного ежонка. Ну а если у меня ничего не получится, тогда я позову кого-нибудь из вас.
Что ж, возможно, она права. Он также заметил испуг девочки при его приближении.
– Даю вам четверть часа, и ни минутой больше.
Кивнув. Кэролайн повернулась к сестре, по-прежнему сидящей на ступенях:
– Симона, принеси, пожалуйста, из кареты мой плед. Он в саквояже.
Симона встала.
– Ты собираешься накинуть его ей на голову? Чтобы не кусалась?
– Ни в коем случае. Я намерена подойти к ней с лаской и сочувствием.
Округлив глаза, Симона хмыкнула, но побежала к экипажу. Кэролайн же принялась изящно опускаться на колени.
Дрейтон тотчас же отвернулся и, стараясь держаться как можно непринужденнее, отошел в сторону. А чтобы еще больше отвлечься от горячих фантазий он прокашлялся и проговорил:
– Вы испачкаете свое платье, если полезете туда.
– Его можно будет постирать, – отозвалась Кэролайн. – И даже заштопать, если понадобится. Благополучие ребенка для меня важнее сохранности одежды.
Черт! Он сморозил полнейшую глупость. Чего доброго она подумает, что его душа такая же мелкая, как лужица после дождя… И что он способен на сострадание не больше, чем гранитная глыба.
Между тем вернулась Симона, избавив от необходимости подыскивать слова, способные его реабилитировать. Она пронеслась мимо с пледом в руках, и Дрейтон машинально повернулся. Но, сделав это, тотчас же забыл как о Симоне так и о обо всем. Единственное, что он испытывал, было быстро увеличивающееся напряжение в паху.
– Спасибо, – поблагодарила Кэролайн, принимая плед. После чего накинула его на себя, нагнулась, на этот раз опершись только, на один локоть, и опять заглянула под коптильню. – Теперь уходите, чтобы я могла спокойно поговорить с Фионой.
Едва не застонав, Дрейтон сунул руки в карманы, брюк и поспешил прочь.
– Похоже, не только Фиона здесь чокнутая, – заметила Симона, шагая рядом с ним. – У Кэрри, как говорится, весла тоже выскочили из уключин. Вполне возможно, они вместе удерут в лес к эльфам, и мы их больше не увидим.
– Я думаю, леди Кэролайн в полной мере контролирует свое душевное и умственное состояние, – сухо возразил Дрейтон.
– Чего?
– С головой у нее все в порядке, – уже проще пояснил он. – И кроме того, она обладает непоколебимой волей.
– Чего?
– Я, кажется, уже говорил, в какой форме следует излагать просьбу объяснить что-то непонятное.
– А я уже говорила, что никогда ничего не прошу, – бойко парировала Симона. – А что значит «непоколебимая»?
– Ну, то есть ее не так-то легко подчинить себе и заставить повиноваться.
– А ты вроде бы разбираешься в людях… От твоего цепкого глаза мало что может укрыться.
– Совершенно верно.
– Я тоже очень наблюдательная.
– Это я уже давно понял.
– Слушай, а как мне тебя называть? Папа? Дядя?
– Меня зовут Дрейтон. Так можешь и обращаться.
– Ясно… Слушай, Дрейтон, а чего ты все время так пыжишься? Отчего такой заносчивый?
Он резко остановился. И когда Симона, сделав по инерции еще пару шагов, повернулась к нему, холодно произнес:
– Прошу прощения, что ты хотела сказать?
Чумазое лицо Симоны расплылось в улыбке.
– А я думала, что ты, как и я, не из тех, кто чего-нибудь просит. Я хотела спросить: зачем ты стараешься казаться не тем, кто ты есть на самом деле?
Можно было бы, конечно, сделать вид, будто он по-прежнему не понимает, о чем речь. Однако Дрейтон решил, что притворяться бесполезно и что будет лучше, если откровенный разговор у Симоны состоится именно с ним, нежели со старшей сестрой.
– Потому что от человека моего положения ожидают определенного поведения, которого я и должен придерживаться.
– Зачем?
– Вопрос тут в деньгах… Которые мне очень нужны.
Симона понимающе кивнула:
– Да, весь мир помешался на деньгах… А ты и вправду герцог?
– Да… К моему великому удивлению. – Дрейтон вздохнул и, обернувшись, глянул в сторону коптильни. Кэролайн, слава Богу, уже исчезла под настилом. – Поэтому осваивать новое придется не только тебе и твоим сестрам.
– Я так и думала.
Неужели это заметно? И что подумает Кэролайн, когда узнает правду? Способна ли Симона держать язык за зубами? А может, уже поздно и Кэролайн сама догадалась, что он в некотором роде обманщик?
– Да ты не бойся, я ей ничего не скажу, – заверила Симона, сумев, как видно, прочитать его мысли. – Она и сама тебя раскусит. Когда разглядит что-то еще, кроме твоих широких плеч и длинных ног. Хотя, быть может, она заметит лишь то, как ты пускаешь по ней слюнки, и тогда потеряет голову и не будет заморачиваться ни над чем, кроме того, что у нее станет горячо и мокро в одном месте.
О Господи! Эта Симона себя еще покажет.
– Так сколько ж тебе лет, девочка? – спросил Дрейтон, двинувшись дальше.
– Четырнадцать или около того, – пожала плечами Симона. – Точно никто никогда не подсчитывал.
– Однако ты обладаешь знанием жизни, несвойственным для столь юных лет.
– Потому что за свои годы я много чего видела. Слушай, ты умеешь сражаться на шпагах?
– А почему ты спрашиваешь?
– Да я подумала, что могла бы держать при себе свое знание жизни, несвойственное возрасту… в том случае, если ты научишь меня драться на шпагах.
Похоже, Господь проявляет к нему милосердие.
– Это что, шантаж? – поинтересовался Дрейтон, решив, что не следует слишком поспешно принимать предложенные условия.
– Лучше назвать это подкупом… моего пытливого ума… А вообще мне наплевать, как что называется, главное – добиться своего.
– Безжалостное дитя.
Симона обнажила, зубы в улыбке:
– Как думаешь, из меня получится хорошая фехтовальщица?
– Несомненно, – кивнул Дрейтон.
Да, жаль, что его отца уже нет в живых… Потому что Роберт Маккензи, обожавший, старинное: оружие и прежние методы ведения боя, часто сокрушался, что современная молодежь совершенно не ценит искусство умерщвления и нанесения увечий при помощи клинка. Старик был бы рад познакомиться с Симоной.
– Я люблю побеждать, – продолжала между тем его юная подопечная. – И Кэрри, кстати, тоже, если тебе интересно знать. Но она, конечно же, дерется как девчонка.
– Скорее она способна сражаться как женщина, – поправил Дрейтон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80