Если он не объявится в течение ближайших двадцати четырех часов, возможно, начнутся поиски. Видимо, этим займутся инспекторы. Еще, может быть, шериф из Пискатакиса и полиция штата. Но не исключено, что и мы поучаствуем... Если говорить серьезно, я полагаю, вы хотели бы узнать побольше об Эмили Уоттс?
Я кивнул. Проще было сначала поговорить с Мартелом, а уже потом приступить к Рэнду Дженнингсу, чем сразу пытаться общаться только с Дженнингсом. Думаю, подобная мысль проскочила и в голове Мартела, хоть он и был благодушно настроен.
— Можно поинтересоваться, почему вы не поговорили с Рэнделом Дженнингсом прямо в Темной Лощине? — он продолжал улыбаться, но взгляд его сделался неподвижным и внимательным.
— У нас с Рэндом непростые отношения, — ответил я. — Вы хорошо с ним ладите?
Какие-то еле уловимые интонации, прозвучавшие в вопросе Мартела, подталкивали к выводу, что не только у меня специфические отношения с Рэндом.
— Пришлось поладить, — дипломатично ответил Мартел. — Он нормальный парень, в общем-то. Не самый душевный, но по-своему порядочный. Его сержант, Ресслер, — тот совсем другой. Настолько полон дерьма, что у него даже глаза такого же цвета. Последнее время не доводилось с ним встречаться, и слава Богу. У них сейчас хватает дел из-за этого происшествия — гибель Эмили Уоттс и все с этим связанное...
По улице медленно проехала машина, двигаясь в северном направлении. А прохожие словно вымерли.
Вдалеке, на озере, я различал силуэты островов, покрытых соснами, но в тумане они представали в виде темных пятен.
Принесли кофе. Мартел рассказал об обстоятельствах гибели Эмили Уоттс. Она умерла в ту самую ночь, когда Билли Перде присвоил около двух миллионов долларов, из-за которых погибло немало людей. Эмили Уоттс закончила свои дни странным образом. Плутая по лесам, она, наверняка, и так замерзла бы до смерти, если бы они не обнаружили ее вовремя, однако сама идея покончить с собой ночью, зимой, в лесу, в шестидесятилетнем возрасте...
— Это сплошной бред, — прокомментировал Мартел, — но такие вещи иногда случаются, и их невозможно предугадать до тех пор, пока они не происходят. Если бы охранники не собирались в группы по интересам, а медсестры в отделении для пожилых женщин меньше бы смотрели телевизор, когда бы двери запирались более тщательно и вообще соблюдался бы порядок во многих других вещах, глядишь, все сложилось бы по-иному... Не хотите объяснить, почему вы так интересуетесь этим делом?
— Это связано с Билли Перде.
— Билли Перде? Да, это имя согреет ваше сердце зимним вечером.
— Знаете его?
— Конечно. Мы тут недавно его прихватили, дней десять назад. Попался полицейским в «Санта-Марте», пьяный в дым. Орал и молотил ногами, вопил, что хочет поговорить со своей мамочкой, но его никто из местных не признал за своего. Так вот, его забрали, дали остыть в одной из камер у Дженнингса, а потом отправили назад, домой. Предупредили, что если он еще раз здесь покажется, то его обвинят в нарушении спокойствия и незаконном вторжении. Перде даже попал в местные газеты. Судя по тому, что я о нем слышал, за последние несколько дней его характер не изменился...
Похоже, Билли Перде все-таки воспользовался информацией от Виллефорда. Я спросил:
— Вы знаете, что убиты его жена и ребенок?
— Да, я об этом слышал. Никогда бы не подумал, что Билли — убийца. Впрочем, — Мартел задумчиво взглянул на меня, — полагаю, вы тоже в этом не уверены.
— Не знаю, не знаю. Как вы думаете, он мог бы отправиться искать ту женщину, которая застрелилась?
— А почему вы спрашиваете?
— Я не верю в совпадения. Таким способом Бог дает тебе понять, что ты просто не видишь всей картины. К тому же я точно знаю, что Виллефорд, плохо это или хорошо, дал Билли наводку на Эмили Уоттс.
— Ну, когда наконец-то увидите всю картину, дайте мне знать. Потому что, черт меня побери, я даже представить не могу причину, по которой пожилая женщина могла так поступить. Реально ли будет предположить, что собственные ночные кошмары ее до такого довели?
— Кошмары?
— Да. Она говорила медсестрам, что видела фигуру мужчины, который наблюдал за ней через окно и даже пытался вломиться к ней в комнату.
— А обнаружились ли какие-нибудь следы подобных попыток?
— Ничего. Вот дерьмо! Она же жила на четвертом этаже. Любому, кто попытался бы проделать этот трюк, пришлось бы лезть по водосточной трубе. Возможно, кто-то и появлялся — раньше, на неделе. Иногда такое случается. Может, какой-то пьяница проскользнул в помещение. Или дети баловались. В конце концов, она просто могла быть не в себе. Иначе трудно найти объяснение. Да и имечко это, которое она назвала, когда умирала.
Я подался вперед:
— Какое имя?
— Страшилка, — ответил Мартел с улыбкой. — Она поминала перед смертью чудище, которым матери пугают детей, чтобы те поскорее укладывались спать. Лешего.
— Какое имя? — повторил я вопрос.
На смену улыбки на лице Мартела появилось выражение озадаченности:
— Калеб. Она назвала имя Калеба Кайла.
Книга 2
...Ибо то ужасное, чего я ужасался,
то и постигло меня; и чего я боялся,
то и пришло ко мне...
Иов, 3:25
Глава 13
Годы мелькают суматошно, как листья, влекомые ветром, причудливые и покрытые сеточкой прожилок, всех оттенков, с быстрым переходом от зелени воспоминаний о недавно прошедшем к осенним оттенкам памяти об отдаленном прошлом...
Я видел себя ребенком, юношей, возлюбленным, мужем, отцом, вдовеющим мужчиной. Меня окружили пожилые люди в своих стариковских брюках и рубашках. Они танцевали, их ступни двигались очень осторожно, следуя старинным правилам, которые были утрачены теми, кто помоложе; старики рассказывали сказки; их руки в пигментных пятнах двигались на фоне огня, кожа напоминала помятую бумагу, а голоса мягко шелестели, как пустые кукурузные початки.
Пожилые люди шли по пышной августовской траве с деревяшками в руках, счищая с них кору руками в перчатках. Старик — высокий, с прямой спиной, в ореоле белых волос — напоминал древнего ангела, рядом с ним шла собака, гораздо старше хозяина по меркам собачьего возраста: морда с седой бородой в нитях слюны, язык высунут, хвост мягко рассекал теплый вечерний воздух. Первый багрянец показался на деревьях, жужжание и треск насекомых начали утихать. Ясени, которые по весне покрывались листьями последними, теперь первыми их теряли.
Старик двигался вперед, шагая в такт с пробуждающимся окружающим миром по подстилке из гниющих сосновых иголок, мимо зарослей черной смородины, увешанной спелыми упругими ягодами. Распахнув куртку и оставляя после себя четкие отпечатки следов, он рубил деревья, наслаждаясь тяжестью топора в руке, совершенством размаха, свежим треском, когда лезвие рассекало пополам сахарную сердцевину кряжа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Я кивнул. Проще было сначала поговорить с Мартелом, а уже потом приступить к Рэнду Дженнингсу, чем сразу пытаться общаться только с Дженнингсом. Думаю, подобная мысль проскочила и в голове Мартела, хоть он и был благодушно настроен.
— Можно поинтересоваться, почему вы не поговорили с Рэнделом Дженнингсом прямо в Темной Лощине? — он продолжал улыбаться, но взгляд его сделался неподвижным и внимательным.
— У нас с Рэндом непростые отношения, — ответил я. — Вы хорошо с ним ладите?
Какие-то еле уловимые интонации, прозвучавшие в вопросе Мартела, подталкивали к выводу, что не только у меня специфические отношения с Рэндом.
— Пришлось поладить, — дипломатично ответил Мартел. — Он нормальный парень, в общем-то. Не самый душевный, но по-своему порядочный. Его сержант, Ресслер, — тот совсем другой. Настолько полон дерьма, что у него даже глаза такого же цвета. Последнее время не доводилось с ним встречаться, и слава Богу. У них сейчас хватает дел из-за этого происшествия — гибель Эмили Уоттс и все с этим связанное...
По улице медленно проехала машина, двигаясь в северном направлении. А прохожие словно вымерли.
Вдалеке, на озере, я различал силуэты островов, покрытых соснами, но в тумане они представали в виде темных пятен.
Принесли кофе. Мартел рассказал об обстоятельствах гибели Эмили Уоттс. Она умерла в ту самую ночь, когда Билли Перде присвоил около двух миллионов долларов, из-за которых погибло немало людей. Эмили Уоттс закончила свои дни странным образом. Плутая по лесам, она, наверняка, и так замерзла бы до смерти, если бы они не обнаружили ее вовремя, однако сама идея покончить с собой ночью, зимой, в лесу, в шестидесятилетнем возрасте...
— Это сплошной бред, — прокомментировал Мартел, — но такие вещи иногда случаются, и их невозможно предугадать до тех пор, пока они не происходят. Если бы охранники не собирались в группы по интересам, а медсестры в отделении для пожилых женщин меньше бы смотрели телевизор, когда бы двери запирались более тщательно и вообще соблюдался бы порядок во многих других вещах, глядишь, все сложилось бы по-иному... Не хотите объяснить, почему вы так интересуетесь этим делом?
— Это связано с Билли Перде.
— Билли Перде? Да, это имя согреет ваше сердце зимним вечером.
— Знаете его?
— Конечно. Мы тут недавно его прихватили, дней десять назад. Попался полицейским в «Санта-Марте», пьяный в дым. Орал и молотил ногами, вопил, что хочет поговорить со своей мамочкой, но его никто из местных не признал за своего. Так вот, его забрали, дали остыть в одной из камер у Дженнингса, а потом отправили назад, домой. Предупредили, что если он еще раз здесь покажется, то его обвинят в нарушении спокойствия и незаконном вторжении. Перде даже попал в местные газеты. Судя по тому, что я о нем слышал, за последние несколько дней его характер не изменился...
Похоже, Билли Перде все-таки воспользовался информацией от Виллефорда. Я спросил:
— Вы знаете, что убиты его жена и ребенок?
— Да, я об этом слышал. Никогда бы не подумал, что Билли — убийца. Впрочем, — Мартел задумчиво взглянул на меня, — полагаю, вы тоже в этом не уверены.
— Не знаю, не знаю. Как вы думаете, он мог бы отправиться искать ту женщину, которая застрелилась?
— А почему вы спрашиваете?
— Я не верю в совпадения. Таким способом Бог дает тебе понять, что ты просто не видишь всей картины. К тому же я точно знаю, что Виллефорд, плохо это или хорошо, дал Билли наводку на Эмили Уоттс.
— Ну, когда наконец-то увидите всю картину, дайте мне знать. Потому что, черт меня побери, я даже представить не могу причину, по которой пожилая женщина могла так поступить. Реально ли будет предположить, что собственные ночные кошмары ее до такого довели?
— Кошмары?
— Да. Она говорила медсестрам, что видела фигуру мужчины, который наблюдал за ней через окно и даже пытался вломиться к ней в комнату.
— А обнаружились ли какие-нибудь следы подобных попыток?
— Ничего. Вот дерьмо! Она же жила на четвертом этаже. Любому, кто попытался бы проделать этот трюк, пришлось бы лезть по водосточной трубе. Возможно, кто-то и появлялся — раньше, на неделе. Иногда такое случается. Может, какой-то пьяница проскользнул в помещение. Или дети баловались. В конце концов, она просто могла быть не в себе. Иначе трудно найти объяснение. Да и имечко это, которое она назвала, когда умирала.
Я подался вперед:
— Какое имя?
— Страшилка, — ответил Мартел с улыбкой. — Она поминала перед смертью чудище, которым матери пугают детей, чтобы те поскорее укладывались спать. Лешего.
— Какое имя? — повторил я вопрос.
На смену улыбки на лице Мартела появилось выражение озадаченности:
— Калеб. Она назвала имя Калеба Кайла.
Книга 2
...Ибо то ужасное, чего я ужасался,
то и постигло меня; и чего я боялся,
то и пришло ко мне...
Иов, 3:25
Глава 13
Годы мелькают суматошно, как листья, влекомые ветром, причудливые и покрытые сеточкой прожилок, всех оттенков, с быстрым переходом от зелени воспоминаний о недавно прошедшем к осенним оттенкам памяти об отдаленном прошлом...
Я видел себя ребенком, юношей, возлюбленным, мужем, отцом, вдовеющим мужчиной. Меня окружили пожилые люди в своих стариковских брюках и рубашках. Они танцевали, их ступни двигались очень осторожно, следуя старинным правилам, которые были утрачены теми, кто помоложе; старики рассказывали сказки; их руки в пигментных пятнах двигались на фоне огня, кожа напоминала помятую бумагу, а голоса мягко шелестели, как пустые кукурузные початки.
Пожилые люди шли по пышной августовской траве с деревяшками в руках, счищая с них кору руками в перчатках. Старик — высокий, с прямой спиной, в ореоле белых волос — напоминал древнего ангела, рядом с ним шла собака, гораздо старше хозяина по меркам собачьего возраста: морда с седой бородой в нитях слюны, язык высунут, хвост мягко рассекал теплый вечерний воздух. Первый багрянец показался на деревьях, жужжание и треск насекомых начали утихать. Ясени, которые по весне покрывались листьями последними, теперь первыми их теряли.
Старик двигался вперед, шагая в такт с пробуждающимся окружающим миром по подстилке из гниющих сосновых иголок, мимо зарослей черной смородины, увешанной спелыми упругими ягодами. Распахнув куртку и оставляя после себя четкие отпечатки следов, он рубил деревья, наслаждаясь тяжестью топора в руке, совершенством размаха, свежим треском, когда лезвие рассекало пополам сахарную сердцевину кряжа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107