Пока.
Насколько я знал этих ребят — а знал я их достаточно хорошо, — мы сюда еще вернемся.
Глава 2
Когда я принял к производству порученное мне дело, то не был еще знаком ни с Джейком, ни с Полом и даже не подозревал, какие сюрпризы обрушатся на мою голову. Обычно такие девушки, как Эвелин Спринг, не являются их предвестниками. Во всяком случае, не часто.
В мой офис она вошла так тихо, что, не оторви я взгляд от стола, мог бы и не заметить ее присутствия. Появилась она в среду, двадцать четвертого мая, где-то около полудня — стояла у двери и робко смотрела на меня. Не девушка — картинка: маленькая, изящная, с волосами пепельного оттенка, лет двадцати двух — двадцати трех, фигурка стройная, кожа гладкая, губки нежные, глазки просто чудесные. Серый костюм подчеркивал ее элегантность, в руке она держала скомканный носовой платок. Такой носовой платок — неизменный опознавательный знак женщины, переступившей порог конторы частного детектива. Мокрый от слез и смятый от волнения и беспокойства, он чем-то напоминает белый флаг капитуляции или повязку на тщательно скрываемой ране. Сейчас пальцы хорошенькой блондиночки мяли платок медленными, нервными движениями.
— Вы — мистер Шелдон Скотт?
Именно это значилось на моей вывеске: «Шелдон Скотт. Расследования».
— Да, это я. — Я встал и приветливо улыбнулся. — Проходите.
Выйдя из-за стола, я пододвинул ей одно из глубоких кожаных кресел. Когда я вернулся на свое место, девушка назвала себя:
— Меня зовут Эвелин Спринг. И я... я никогда раньше не обращалась к детективу...
Пока шло знакомство, она немного успокоилась, затем перешла к делу. Причина ее тревоги и беспокойства — судьба брата. Он исчез.
Эвелин и ее брат, Дэнни Спринг, жили порознь, каждый в собственной квартире, однако два-три раза в неделю он звонил или забегал повидаться с сестрой. Так было и в субботу, тринадцатого мая. Дэнни твердо намеревался навестить ее на следующий день, но не появился и даже не позвонил. С тех пор Эвелин его не видела и ничего о нем не слышала.
— А может, вы перепутали день? — спросил я.
— Ни в коем случае. Ведь в воскресенье — мой день рождения. Дэнни пообещал принести подарок, поэтому я была уверена, что он придет. — Мисс Спринг помолчала. — Если сможет, конечно. Неделю назад я заявила в полицию о его исчезновении, но, похоже, они пока ничего не могут мне сообщить.
А вот это уже плохой признак. Полиция Лос-Анджелеса умеет работать, и если они ничего не нарыли на Дэнни Спринга, то, значит, дела обстоят неважнецки. Я позвонил в управление полиции, в отдел по расследованию убийств; уже многие годы я сотрудничаю с полицией Лос-Анджелеса, и нас связывают самые дружеские отношения. Более того, Фил Сэмсон, начальник отдела по расследованию убийств, — мой закадычный друг.
Через несколько секунд я уже разговаривал с Эмерсоном из бюро розыска пропавших. Убедившись после заявления Эвелин, что Спринг не арестован и не попал в больницу, они проверили его квартиру, никого не обнаружили в ней, вещи находились на своих местах. Все выглядело так, будто парень ненадолго ушел из дома и вот-вот вернется. И нигде, включая морг, никаких следов Спринга — ни живого, ни мертвого.
Повесив трубку, я повернулся к Эвелин:
— Действительно, у них, к сожалению, никаких сведений.
Она сидела неподвижно и смотрела на меня своими прекрасными, нежно-зелеными глазами. Ее глаза напомнили мне о летней морской волне, белой пене прибоя, о прохладе и покое, о вечном и неизменном. Ее светлые, вьющиеся непослушными кудряшками волосы были коротко острижены, загорелое лицо дышало здоровьем, серый жакет, резко сужаясь в талии, плотно облегал грудь.
Мисс Спринг вздохнула. Ей, конечно, известно, что полиция делает все возможное, но она надеялась, что у меня получится лучше и быстрее. Она принесла с собой двести пятьдесят долларов, и я принял от нее сотню в качестве аванса. Потом она достала из сумочки глянцевую фотографию размером четыре на пять дюймов.
— Это Дэнни, — сказала мисс Спринг. — Снимался несколько месяцев назад. Ему двадцать девять.
На фото он выглядел старше. Темные глаза, вьющиеся черные волосы — должно быть, жесткие и непослушные, — и бесшабашная ухмылка. Довольно симпатичный, но застывшие черты лица несколько тяжеловаты и, похоже, не по возрасту начали расплываться. Эвелин сообщила, что ей не нравилась компания брата и последнее время она все больше за него беспокоилась. А за нынешний год он вообще сильно изменился — в еще худшую сторону.
— Что касается его компании... Вы не могли бы назвать кое-кого по именам? Была ли у него постоянная подружка?
— Я не знаю, кто его друзья — истинная правда. Просто видела его вместе с ними. Большинство из них похожи на оборванцев, бродяг — словом, битников. Но я никогда не слышала, чтобы он обращался к кому-нибудь по имени — за исключением Фрэнка. По-моему, это самый близкий друг Дэнни.
— Какой Фрэнк?
Эвелин покачала головой.
— Просто Фрэнк. Дэнни называл его только так. — Она описала мне этого парня, добавила несколько слов о своем брате, хотела еще что-то сказать, но запнулась. И вдруг словно плотину прорвало: — Мне кажется, Дэнни употреблял наркотики.
— Наркотики? Какие? Сильнодействующие? Героин? Может, морфин?
— Какой-то из них.
— А вы сообщили полиции?
— Нет. Но, думаю, они и сами это выяснили. Без моей помощи. Господи, я и в самом деле не нахожу себе места.
— А почему вы решили, что брат наркоман?
— Признаюсь, я раньше как-то ничего не замечала. Но он бывал временами таким... ну... раздражительным, что ли. Затем снова вел себя как ни в чем не бывало. Когда я заходила к нему домой, мне казалось, что он в порядке. Иногда, правда, начинал вдруг зевать и чихать, глаза становились какими-то пустыми, мутными. Я довольно долго ничего не подозревала. Наконец пошла в библиотеку, полистала книжки и узнала, что означают подобные симптомы. Это ломка — так это называется.
Ломка... Медицинский термин для обозначения сущего ада. Она может наступить в любой момент после последнего укола — все зависит от того, насколько сильна тяга к наркотику и к какой дозе привык наркоман. Сначала ничего страшного. Зевота, чихание, нервозность, сонливость. Потом что-то происходит с глазами — они становятся мутными, водянистыми. Особой боли пока нет. Она приходит дня через два-три. И все летит к черту, наступают адские мучения: выламывающий суставы жестокий озноб, перед глазами дикое мельтешение и вспышки света, тошнота, понос, судороги, сводящие ноги, а затем и все тело. Наркомана крутит, выворачивает наизнанку, давит, его бьет лихорадка, прошибает холодный липкий пот и... боль, боль, одна сплошная боль... Нестерпимая, заставляющая кричать... И — безысходность, затравленность, страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Насколько я знал этих ребят — а знал я их достаточно хорошо, — мы сюда еще вернемся.
Глава 2
Когда я принял к производству порученное мне дело, то не был еще знаком ни с Джейком, ни с Полом и даже не подозревал, какие сюрпризы обрушатся на мою голову. Обычно такие девушки, как Эвелин Спринг, не являются их предвестниками. Во всяком случае, не часто.
В мой офис она вошла так тихо, что, не оторви я взгляд от стола, мог бы и не заметить ее присутствия. Появилась она в среду, двадцать четвертого мая, где-то около полудня — стояла у двери и робко смотрела на меня. Не девушка — картинка: маленькая, изящная, с волосами пепельного оттенка, лет двадцати двух — двадцати трех, фигурка стройная, кожа гладкая, губки нежные, глазки просто чудесные. Серый костюм подчеркивал ее элегантность, в руке она держала скомканный носовой платок. Такой носовой платок — неизменный опознавательный знак женщины, переступившей порог конторы частного детектива. Мокрый от слез и смятый от волнения и беспокойства, он чем-то напоминает белый флаг капитуляции или повязку на тщательно скрываемой ране. Сейчас пальцы хорошенькой блондиночки мяли платок медленными, нервными движениями.
— Вы — мистер Шелдон Скотт?
Именно это значилось на моей вывеске: «Шелдон Скотт. Расследования».
— Да, это я. — Я встал и приветливо улыбнулся. — Проходите.
Выйдя из-за стола, я пододвинул ей одно из глубоких кожаных кресел. Когда я вернулся на свое место, девушка назвала себя:
— Меня зовут Эвелин Спринг. И я... я никогда раньше не обращалась к детективу...
Пока шло знакомство, она немного успокоилась, затем перешла к делу. Причина ее тревоги и беспокойства — судьба брата. Он исчез.
Эвелин и ее брат, Дэнни Спринг, жили порознь, каждый в собственной квартире, однако два-три раза в неделю он звонил или забегал повидаться с сестрой. Так было и в субботу, тринадцатого мая. Дэнни твердо намеревался навестить ее на следующий день, но не появился и даже не позвонил. С тех пор Эвелин его не видела и ничего о нем не слышала.
— А может, вы перепутали день? — спросил я.
— Ни в коем случае. Ведь в воскресенье — мой день рождения. Дэнни пообещал принести подарок, поэтому я была уверена, что он придет. — Мисс Спринг помолчала. — Если сможет, конечно. Неделю назад я заявила в полицию о его исчезновении, но, похоже, они пока ничего не могут мне сообщить.
А вот это уже плохой признак. Полиция Лос-Анджелеса умеет работать, и если они ничего не нарыли на Дэнни Спринга, то, значит, дела обстоят неважнецки. Я позвонил в управление полиции, в отдел по расследованию убийств; уже многие годы я сотрудничаю с полицией Лос-Анджелеса, и нас связывают самые дружеские отношения. Более того, Фил Сэмсон, начальник отдела по расследованию убийств, — мой закадычный друг.
Через несколько секунд я уже разговаривал с Эмерсоном из бюро розыска пропавших. Убедившись после заявления Эвелин, что Спринг не арестован и не попал в больницу, они проверили его квартиру, никого не обнаружили в ней, вещи находились на своих местах. Все выглядело так, будто парень ненадолго ушел из дома и вот-вот вернется. И нигде, включая морг, никаких следов Спринга — ни живого, ни мертвого.
Повесив трубку, я повернулся к Эвелин:
— Действительно, у них, к сожалению, никаких сведений.
Она сидела неподвижно и смотрела на меня своими прекрасными, нежно-зелеными глазами. Ее глаза напомнили мне о летней морской волне, белой пене прибоя, о прохладе и покое, о вечном и неизменном. Ее светлые, вьющиеся непослушными кудряшками волосы были коротко острижены, загорелое лицо дышало здоровьем, серый жакет, резко сужаясь в талии, плотно облегал грудь.
Мисс Спринг вздохнула. Ей, конечно, известно, что полиция делает все возможное, но она надеялась, что у меня получится лучше и быстрее. Она принесла с собой двести пятьдесят долларов, и я принял от нее сотню в качестве аванса. Потом она достала из сумочки глянцевую фотографию размером четыре на пять дюймов.
— Это Дэнни, — сказала мисс Спринг. — Снимался несколько месяцев назад. Ему двадцать девять.
На фото он выглядел старше. Темные глаза, вьющиеся черные волосы — должно быть, жесткие и непослушные, — и бесшабашная ухмылка. Довольно симпатичный, но застывшие черты лица несколько тяжеловаты и, похоже, не по возрасту начали расплываться. Эвелин сообщила, что ей не нравилась компания брата и последнее время она все больше за него беспокоилась. А за нынешний год он вообще сильно изменился — в еще худшую сторону.
— Что касается его компании... Вы не могли бы назвать кое-кого по именам? Была ли у него постоянная подружка?
— Я не знаю, кто его друзья — истинная правда. Просто видела его вместе с ними. Большинство из них похожи на оборванцев, бродяг — словом, битников. Но я никогда не слышала, чтобы он обращался к кому-нибудь по имени — за исключением Фрэнка. По-моему, это самый близкий друг Дэнни.
— Какой Фрэнк?
Эвелин покачала головой.
— Просто Фрэнк. Дэнни называл его только так. — Она описала мне этого парня, добавила несколько слов о своем брате, хотела еще что-то сказать, но запнулась. И вдруг словно плотину прорвало: — Мне кажется, Дэнни употреблял наркотики.
— Наркотики? Какие? Сильнодействующие? Героин? Может, морфин?
— Какой-то из них.
— А вы сообщили полиции?
— Нет. Но, думаю, они и сами это выяснили. Без моей помощи. Господи, я и в самом деле не нахожу себе места.
— А почему вы решили, что брат наркоман?
— Признаюсь, я раньше как-то ничего не замечала. Но он бывал временами таким... ну... раздражительным, что ли. Затем снова вел себя как ни в чем не бывало. Когда я заходила к нему домой, мне казалось, что он в порядке. Иногда, правда, начинал вдруг зевать и чихать, глаза становились какими-то пустыми, мутными. Я довольно долго ничего не подозревала. Наконец пошла в библиотеку, полистала книжки и узнала, что означают подобные симптомы. Это ломка — так это называется.
Ломка... Медицинский термин для обозначения сущего ада. Она может наступить в любой момент после последнего укола — все зависит от того, насколько сильна тяга к наркотику и к какой дозе привык наркоман. Сначала ничего страшного. Зевота, чихание, нервозность, сонливость. Потом что-то происходит с глазами — они становятся мутными, водянистыми. Особой боли пока нет. Она приходит дня через два-три. И все летит к черту, наступают адские мучения: выламывающий суставы жестокий озноб, перед глазами дикое мельтешение и вспышки света, тошнота, понос, судороги, сводящие ноги, а затем и все тело. Наркомана крутит, выворачивает наизнанку, давит, его бьет лихорадка, прошибает холодный липкий пот и... боль, боль, одна сплошная боль... Нестерпимая, заставляющая кричать... И — безысходность, затравленность, страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44