Ральф пробыл во Вьетнаме слишком долго, ему будет трудно в Америке. Такое случается с журналистами — они так долго работают в Турции, Алжире, Вьетнаме, что им потом не прижиться вновь в Лондоне, Чикаго, Нью-Йорке. Возможно, Ральф — один из них. А может быть, и она сама тоже.
— Франс не хочет со мной ехать. Она хочет остаться здесь.
Ей слишком хорошо известно, что значит быть женой американского солдата. Она уже была замужем за отцом Ана. Остальные американцы смешивали ее с дерьмом, а его семья ее люто ненавидела. Она думает, что, если поедет со мной в Штаты, люди на улице закидают ее камнями. И знаешь что, Пакс? Я сам не уверен, что этого не случится. А потому и не знаю, есть ли у меня право забирать их отсюда. А ведь здесь ужасно, это не то место, где может расти ребенок. Там, в Штатах, сколько бы я мог сделать для Ана! А здесь я доволен даже тем, что могу обеспечить им безопасность, сносно прокормить и оградить от всякой пакости. ан был еще совсем маленьким мальчиком, но Пакетов видела и пятилетних, торгующих на улицах героином. Ничего такого с Аном, конечно, не могло случиться. Франс очень заботилась о нем, держала его при себе дома. Он ходил во французский католический детский сад для избранных, ведь его мать была леди до мозга костей. Но они жили в умирающем мире, и в этот же мир войдет и новый ребенок.
— Кстати, как Франс? — спросила Пакстон.
— Располнела, — он засмеялся, — но держится молодцом Ральф очень радовался ребенку. У него не было детей, и вот теперь, в тридцать девять, он собирается стать отцом. При посторонних и в кругу друзей Ральф разыгрывал равнодушие, но на самом деле был на седьмом небе.
Затем Ральф пошел обратно в офис, а Пакстон решила зайти в отель «Катинат» на Нгуенхью, чтобы поплавать в бассейне, а потом вернуться в «Каравеллу» и закончить статью. Она так и не успела как следует осмыслить все случившееся накануне в Кучи и сейчас, идя по длинному гостиничному коридору, полностью погрузилась в мысли о статье. Внезапно она почувствовала, как кто-то коснулся ее руки. Пакстон отпрянула, а затем подняла глаза и изумленно застыла на месте. Перед ней стоял Тони.
— Я… — Она не знала, что сказать, опасаясь, как бы он снова не начал на нее кричать. Похоже, он по-другому и общаться не умеет. — Что привело вас сюда?
Он взглянул на нее, и лицо его сделалось темно-красным.
Куда легче с ней разговаривать, когда она в полевом снаряжении и солдатских ботинках, а золотистые волосы спрятаны под каску А сейчас она вдруг показалась ему ослепительно красивой, такой женственной… Он почувствовал себя последним дураком, жалел, что вообще пришел сюда, но знал, что обязан был это сделать — Я хотел извиниться перед вами. — Она посмотрела в его темно-карие глаза, и на миг он показался ей мальчишкой. — Простите, что я накричал на вас вчера. Я… я так за вас испугался.
И кроме того, мне было так тяжело вас снова там увидеть, — сказал он, и глаза его увлажнились. Он по-прежнему переживал из-за гибели Билла Квинна, как не переживал за многих других, и знал, что Пакстон тоже не забыла его. Тони был не из тех, кто умеет прятать свои чувства. — Вам-то там тоже, наверное, было тяжело.
Пакстон кивнула, тронутая его откровенностью. Теперь она смогла с ним говорить.
— Я не знала, куда мы едем. Просто отправилась на выезд, собирала материал для статьи. И вдруг мы оказались там. Я ни о чем не могла думать, кроме… — В горле возник горький ком, Пакстон не договорила и отвернулась. Но затем снова взглянула на Тони. — Наверное, вы были правы. Когда голова слишком занята кем-то одним, невольно ставишь "од удар себя или других.
— Я не должен был этого говорить. Он не из-за вас погиб.
Я вас обвинял тогда просто потому, что до черта надоело винить во всем «чарли». Они убили уже так много отличных парней. И Вот снова. Билл и сам был виноват. — Тони покачал головой. — Не надо было лезть в тот туннель, и он прекрасно знал об этом.
Но он ведь из тех, кто всегда берет всю ответственность на себя.
Всегда первым шел он, а не кто-то другой, но до того дня ему везло. А вчера и вы туда же. У нас чуть не на дворе засели вьетконговцы, а вы прямо к ним в лапы! Ну если бы кто-то другой, то еще ладно. Когда я в какой-то миг подумал, что вас могут захватить, то чуть с ума не сошел.
— Спасибо, — тихо сказала Пакстон и улыбнулась. — Спасибо за заботу.
Очень легко ни о ком не заботиться и никого не любить.
Когда перед твоими глазами прошло столько смертей, гибель еще одного человека уже не потрясает. Иначе погибнешь сам.
— Когда мы возвращались обратно, я тоже испугалась, — ответила Пакстон. — Но там, под деревьями, у меня не было времени пугаться. Рядом были раненые. Страх пришел, когда все закончилось.
— Они были очень близко, — заметил Тони. Он обсуждал это с лейтенантом. Вся эта история могла закончиться очень плохо. — Все могло повернуться иначе. — Ему становилось не по себе, когда он об этом думал.
— Да, мне повезло. Я как раз собираюсь сегодня об этом писать.
— А-а, — разочарованно протянул Тони. — Я-то приехал забрать у Мак-Ви кое-какие бумаги и подумал, что, может быть… что… ну… мы сможем где-нибудь выпить кофе.
С минуту Пакстон колебалась, стараясь понять, что он от нее хочет, но затем решила, что статья может и подождать. Оба они были слишком потрясены вчерашним, так что будет совсем неплохо, если они выпьют вместе по чашечке кофе и помирятся.
Несмотря на его суровый вид, Пакстон чувствовала, что Тони, в сущности, безобиден.
— Хорошо. Статьей я займусь попозже.
Они вместе вышли из гостиницы и направились к открытому кафе на Тудо. Им достались места с краю, слишком близко от уличного хаоса и выхлопов машин, но оба приняли это как должное.
— Ральф говорит, что стоит нам сойтись, как мы начинаем друг на друга орать, — усмехнулась Пакстон, мелкими глотками отпивая тхом-ксай.
Тони в ответ рассмеялся.
— А что, так оно и есть! — В его лице появилось что-то робкое. — В этом я виноват, наверное.
— Очень может быть. — Она засмеялась, и ей сразу же сделалось с ним легко и свободно.
— Ничего не поделаешь. Итальянский темперамент.
— Это точно, — продолжала она, смеясь. — Ральф это объясняет тем, что мы оба чокнутые.
— Тоже может быть. — Он ухмыльнулся. Пакстон заметила, что у него очень приятная улыбка, стоит ему немного расслабиться. — Таким здесь становишься.
— Это диагноз или только предупреждение?
— И то, и другое.
Теперь ей стало с ним совсем легко, несмотря на все страдания, через которые они прошли, несмотря на боль, которую он ей причинил.
— Вы женаты? — спросила она просто так, для поддержания разговора. В его возрасте это было бы естественно. При ярком солнечном свете она смогла точно угадать его возраст.
Тони был старше Пакстон ровно на семь лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Франс не хочет со мной ехать. Она хочет остаться здесь.
Ей слишком хорошо известно, что значит быть женой американского солдата. Она уже была замужем за отцом Ана. Остальные американцы смешивали ее с дерьмом, а его семья ее люто ненавидела. Она думает, что, если поедет со мной в Штаты, люди на улице закидают ее камнями. И знаешь что, Пакс? Я сам не уверен, что этого не случится. А потому и не знаю, есть ли у меня право забирать их отсюда. А ведь здесь ужасно, это не то место, где может расти ребенок. Там, в Штатах, сколько бы я мог сделать для Ана! А здесь я доволен даже тем, что могу обеспечить им безопасность, сносно прокормить и оградить от всякой пакости. ан был еще совсем маленьким мальчиком, но Пакетов видела и пятилетних, торгующих на улицах героином. Ничего такого с Аном, конечно, не могло случиться. Франс очень заботилась о нем, держала его при себе дома. Он ходил во французский католический детский сад для избранных, ведь его мать была леди до мозга костей. Но они жили в умирающем мире, и в этот же мир войдет и новый ребенок.
— Кстати, как Франс? — спросила Пакстон.
— Располнела, — он засмеялся, — но держится молодцом Ральф очень радовался ребенку. У него не было детей, и вот теперь, в тридцать девять, он собирается стать отцом. При посторонних и в кругу друзей Ральф разыгрывал равнодушие, но на самом деле был на седьмом небе.
Затем Ральф пошел обратно в офис, а Пакстон решила зайти в отель «Катинат» на Нгуенхью, чтобы поплавать в бассейне, а потом вернуться в «Каравеллу» и закончить статью. Она так и не успела как следует осмыслить все случившееся накануне в Кучи и сейчас, идя по длинному гостиничному коридору, полностью погрузилась в мысли о статье. Внезапно она почувствовала, как кто-то коснулся ее руки. Пакстон отпрянула, а затем подняла глаза и изумленно застыла на месте. Перед ней стоял Тони.
— Я… — Она не знала, что сказать, опасаясь, как бы он снова не начал на нее кричать. Похоже, он по-другому и общаться не умеет. — Что привело вас сюда?
Он взглянул на нее, и лицо его сделалось темно-красным.
Куда легче с ней разговаривать, когда она в полевом снаряжении и солдатских ботинках, а золотистые волосы спрятаны под каску А сейчас она вдруг показалась ему ослепительно красивой, такой женственной… Он почувствовал себя последним дураком, жалел, что вообще пришел сюда, но знал, что обязан был это сделать — Я хотел извиниться перед вами. — Она посмотрела в его темно-карие глаза, и на миг он показался ей мальчишкой. — Простите, что я накричал на вас вчера. Я… я так за вас испугался.
И кроме того, мне было так тяжело вас снова там увидеть, — сказал он, и глаза его увлажнились. Он по-прежнему переживал из-за гибели Билла Квинна, как не переживал за многих других, и знал, что Пакстон тоже не забыла его. Тони был не из тех, кто умеет прятать свои чувства. — Вам-то там тоже, наверное, было тяжело.
Пакстон кивнула, тронутая его откровенностью. Теперь она смогла с ним говорить.
— Я не знала, куда мы едем. Просто отправилась на выезд, собирала материал для статьи. И вдруг мы оказались там. Я ни о чем не могла думать, кроме… — В горле возник горький ком, Пакстон не договорила и отвернулась. Но затем снова взглянула на Тони. — Наверное, вы были правы. Когда голова слишком занята кем-то одним, невольно ставишь "од удар себя или других.
— Я не должен был этого говорить. Он не из-за вас погиб.
Я вас обвинял тогда просто потому, что до черта надоело винить во всем «чарли». Они убили уже так много отличных парней. И Вот снова. Билл и сам был виноват. — Тони покачал головой. — Не надо было лезть в тот туннель, и он прекрасно знал об этом.
Но он ведь из тех, кто всегда берет всю ответственность на себя.
Всегда первым шел он, а не кто-то другой, но до того дня ему везло. А вчера и вы туда же. У нас чуть не на дворе засели вьетконговцы, а вы прямо к ним в лапы! Ну если бы кто-то другой, то еще ладно. Когда я в какой-то миг подумал, что вас могут захватить, то чуть с ума не сошел.
— Спасибо, — тихо сказала Пакстон и улыбнулась. — Спасибо за заботу.
Очень легко ни о ком не заботиться и никого не любить.
Когда перед твоими глазами прошло столько смертей, гибель еще одного человека уже не потрясает. Иначе погибнешь сам.
— Когда мы возвращались обратно, я тоже испугалась, — ответила Пакстон. — Но там, под деревьями, у меня не было времени пугаться. Рядом были раненые. Страх пришел, когда все закончилось.
— Они были очень близко, — заметил Тони. Он обсуждал это с лейтенантом. Вся эта история могла закончиться очень плохо. — Все могло повернуться иначе. — Ему становилось не по себе, когда он об этом думал.
— Да, мне повезло. Я как раз собираюсь сегодня об этом писать.
— А-а, — разочарованно протянул Тони. — Я-то приехал забрать у Мак-Ви кое-какие бумаги и подумал, что, может быть… что… ну… мы сможем где-нибудь выпить кофе.
С минуту Пакстон колебалась, стараясь понять, что он от нее хочет, но затем решила, что статья может и подождать. Оба они были слишком потрясены вчерашним, так что будет совсем неплохо, если они выпьют вместе по чашечке кофе и помирятся.
Несмотря на его суровый вид, Пакстон чувствовала, что Тони, в сущности, безобиден.
— Хорошо. Статьей я займусь попозже.
Они вместе вышли из гостиницы и направились к открытому кафе на Тудо. Им достались места с краю, слишком близко от уличного хаоса и выхлопов машин, но оба приняли это как должное.
— Ральф говорит, что стоит нам сойтись, как мы начинаем друг на друга орать, — усмехнулась Пакстон, мелкими глотками отпивая тхом-ксай.
Тони в ответ рассмеялся.
— А что, так оно и есть! — В его лице появилось что-то робкое. — В этом я виноват, наверное.
— Очень может быть. — Она засмеялась, и ей сразу же сделалось с ним легко и свободно.
— Ничего не поделаешь. Итальянский темперамент.
— Это точно, — продолжала она, смеясь. — Ральф это объясняет тем, что мы оба чокнутые.
— Тоже может быть. — Он ухмыльнулся. Пакстон заметила, что у него очень приятная улыбка, стоит ему немного расслабиться. — Таким здесь становишься.
— Это диагноз или только предупреждение?
— И то, и другое.
Теперь ей стало с ним совсем легко, несмотря на все страдания, через которые они прошли, несмотря на боль, которую он ей причинил.
— Вы женаты? — спросила она просто так, для поддержания разговора. В его возрасте это было бы естественно. При ярком солнечном свете она смогла точно угадать его возраст.
Тони был старше Пакстон ровно на семь лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99