И каждый из них напоминал ее.
— Что это? — спросила она едва слышно — Мое хобби, — помолчав, произнес Дуглас — Откуда они?
— Со всего света.
Бюст на верхней полке изображал юную девушку, вы точенную из бледно-серого камня.
— Это из Финикии?
— Из Греции.
Волосы девушки были собраны на затылке, лишь на висках выбивалось несколько непокорных завитков. Такая же прическа была у Жанны в то утро, когда она впервые встретила Дугласа.
На второй полке стояла женская фигурка с откинутой назад головой, словно она прислушивалась к доносившимся издалека звукам.
Каждая скульптура была произведением искусства, но именно их лица поразили Жанну. Хотя эпохи варьировались от древнейших до более поздних, все фигурки обладали несомненным сходством. За минувшие годы лицо Жанны округлилось и повзрослело, но было время, когда оно отличалось тем же хрупким изяществом.
Жанна коснулась стекла, за которым находилась одна из самых прелестных статуэток. Девушка, облаченная в тончайшее одеяние, придерживала одной рукой подол юбки, держа другую руку на отлете, словно собиралась пуститься в пляс под звуки флейты.
Однажды Жанна вот так же танцевала в саду. Перестав кружиться, она увидела Дугласа. Прислонившись к стволу, со сложенными на груди руками, он не сводил с нее пристального взгляда. В тот день они впервые занялись любовью.
— Ты не забыл, — глухо произнесла она. У нее перехватило дыхание.
— Не забыл.
Жанна стремительно повернулась к нему.
— Зачем — спросила она. — Зачем ты это делаешь?
Зачем коллекционировать все эти скульптуры, напоминающие обо мне?
— Потому что эти воспоминания — самое ценное в моей жизни.
Пожалуй, Бог все-таки услышал некоторые ее молитвы.
Сцепив перед собой ладони, Жанна пыталась заставить себя сдвинуться с места. Но не могла. Даже когда Дуглас поднял руку и коснулся ее лица, отслеживая кончиком пальца контуры ее щеки и подбородка.
— Что случилось с ребенком, Жанна? — спросил он.
Вместо ответа она спросила:
— Кто мать Маргарет?
Вопрос явно привел Дугласа в замешательство, и он молча уставился на нее.
Жанна положила ладонь ему на грудь.
— Вот видишь, Дуглас? Вопросы могут ранить, — сказала она. — А правда может уничтожить.
— Значит, ты предпочла бы жить во лжи?
— Да, — призналась она. — Во всяком случае, не открывать друг другу все тайники души и сердца.
— Мне нечего скрывать.
— А мне есть, — промолвила она без тени смущения. — Но монастырь внушил мне отвращение к самоуничижению.
Я не намерена выкладывать всю свою подноготную только для того, чтобы исповедаться.
— Не уверен, что могу принять твою логику, — возразил Дуглас. — Есть вещи, которые нельзя оставлять недосказанными.
Жанна яростно покачала головой:
— Вовсе нет. Например, что изменится, если ты узнаешь, что меня полгода держали взаперти в Волане? Я сидела у окна, тоскуя по небу и земле, отчаянно желая коснуться листка или травинки, ощутить бархатистую прохладу лепестка на ладони. Я вдыхала затхлый воздух и жаждала свободы. Вот правда, Дуглас, но от того, что ты ее узнал, жизнь не стала лучше, а прошлое не изменилось.
Ее взгляд ни на мгновение не отрывался от его лица.
— Я плакала, ожидая тебя. День проходил за днем, а тебя все не было. Я решила, что тебя испугала перспектива стать отцом. А ты тем временем праздновал рождение своего первого ребенка. Ты оказался весьма плодовитым, Дуглас. Признавайся, наверное, и в Новой Шотландии у тебя остались дети?
— Сие мне неизвестно, — отозвался он, нахмурившись.
— Зато во Франции ты разошелся вовсю. Ведь мать Маргарет — француженка, не так ли?
Она принялась нервно расхаживать по комнате.
— Видишь, это тоже правда, и она ранит. — Жанна улыбнулась. — Нет, мне не нужна правда, — сказала она, покачав головой. — Есть вещи, о которых не стоит говорить, и признания, которые не следует делать.
— Но есть и другие.
Жанна повернулась и посмотрела на него.
— Давай отложим это на завтра. Мы еще успеем причинить друг другу боль.
Подойдя ближе, она обвила его шею руками, сцепив пальцы на затылке.
— Подари мне сегодняшний день, Дуглас, — это единственное, о чем я прошу.
Завтра она покинет его, но, прежде чем уйти, расскажет правду, которую он так жаждет узнать. Расскажет, как уехала из Волана, отправившись на поиски пожилой пары, которой отдали ее ребенка. Расскажет о кошмарах, являющихся ей во сне. Но вначале они будут любить друг друга. Это все, чего она просит у судьбы и равнодушного Бога.
Жанна привлекла его к себе.
— Поцелуй меня, — шепнула она у самых его губ. Дуглас попытался отстраниться, но она не отпускала его. — Пожалуйста.
Возможно, на него подействовал ее страстный шепот, а может, он почувствовал ее отчаяние, но его руки обвились вокруг Жанны. И он прижался губами к ее губам.
В поцелуях Дугласа было нечто магическое. Они словно извлекали ее из телесной оболочки, перенося в другое время и место, превращая в другого человека. Волна наслаждения захлестнула Жанну. Он был наркотиком, а она слабоумной дурочкой, готовой продать душу за мгновения блаженства.
Дуглас оторвался от ее губ и начал раздеваться. Он снял камзол, затем жилет и принялся за рубашку, не сводя с нее сосредоточенного взгляда. Словно они собирались заняться чем-то более важным и значительным, чем обычные занятия любовью.
Эти последние недели, помимо прочего, заставили ее понять, что никто не сможет занять место Дугласа в ее сердце и мыслях.
— Не лучший выбор времени и места, Жанна, — заметил он, скинув башмаки.
— Да, — согласилась она. — Но, полагаю, на этой двери есть замок?
Он кивнул.
— Тогда запри его, Дуглас. Давай забудем, что мы взрослые благоразумные люди. — Она шагнула к окну.
Остановившись посередине комнаты, в кружке солнечного света, Жанна подхватила юбки и закружилась, как это делала в юности, но без легкости на сердце, которую испытывала тогда. Ей хотелось хоть на несколько минут воспроизвести то время. Или хотя бы притвориться, что между ними нет секретов, болезненных и сокрушительных.
— Иди сюда, — сказала она, уронив юбки и протянув к нему руки. — Пожалуйста.
Дуглас прошел мимо нее, и на мгновение Жанна решила, что он собирается выйти из комнаты, но затем услышала щелчок замка. Обернувшись, она обнаружила, что он разматывает галстук.
На этот раз он ничего не говорил и не пытался образумить ее. Жанна тоже молчала. В мире не существовало никого, кроме Дугласа, и не было ничего важнее, чем ощущение его рук на ее обнаженном теле.
Воспоминания о нем помогли ей сохранить рассудок, и теперь сознание, что он рядом, придавало смысл ее существованию. Он был необходим ей как вода или пища.
Он был кровью, которая текла по ее жилам, воздухом, которым она дышала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73