— Неплохо было бы, козлы… — Пакстон услышала в трубке плач маленькой Марджи, Габби нужно было идти к ней, но она обещала перезвонить, когда удастся.
Следующий звонок оказался от Питера из Гуама. Была полночь, она лежала в постели, думая о нем, это казалось чудом… она слышит его голос сквозь шум и помехи на линии. Его рейс должны объявить через несколько минут, и он звонит, чтобы сказать, что любит ее.
— И я люблю тебя, милый, береги себя…
— Я люблю тебя! — И все. Связь прервалась, голос пропал.
Пакстон легла в постель, попыталась заснуть, но сон не приходил.
На следующий день она снова не пошла в университет. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя. Она должна была к концу года представить две зачетные работы, но со времени Форт-Орда она к ним не притрагивалась. Напряжение было слишком велико, и результаты семестра показали это. Практически по всем предметам стояло «удовлетворительно». Она зашла в библиотеку за книгами, которые заказала бог весть когда.
Вдруг Пакстон поняла, что не знает, что делать со всем этим, ее охватило смутное чувство тревоги, почти страха: она не успеет, не сможет закончить университет.
Позвонила мать Питера. Она не знала, что Пакстон разговаривала с ее сыном. Марджори просто хотела поговорить с Пакстон, узнать, все ли у нее в порядке. Все в порядке. Разве что какое-то странное ощущение, возникшее в ней недавно, ощущение, будто ее уносит подводное течение. Казалось, все качается, плывет, и голоса, которые она слышит, будто бы Доносятся сквозь толщу воды. Какое-то глухое равнодушие, забвение всего, ничто больше не существовало. Ей просто хотелось спрятаться, просидеть все время дома, пока не вернется Питер. Он обещал: они обязательно встретятся на Гавайях или еще где-нибудь. Питер действительно не знал, куда, как далеко его зашлют, но в одном он был уверен: несмотря ни на что, он встретится с Пакстон.
— Береги себя, — попросила ее миссис Вильсон, и Пакстон пообещала, как раньше обещал ей Питер. Она повесила трубку, но вдруг подумала, не позвонить ли ей Квинни в Саванну. Но расстраивать ее не хотелось.
Вечером Пакстон включила телевизор, она знала, что Питер уже в Сайгоне. Сообщения из Вьетнама… Все вдруг ожило, пришло в движение: каждый кадр, каждое слово сообщения стало емким, почти материальным, во все это была вовлечена жизнь Питера, ее жизнь. Но не новости из Вьетнама стали потрясением дня, а то, что следовало сразу за ними. Темная история…
Очередное сообщение о докторе Кинге, мелькание кадров, на экране бегущие люди, какой-то отель… крики, а затем голос за кадром: «Доктор Мартин Лютер Кинг убит в Мемфисе». Мертв, в него стреляли. Она смотрела на экран и ничего не понимала.
Мир сошел с ума. Питер во Вьетнаме… Мартин Лютер Кинг убит… кому-то это было нужно — эта смерть и забвение всего, за что он боролся. Она медленно опустилась в кресло, вслушиваясь в слова диктора. Но поверить во все это… В тот же вечер она узнала о прошедших по всей стране беспорядках. Отчаянная попытка выразить протест тех, кто еще совсем недавно оплакивал Кеннеди. Все эти годы они несли эту боль в себе, но сейчас… Чаша была переполнена, новой боли не было места.
Пакстон сидела в поблекшей в сумерках гостиной и плакала, зазвонил телефон, но на этот раз она не подошла к нему. Зачем?
Она знала, что это не Питер. Возможно, кто-то из знакомых, приятелей, желающих пособолезновать ей, отвлечь ее, а она ничего этого не хотела — ни говорить, ни слушать. Не желает она быть частью мира, в котором не находится места для людей, подобных доктору Кингу. Пакстон вновь включила телевизор и услышала новые подробности. Слезы потекли по ее щекам, она почувствовала, что теряет веру и оплакивает саму себя. «Почему?» Безмолвный вопрос — безмолвный ответ.
Унылая неделя, все это время Пакстон просидела дома. В ночь на воскресенье ей приснился жуткий сон, странные птицы кружили над ее головой, в их кружении было что-то грозное, пугающее. Проснулась она оттого, что звонил телефон, слава Богу, это был лишь сон. А телефонный звонок в итоге оказался дверным. Она недоумевала, кто бы это мог быть? Она накинула свитер Питера поверх ночного халата, выбежала на кухню, чтобы посмотреть, кто пришел, но никого не увидела. Босая, заспанная, пошла открывать. Каково же было ее удивление, когда у распахнутых дверей Пакстон обнаружила отца Питера.
— Привет… Я… так странно… как поживаете? — Она поцеловала его, пристально посмотрела ему в глаза и увидела, что они влажные, он еле сдерживал слезы, что-то случилось.
Что-то страшное, она инстинктивно отшатнулась от него, словно страшась близости того, что он принес с собой.
— Что-то произошло? — Она стояла такая юная, Красивая, взволнованная, и старый Эд просто смотрел и качал головой, сдерживая слезы, в поисках нужных слов. Он сам должен сказать ей об этом, он знал, Питер хотел, чтобы это было именно так.
— Нам позвонили сегодня вечером… — Марджори осталась дома, она не могла, это было выше ее сил, Эду Вильсону пришлось взять все на себя. — Пакси… — Не так просто сказать об этом. — Он подошел к ней и крепко обнял, на какое-то мгновение Пакстон представила, что это был не он, а его сын. — Он погиб в Дананге. — Это было сказано очень тихо, Пакстон еле расслышала. — Его послали на Север, едва он прибыл. Он патрулировал ночью… Такой неопытный, просто его подставили. — Пакстон не могла понять, о чем это он, впрочем, ей было все равно: закрыть уши и не слышать. — Питер стоял на аванпосту… — Тут Эд Вильсон не выдержал и заплакал. — Он погиб не в сражении… он был убит в «дружеской перестрелке», так они это называют. Один из наших парней струхнул, подумал, что это вьетконговцы, и открыл огонь. Ошибка, говорят, так бывает, Пакс… — Он плакал, а ведь пришел сюда помочь, как-то поддержать Пакстон Питер мертв. — Наш мальчик стал мишенью…
В пятницу привезут его тело… И все. — Страшная тяжесть сдавила его грудь, эти слова были сказаны. Пакстон ощутила прилив ненависти к нему, ей вдруг захотелось заставить его отказаться от этих слов.
Она безудержно разрыдалась у него на груди, и в атом порыве ее руки и волосы метались как у безумной.
— Нет!.. Этого не может быть!.. Нет, нет… Я этого не слышала!
— Я не хотел, Пакси… Но ты должна знать. — Он посмотрел на нее горестно — человек, когда-то голосовавший за бомбардировку Вьетнама, теперь потерявший там сына. — Погиб бог знает за что. — А вспомнилась ему сейчас только улыбка маленького мальчика, нет, не то, как он должен выглядеть теперь, то есть как он выглядел… в канун первого апреля. Дня дурака. Во Вьетнаме Питеру удалось продержаться не больше недели, он приехал туда в среду, а в воскресенье его уже не стало. Пять дней. Пять дней на то, чтобы убить его. Так просто:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99