На какое-то мгновение Динна его по-настоящему возненавидела. – Значит, у нас богемное лето. Что ж, возможно, это пойдет тебе на пользу.
– Возможно, пойдет.
«Бревно бесчувственное! Он никогда меня не понимал!»
– Неужели это так необходимо – устраивать выставку, чтобы настоять на своем? Может, обойдемся без этого? Можешь работать в этой своей новой студии, если тебе так хочется.
«Спасибо за разрешение, папочка».
– Эта выставка для меня очень важна.
– В таком случае отложи ее на время. Я вернусь, и мы все обсудим.
– Марк... – «Я полюбила другого»... – Я все-таки буду устраивать эту выставку.
– Отлично, только отложи ее до осени.
– Зачем? Чтобы ты мог меня отговорить, когда вернешься?
– Я не буду тебя отговаривать. Поговорим об этом, когда я вернусь.
– Выставку нельзя откладывать, я и так уже ждала слишком долго.
– Знаешь, дорогая, для капризов ты уже слишком взрослая, а для менопаузы еще слишком молодая. По-моему, ты ведешь себя крайне неразумно.
Динне хотелось ударить мужа, но одновременно ей хотелось рассмеяться ему в лицо. Разговор был абсолютно нелепый, она вдруг поняла, что ведет себя почти как Пилар. Она все-таки засмеялась и покачала головой.
– Может быть, ты и прав. Давай сделаем так: ты занимайся своим процессом в Афинах, а я буду делать со своими картинами то, что считаю нужным. Осенью увидимся.
– Это что, твой способ сказать мне, чтобы я не лез не в свое дело?
– Возможно. – Динна неожиданно осмелела, такого с ней не бывало уже много лет. – Я думаю, сейчас каждому из нас стоит просто делать то, что мы считаем нужным.
«Боже, что со мной? Что я ему говорю...» Динна затаила дыхание.
– Ну что ж, как бы то ни было тебе нужно слушаться мужа, а твоему мужу сейчас пора спать, так что давай на время закроем эту тему, хорошо? Мы вернемся к этому разговору через несколько дней. А до тех пор никаких выставок. Понятно?
Динна чуть зубами не заскрипела от досады. Она давно не ребенок, а Марк за все эти годы ничуть не изменился. Пилар получила мотоцикл, Динне нельзя устраивать выставку, и «мы все обсудим, когда у меня будет время». Всегда так.
Марк все делает по-своему, только по-своему. Но теперь с этим покончено.
– Марк, мне все понятно, но я с тобой не согласна.
– У тебя нет выбора.
Обычно Марк не выражался так откровенно, это было на него не похоже. «Вероятно, он очень устал и поэтому не сдержался», – поняла Динна. По-видимому, Марк тоже это заметил.
– Ладно. Извини. Поговорим в другой раз.
– Хорошо.
Динна молча ждала, что Марк скажет дальше. Он сказал только:
– Bonsoir, – и повесил трубку.
Спокойной ночи. На этот раз Динна не стала говорить «я люблю тебя».
«Никаких выставок». Слова Марка эхом отдавались у нее в голове. Никаких выставок. Она тяжело вздохнула и устало опустилась в кресло. А что, если она ему не подчинится? Что, если она все-таки устроит выставку? Может ли она поступить так с Марком? А с самой собой? Хватит ли у нее смелости сделать то, чего ей хочется, что она считает нужным? А почему нет? Марк далеко, а здесь у нее есть Бен. Но сделать это она должна не ради Бена, а ради себя самой.
Динна окинула студию долгим взглядом. Она вдруг поняла, что в этих холстах, повернутых лицом к стене, в картинах, которые никто не видел и никогда не увидит – если только она не сделает того, что должна сделать, – заключена вся ее жизнь. Марк не может ей помешать, а Бен не может ее заставить. Она должна сделать это сама. Сейчас. Просто обязана – ради самой себя.
Марк повесил трубку и снова посмотрел на часы. Было почти десять. Разговор с Динной отнюдь не помог ему расслабиться, скорее наоборот. Марк был недоволен собой. Он не собирался говорить Динне про мотоцикл, но почему-то сказал. А тут еще эта ее дурацкая затея с выставкой. Марк не понимал, почему Динна вообще не бросит заниматься этой ерундой. И его очень беспокоил вопрос, куда девалась Шанталь. Марка снова охватила ревность. Он налил себе виски. Зазвонил звонок. Марк подошел к двери и приоткрыл ее на несколько дюймов. Пришел месье Мотье, маленький старичок лет восьмидесяти, живущий по соседству. Когда-то он тоже был адвокатом, но давно отошел от дел. Сосед питал слабость к Шанталь, как-то раз он даже прислал ей цветы.
Марк вопросительно посмотрел на старика, гадая, что тому понадобилось. Может, он заболел? Иначе зачем он позвонил ему в дверь в такой час?
– У вас что-нибудь случилось?
– Э-э... нет. Простите, но я хотел спросить вас о том же. Как мадемуазель?
– Спасибо, прекрасно, если не считать того, что она немного запаздывает. Ее еще нет. – Марк улыбнулся престарелому господину, старик был в бархатной куртке с шалевым воротником и вязаных шлепанцах, наверняка их связала ему дочь.
– Может быть, зайдете?
Марк отступил в сторону. Ему хотелось выпить наконец виски, которое он себе налил. Однако старик отрицательно покачал головой:
– Нет-нет.
Он посмотрел на Марка с сожалением. Старику были хорошо, даже слишком хорошо знакомы его проблемы – мужчина вечно в разъездах, никогда не бывает дома. Он сам прошел этот путь. Его жена умерла, а он узнал об этом слишком поздно.
– Месье, она не опаздывает, ее вчера вечером увезли в больницу.
Старик видел, что Марк потрясен.
– Шанталь в больнице? Господи, где?
– В Американской больнице. Она была в шоке/Водитель «скорой помощи» сказал, что...
– О Господи!
Марк в ужасе посмотрел на соседа, бросился в квартиру и схватил со стула пиджак. Через несколько секунд он был уже снова в дверях. Старик отступил в сторону. Марк выбежал из квартиры и громко захлопнул за собой дверь.
– Я должен ехать к ней.
«Боже, Шанталь... О нет... Значит, она не с другим мужчиной». С бешено бьющимся сердцем Марк бегом сбежал по лестнице, выскочил на улицу и стал ловить такси.
Глава 11
Такси остановилось перед домом номер 92 по бульвару Виктора Гюго. Это была тихая окраина Парижа. Марк поспешно сунул таксисту несколько банкнот и побежал в больницу. Приемные часы давно закончились, однако Марк стремительно прошел к столу справочной службы и потребовал информацию о мадемуазель Шанталь Мартин. Ему сказали, что Шанталь лежит в палате 401, ее доставили с инсулиновым шоком, но сейчас ее состояние удовлетворительное и через два дня она сможет вернуться домой. Слушая медсестру, Марк смотрел на нее в смятении. Не вступая в дальнейшие разговоры, он прошел к лифту и поднялся на четвертый этаж. Выйдя из лифта, он оказался перед сестринским постом. Медсестра строго посмотрела на него и спросила:
– Что вам угодно, месье?
– Я к мадемуазель Мартин. – Марк пытался говорить властным тоном, но ему вдруг стало страшно. Как это случилось, почему? Он вдруг почувствовал угрызения совести – ведь он уехал, оставив Шанталь одну. – Мне нужно ее видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Возможно, пойдет.
«Бревно бесчувственное! Он никогда меня не понимал!»
– Неужели это так необходимо – устраивать выставку, чтобы настоять на своем? Может, обойдемся без этого? Можешь работать в этой своей новой студии, если тебе так хочется.
«Спасибо за разрешение, папочка».
– Эта выставка для меня очень важна.
– В таком случае отложи ее на время. Я вернусь, и мы все обсудим.
– Марк... – «Я полюбила другого»... – Я все-таки буду устраивать эту выставку.
– Отлично, только отложи ее до осени.
– Зачем? Чтобы ты мог меня отговорить, когда вернешься?
– Я не буду тебя отговаривать. Поговорим об этом, когда я вернусь.
– Выставку нельзя откладывать, я и так уже ждала слишком долго.
– Знаешь, дорогая, для капризов ты уже слишком взрослая, а для менопаузы еще слишком молодая. По-моему, ты ведешь себя крайне неразумно.
Динне хотелось ударить мужа, но одновременно ей хотелось рассмеяться ему в лицо. Разговор был абсолютно нелепый, она вдруг поняла, что ведет себя почти как Пилар. Она все-таки засмеялась и покачала головой.
– Может быть, ты и прав. Давай сделаем так: ты занимайся своим процессом в Афинах, а я буду делать со своими картинами то, что считаю нужным. Осенью увидимся.
– Это что, твой способ сказать мне, чтобы я не лез не в свое дело?
– Возможно. – Динна неожиданно осмелела, такого с ней не бывало уже много лет. – Я думаю, сейчас каждому из нас стоит просто делать то, что мы считаем нужным.
«Боже, что со мной? Что я ему говорю...» Динна затаила дыхание.
– Ну что ж, как бы то ни было тебе нужно слушаться мужа, а твоему мужу сейчас пора спать, так что давай на время закроем эту тему, хорошо? Мы вернемся к этому разговору через несколько дней. А до тех пор никаких выставок. Понятно?
Динна чуть зубами не заскрипела от досады. Она давно не ребенок, а Марк за все эти годы ничуть не изменился. Пилар получила мотоцикл, Динне нельзя устраивать выставку, и «мы все обсудим, когда у меня будет время». Всегда так.
Марк все делает по-своему, только по-своему. Но теперь с этим покончено.
– Марк, мне все понятно, но я с тобой не согласна.
– У тебя нет выбора.
Обычно Марк не выражался так откровенно, это было на него не похоже. «Вероятно, он очень устал и поэтому не сдержался», – поняла Динна. По-видимому, Марк тоже это заметил.
– Ладно. Извини. Поговорим в другой раз.
– Хорошо.
Динна молча ждала, что Марк скажет дальше. Он сказал только:
– Bonsoir, – и повесил трубку.
Спокойной ночи. На этот раз Динна не стала говорить «я люблю тебя».
«Никаких выставок». Слова Марка эхом отдавались у нее в голове. Никаких выставок. Она тяжело вздохнула и устало опустилась в кресло. А что, если она ему не подчинится? Что, если она все-таки устроит выставку? Может ли она поступить так с Марком? А с самой собой? Хватит ли у нее смелости сделать то, чего ей хочется, что она считает нужным? А почему нет? Марк далеко, а здесь у нее есть Бен. Но сделать это она должна не ради Бена, а ради себя самой.
Динна окинула студию долгим взглядом. Она вдруг поняла, что в этих холстах, повернутых лицом к стене, в картинах, которые никто не видел и никогда не увидит – если только она не сделает того, что должна сделать, – заключена вся ее жизнь. Марк не может ей помешать, а Бен не может ее заставить. Она должна сделать это сама. Сейчас. Просто обязана – ради самой себя.
Марк повесил трубку и снова посмотрел на часы. Было почти десять. Разговор с Динной отнюдь не помог ему расслабиться, скорее наоборот. Марк был недоволен собой. Он не собирался говорить Динне про мотоцикл, но почему-то сказал. А тут еще эта ее дурацкая затея с выставкой. Марк не понимал, почему Динна вообще не бросит заниматься этой ерундой. И его очень беспокоил вопрос, куда девалась Шанталь. Марка снова охватила ревность. Он налил себе виски. Зазвонил звонок. Марк подошел к двери и приоткрыл ее на несколько дюймов. Пришел месье Мотье, маленький старичок лет восьмидесяти, живущий по соседству. Когда-то он тоже был адвокатом, но давно отошел от дел. Сосед питал слабость к Шанталь, как-то раз он даже прислал ей цветы.
Марк вопросительно посмотрел на старика, гадая, что тому понадобилось. Может, он заболел? Иначе зачем он позвонил ему в дверь в такой час?
– У вас что-нибудь случилось?
– Э-э... нет. Простите, но я хотел спросить вас о том же. Как мадемуазель?
– Спасибо, прекрасно, если не считать того, что она немного запаздывает. Ее еще нет. – Марк улыбнулся престарелому господину, старик был в бархатной куртке с шалевым воротником и вязаных шлепанцах, наверняка их связала ему дочь.
– Может быть, зайдете?
Марк отступил в сторону. Ему хотелось выпить наконец виски, которое он себе налил. Однако старик отрицательно покачал головой:
– Нет-нет.
Он посмотрел на Марка с сожалением. Старику были хорошо, даже слишком хорошо знакомы его проблемы – мужчина вечно в разъездах, никогда не бывает дома. Он сам прошел этот путь. Его жена умерла, а он узнал об этом слишком поздно.
– Месье, она не опаздывает, ее вчера вечером увезли в больницу.
Старик видел, что Марк потрясен.
– Шанталь в больнице? Господи, где?
– В Американской больнице. Она была в шоке/Водитель «скорой помощи» сказал, что...
– О Господи!
Марк в ужасе посмотрел на соседа, бросился в квартиру и схватил со стула пиджак. Через несколько секунд он был уже снова в дверях. Старик отступил в сторону. Марк выбежал из квартиры и громко захлопнул за собой дверь.
– Я должен ехать к ней.
«Боже, Шанталь... О нет... Значит, она не с другим мужчиной». С бешено бьющимся сердцем Марк бегом сбежал по лестнице, выскочил на улицу и стал ловить такси.
Глава 11
Такси остановилось перед домом номер 92 по бульвару Виктора Гюго. Это была тихая окраина Парижа. Марк поспешно сунул таксисту несколько банкнот и побежал в больницу. Приемные часы давно закончились, однако Марк стремительно прошел к столу справочной службы и потребовал информацию о мадемуазель Шанталь Мартин. Ему сказали, что Шанталь лежит в палате 401, ее доставили с инсулиновым шоком, но сейчас ее состояние удовлетворительное и через два дня она сможет вернуться домой. Слушая медсестру, Марк смотрел на нее в смятении. Не вступая в дальнейшие разговоры, он прошел к лифту и поднялся на четвертый этаж. Выйдя из лифта, он оказался перед сестринским постом. Медсестра строго посмотрела на него и спросила:
– Что вам угодно, месье?
– Я к мадемуазель Мартин. – Марк пытался говорить властным тоном, но ему вдруг стало страшно. Как это случилось, почему? Он вдруг почувствовал угрызения совести – ведь он уехал, оставив Шанталь одну. – Мне нужно ее видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85