Это вы про него говорили, что, мол, завелся еще один Куффабль, чтоб ему пусто было?
– Пока ничего определенного сказать не могу, Джеб.
– Он назначил на среду ВЗСД в Швейцарии. С чего бы это?
– Извините, Джеб, а что такое ВЗСД?
– Внеочередное заседание совета директоров. Редкое событие – сотрудники вашего ранга и слов-то таких не знают.
– Это хорошо.
– Хорошо? Что ж тут хорошего?
– Хорошо, что у вас будет ВЗСД.
– Что-то я не пойму, черт подери!
– Мистер Хейзлтон, возможно, преподнесет вам всем сюрприз.
– Вон оно как. Я-то думал, на этом собрании вам пинка дадут. Тут болтают, будто от вас кое-кто увечья получил – этот… Адриан… как его… Пудингхват.
– Пуденхаут. На самом деле увечья получил его автомобиль.
– Да ну? В погоне?
– В погоне за истиной.
– Тэлман, какого дьявола вы мне мозги пудрите? Говорите толком.
– Я принимаю пост в Тулане.
– Отлично.
– Не факт.
– Это в каком же смысле?
– Мне кажется, наш план относительно Тулана слишком радикален. Слишком разрушителен.
– Ах, вот как? Ну, Тэлман, спасибо за откровенность, но чем мы занимаемся в Тулане – решать не вам. У вас там будет чисто декоративная должность, ясно? Если повезет, дойдете до Второго уровня, но в совет директоров вас никто не приглашает. Я понятно излагаю?
– Даже слишком, мистер Дессу.
– Вот и ладно. Увидимся в среду в Шато-д'Экс.
– Знаете, не уверена.
– Как это «не уверена»? Будете там как штык – это приказ.
– Извините, мистер Дессу. Не смогу. Я лечу в Тулан.
– Придется отменить.
– Это невозможно, сэр. Я уже обещала принцу, – соврала я. – Он меня ждет. Будьте добры, прикажите мне, скажем, не появляться в Швейцарии. Чтобы мне не пришлось нарушать приказ. В Тулане предстоят переговоры по очень деликатному вопросу.
– Господи прости! Вот приспичило ей. Ну черт с ним, Тэлман. Летите себе в Тулан.
– Спасибо, Джеб.
– Ладно, мне пора; надо посмотреть, как там этот идиот, мой племянничек.
– А что с ним?
– Не слыхали? Пулю получил.
– О боже! Когда? Где?
– Вчера, в Нью-Йорке; в грудь.
– Как он себя чувствует?
– Хреново он себя чувствует! Ладно хоть не помер. Может, еще и выкарабкается, только меня эти эскулапы по миру пустят.
– А почему в него стреляли?
– Это все афиша, будь она неладна.
– Афиша?
– Ага. Я ведь ее своими глазами видел. Как я сам до этого не допер, ума не приложу.
– До чего? Я не понимаю.
– Что ж тут непонятного? Этот болван всегда мечтал увидеть на афише свое имя, а под ним – название пьесы.
– Ну?
– Вот на афише и написали: Дуайт Литтон, «Лучшая мишень».
– Бывает же такое, – сказала я.
– А какой-то шизанутый мерзавец понял буквально.
Эпилог
Не знаю. Что для всех нас одинаково важно? Мы все – один биологический вид, тот же самый набор клеток, нам всем свойственно чувство голода, жажды, опасности. А вот дальше все становится сложнее. В этом ряду секс тоже, конечно, сильный стимул, он идет следом за жизненно важными потребностями. Можно предположить, что нам всем, в той или иной форме, необходима любовь, но кто-то обходится и без нее. Каждый из нас – индивидуум, но мы действуем сообща. У каждого есть родные, друзья, союзники или хотя бы сообщники. У каждого своя правда, и – сколько ни ищи – нет под солнцем такого зла, которое кто-нибудь не выдавал бы за добро, нет такой глупости, у которой не нашлось бы приверженцев, нет и не было кровавого тирана, вокруг которого не толпились бы ярые фанатики, готовые защищать его до последней капли крови, желательно не своей.
Так вот. Почему я это делаю? Потому что, как мне кажется, поступаю правильно. Почему я в этом уверена? Да я не уверена. Но, по крайней мере, мне не приходится себя обманывать, чтобы оправдать свои поступки. Мне не нужно убеждать себя: «Это недочеловеки», или: «Они еще скажут мне спасибо», или: «Либо мы, либо они», или: «Свои всегда правы», или: «История меня оправдает». Это чистой воды ханжество.
Я делаю то, что делаю, потому что верю: в конце концов из этого выйдет что-нибудь хорошее; по крайней мере, в ближайшее время из-за этого не случится ничего плохого, и если я не права, у меня есть возможность передумать. Но вряд ли я передумаю. В любом случае, никто не погибнет. Никто не пострадает. Может быть, я пожалею о своем решении; столь же вероятно, что о нем пожалеют другие, но даже тогда я постараюсь разделить с ними все тяготы, большие или – очень надеюсь – малые.
Такие речи отдают альтруизмом. На самом деле, альтруизма здесь нет. И все равно внутренний голос негодующе протестует. Внутренний голос возмущается: «Что ты надумала? Какой бред!» Потому что в каком-то смысле это всего-навсего очередной пример пресловутого самопожертвования, от которого женщине, как ни печально, никуда не уйти. Поколение за поколением мы заботились о других, о детях и мужьях, а те в ответ думали только о себе. Лишь в последние десятилетия мы, получив наконец контроль над рождаемостью, смогли строить свою жизнь примерно так же, как мужчины, и созидать при помощи интеллекта, а не только тела. Мне было приятно сознавать, что я помогаю своей половине человечества добиться гораздо большего признания, нежели то, которое она снискала, выполняя детородную функцию. А теперь, похоже, я опять возвращаюсь в прошлое.
В самом деле, чего нам не хватает? Свободы, наверное. Вот и мне нужна свобода поступать по совести, так, как считаю правильным, а не свобода быть эгоисткой, или всегда поступать по-мужски, или всегда поступать наоборот.
– Сувиндер?
– Катрин? Где вы?
– В аэропорту Дели.
– Дели? Вы сказали – Дели? В Индии?
– Совершенно верно. Пытаюсь попасть на рейс в… Кстати, куда мне лучше лететь? Чтобы потом сделать пересадку на «Эйр Тулан».
– Вы так быстро возвращаетесь? Я… Я поражен. Господи. Это замечательно! Вы действительно возвращаетесь?
– Конечно. Итак, относительно этого рейса…
– Ах да. Летите или в Патну, или в Катманду. Сообщите, на какой именно рейс возьмете билет. Я пришлю за вами самолет. О, Катрин, это такая желанная весть! Вы к нам надолго?
– Пока не знаю. В зависимости от обстоятельств.
– Ваш путь лежит сюда? В Тун? Буду счастлив, если вы остановитесь во дворце.
– Очень мило с вашей стороны. Я с удовольствием. Если моя комната сейчас свободна, лучше ничего и быть не может. До встречи.
– Чудесно! Просто чудесно!
– Ты шутишь!
– Вовсе нет.
– Решила сказать «да»?
– В этом вся суть, Люс.
– Вот это да! Ты, чертова перечница, станешь королевой?
– Придется, чтобы последовать твоему совету и вступить в интимные отношения.
– Мать честная, какая обалденная, офигенная новость! Чур я буду подружкой невесты!
– Слушай, еще все может сорваться. Вдруг он уже передумал? Или передумает, когда поймет, что это не игрушки. С мужчинами такое бывает. Для них главное – предвкушение, а не результат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– Пока ничего определенного сказать не могу, Джеб.
– Он назначил на среду ВЗСД в Швейцарии. С чего бы это?
– Извините, Джеб, а что такое ВЗСД?
– Внеочередное заседание совета директоров. Редкое событие – сотрудники вашего ранга и слов-то таких не знают.
– Это хорошо.
– Хорошо? Что ж тут хорошего?
– Хорошо, что у вас будет ВЗСД.
– Что-то я не пойму, черт подери!
– Мистер Хейзлтон, возможно, преподнесет вам всем сюрприз.
– Вон оно как. Я-то думал, на этом собрании вам пинка дадут. Тут болтают, будто от вас кое-кто увечья получил – этот… Адриан… как его… Пудингхват.
– Пуденхаут. На самом деле увечья получил его автомобиль.
– Да ну? В погоне?
– В погоне за истиной.
– Тэлман, какого дьявола вы мне мозги пудрите? Говорите толком.
– Я принимаю пост в Тулане.
– Отлично.
– Не факт.
– Это в каком же смысле?
– Мне кажется, наш план относительно Тулана слишком радикален. Слишком разрушителен.
– Ах, вот как? Ну, Тэлман, спасибо за откровенность, но чем мы занимаемся в Тулане – решать не вам. У вас там будет чисто декоративная должность, ясно? Если повезет, дойдете до Второго уровня, но в совет директоров вас никто не приглашает. Я понятно излагаю?
– Даже слишком, мистер Дессу.
– Вот и ладно. Увидимся в среду в Шато-д'Экс.
– Знаете, не уверена.
– Как это «не уверена»? Будете там как штык – это приказ.
– Извините, мистер Дессу. Не смогу. Я лечу в Тулан.
– Придется отменить.
– Это невозможно, сэр. Я уже обещала принцу, – соврала я. – Он меня ждет. Будьте добры, прикажите мне, скажем, не появляться в Швейцарии. Чтобы мне не пришлось нарушать приказ. В Тулане предстоят переговоры по очень деликатному вопросу.
– Господи прости! Вот приспичило ей. Ну черт с ним, Тэлман. Летите себе в Тулан.
– Спасибо, Джеб.
– Ладно, мне пора; надо посмотреть, как там этот идиот, мой племянничек.
– А что с ним?
– Не слыхали? Пулю получил.
– О боже! Когда? Где?
– Вчера, в Нью-Йорке; в грудь.
– Как он себя чувствует?
– Хреново он себя чувствует! Ладно хоть не помер. Может, еще и выкарабкается, только меня эти эскулапы по миру пустят.
– А почему в него стреляли?
– Это все афиша, будь она неладна.
– Афиша?
– Ага. Я ведь ее своими глазами видел. Как я сам до этого не допер, ума не приложу.
– До чего? Я не понимаю.
– Что ж тут непонятного? Этот болван всегда мечтал увидеть на афише свое имя, а под ним – название пьесы.
– Ну?
– Вот на афише и написали: Дуайт Литтон, «Лучшая мишень».
– Бывает же такое, – сказала я.
– А какой-то шизанутый мерзавец понял буквально.
Эпилог
Не знаю. Что для всех нас одинаково важно? Мы все – один биологический вид, тот же самый набор клеток, нам всем свойственно чувство голода, жажды, опасности. А вот дальше все становится сложнее. В этом ряду секс тоже, конечно, сильный стимул, он идет следом за жизненно важными потребностями. Можно предположить, что нам всем, в той или иной форме, необходима любовь, но кто-то обходится и без нее. Каждый из нас – индивидуум, но мы действуем сообща. У каждого есть родные, друзья, союзники или хотя бы сообщники. У каждого своя правда, и – сколько ни ищи – нет под солнцем такого зла, которое кто-нибудь не выдавал бы за добро, нет такой глупости, у которой не нашлось бы приверженцев, нет и не было кровавого тирана, вокруг которого не толпились бы ярые фанатики, готовые защищать его до последней капли крови, желательно не своей.
Так вот. Почему я это делаю? Потому что, как мне кажется, поступаю правильно. Почему я в этом уверена? Да я не уверена. Но, по крайней мере, мне не приходится себя обманывать, чтобы оправдать свои поступки. Мне не нужно убеждать себя: «Это недочеловеки», или: «Они еще скажут мне спасибо», или: «Либо мы, либо они», или: «Свои всегда правы», или: «История меня оправдает». Это чистой воды ханжество.
Я делаю то, что делаю, потому что верю: в конце концов из этого выйдет что-нибудь хорошее; по крайней мере, в ближайшее время из-за этого не случится ничего плохого, и если я не права, у меня есть возможность передумать. Но вряд ли я передумаю. В любом случае, никто не погибнет. Никто не пострадает. Может быть, я пожалею о своем решении; столь же вероятно, что о нем пожалеют другие, но даже тогда я постараюсь разделить с ними все тяготы, большие или – очень надеюсь – малые.
Такие речи отдают альтруизмом. На самом деле, альтруизма здесь нет. И все равно внутренний голос негодующе протестует. Внутренний голос возмущается: «Что ты надумала? Какой бред!» Потому что в каком-то смысле это всего-навсего очередной пример пресловутого самопожертвования, от которого женщине, как ни печально, никуда не уйти. Поколение за поколением мы заботились о других, о детях и мужьях, а те в ответ думали только о себе. Лишь в последние десятилетия мы, получив наконец контроль над рождаемостью, смогли строить свою жизнь примерно так же, как мужчины, и созидать при помощи интеллекта, а не только тела. Мне было приятно сознавать, что я помогаю своей половине человечества добиться гораздо большего признания, нежели то, которое она снискала, выполняя детородную функцию. А теперь, похоже, я опять возвращаюсь в прошлое.
В самом деле, чего нам не хватает? Свободы, наверное. Вот и мне нужна свобода поступать по совести, так, как считаю правильным, а не свобода быть эгоисткой, или всегда поступать по-мужски, или всегда поступать наоборот.
– Сувиндер?
– Катрин? Где вы?
– В аэропорту Дели.
– Дели? Вы сказали – Дели? В Индии?
– Совершенно верно. Пытаюсь попасть на рейс в… Кстати, куда мне лучше лететь? Чтобы потом сделать пересадку на «Эйр Тулан».
– Вы так быстро возвращаетесь? Я… Я поражен. Господи. Это замечательно! Вы действительно возвращаетесь?
– Конечно. Итак, относительно этого рейса…
– Ах да. Летите или в Патну, или в Катманду. Сообщите, на какой именно рейс возьмете билет. Я пришлю за вами самолет. О, Катрин, это такая желанная весть! Вы к нам надолго?
– Пока не знаю. В зависимости от обстоятельств.
– Ваш путь лежит сюда? В Тун? Буду счастлив, если вы остановитесь во дворце.
– Очень мило с вашей стороны. Я с удовольствием. Если моя комната сейчас свободна, лучше ничего и быть не может. До встречи.
– Чудесно! Просто чудесно!
– Ты шутишь!
– Вовсе нет.
– Решила сказать «да»?
– В этом вся суть, Люс.
– Вот это да! Ты, чертова перечница, станешь королевой?
– Придется, чтобы последовать твоему совету и вступить в интимные отношения.
– Мать честная, какая обалденная, офигенная новость! Чур я буду подружкой невесты!
– Слушай, еще все может сорваться. Вдруг он уже передумал? Или передумает, когда поймет, что это не игрушки. С мужчинами такое бывает. Для них главное – предвкушение, а не результат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91