Если повезет, она еще до возвращения Ника из Берлина сбежит с несколькими бостонскими друзьями на юг Франции.
С тех пор как они обосновались в Париже, Ник повел себя так, что Хиллари становилось не по себе. Он продолжал придерживаться той линии поведения, которую приобрел во время плавания. Он держался холодно и отстраненно, хотя и подчеркнуто вежливо — теперь дела Хиллари его не волновали. Лишь изредка он требовал ее присутствия — обычно во время деловых обедов или просил пригласить жену какого-нибудь промышленника на чай. Но со всей ясностью дал понять, чего ждет от нее, при этом Хиллари обнаружила, что это новое отношение Ника нравится ей куда меньше, чем то, что было раньше. В прежние времена он отчаянно старался угодить ей, это рождало в ней чувство вины, и она начинала ненавидеть мужа. Теперь же она стала для него не дороже дверного молотка, и это ее злило не на шутку. Прошла лишь неделя со дня их приезда, а Хиллари уже решила, что его пора проучить. Он не имеет никакого права выбрасывать ее, как пару старых бальных туфель, всякий раз после того, как она понадобилась ему для делового обеда. Она ему не цирковой медведь, который пляшет на потеху гостям, и вообще жизнь в Париже — у нее в печенках. Вот когда он уедет на неделю, она осуществит свои собственные планы.
Она прошла в отделанную резными панелями библиотеку с нагоняющим тоску обюссонским" гобеленом на стене и выглянула во двор. Джонни играл с няней и щенком, которого ему купил Ник, — на вкус Хиллари этот маленький терьер слишком громко тявкал. Вот и сейчас — лай и смех, врываясь в окно, раздражали ее. От хождения по магазинам в такую жару у Хиллари разболелась голова. Вяло бросив шляпку на стул, она стянула перчатки и направилась к бару, скрытому за деревянными панелями, но внезапно остановилась как вкопанная, услышав голос за спиной:
— Добрый вечер.
Хиллари резко повернулась и увидела Ника, сидящего за огромным столом времен Людовика Пятнадцатого. А она даже не посмотрела в ту сторону, входя в библиотеку.
— Ну как провела день?
— Что ты здесь делаешь? — Она остановилась, не дойдя до бара, выражение ее лица никак нельзя было назвать радостным.
— Я здесь живу, по крайней мере, так мне сказали.
Снова, как уже было во время плавания, он дал ей понять, кто здесь хозяин. Но Хиллари и не возражала. Ее беспокоило другое — в течение всех этих лет она выбирала, где ему быть — у ее порога или в ее постели. Теперь он принимал решения сам. Но, в сущности, и это не такая уж потеря, о которой стоит жалеть. И все же — отчего он смотрит на нее как кот на мышь? Ей захотелось ударить его.
— Ты же хотела выпить. Я не собираюсь менять твои привычки.
— Я и не собираюсь их менять. — Она подошла к бару и плеснула себе двойной скотч. — Ну, как там Берлин?
— Тебе это интересно?
— Если честно, то нет.
Теперь они стали предельно откровенными друг с другом. В каком-то смысле стало легче.
— Как Джонни?
— Прекрасно. Я беру его на несколько дней в Канны.
— Вот как? Могу я спросить, с кем ты туда едешь?
— Я тут встретила друзей, когда тебя не было. Они из Бостона. Мы собираемся в Канны на выходные. — Ее глаза вызывающе сверкнули из-под поднятого стакана. Раз он сам настаивал на том, чтобы жить раздельно, — он это получит. Но командовать собой она не позволит.
— Еще один вопрос — долго ли ты собираешься там пробыть?
— Понятия не имею. Здесь в Париже слишком жарко. Я здесь плохо себя чувствую.
— Мне очень жаль. Но все-таки хотелось бы знать, сколько ты планируешь там пробыть.
Теперь его тон разительно отличался от того, к какому она привыкла. За последний месяц Ник стал говорить с женой резче, грубее, у нее даже появилось подозрение, не завел ли он любовницу, но в это слабо верилось. Для любовницы ему не хватало смелости, и если бы Ник спросил ее об этом, Хиллари бы так ему и сказала, но он не спрашивал, а она не стала лезть на рожон. И сейчас он, выпрямившись, сидел за столом и ожидал ответа на свой вопрос, в то время как Хиллари притоптывала ногой и внимательно смотрела в стакан.
— Месяц. Возможно, чуть дольше. Я вернусь в сентябре. — Она принимала решение по мере того, как отвечала.
— Желаю хорошо провести время. — Он холодно улыбнулся.
— Но Джонни с тобой не поедет.
— Могу я спросить, почему?
— Потому, что я хочу его видеть, но у меня нет ни малейшего желания ездить в Канны каждую неделю, чтобы повидаться с тобой.
— Это по крайней мере не так плохо. Но стоит ли держать ребенка летом в городе?
— Я сам его куда-нибудь увезу.
Она на миг задумалась — может быть, следует резко возразить. Нику казалось, что он почти читает ее мысли. В действительности ей совершенно не хотелось брать ребенка с собой, и он знал это.
— Хорошо, я оставлю его здесь.
Легкая победа, подумал Ник. Теперь стоит и вправду подумать, куда отправить Джонни. Сам Ник собирался устроить себе летом небольшой отдых и уехать из Парижа, и это будет прекрасный предлог. Несмотря на то что в Берлине явно чувствовалось нарастание агрессивных настроений, он все еще не был уверен, что до войны далеко. А как будет чудесно отправиться с Джонни отдохнуть, особенно если они поедут только вдвоем.
— Так когда, говоришь, ты едешь? — Ник поднялся из-за стола и обошел его. Хиллари смотрела на него с неприкрытой ненавистью. Их брак стал невыносим, но им приходилось обоим терпеть его, хотя оба ощущали эту горечь.
— Дня через два. Ты доволен?
— Я как раз об этом думаю. Сегодня мне нужно быть на одном обеде. Пойдешь со мной?
— У меня другие планы.
Он кивнул и вышел во двор посмотреть, как там Джонни. Малыш завизжал от восторга, увидев отца, и побежал к нему с раскрытыми руками, а Хиллари наблюдала за ними из окна. Затем она вышла из библиотеки и спустилась по лестнице вниз.
Так получилось, что она уехала на два дня позже запланированного срока, но Ник ее почти не видел. Он каждый день допоздна просиживал у себя в конторе, кроме того, должен был состояться обед с нужными людьми из Чикаго, он попросил было Хиллари его сопровождать, но она отказалась.
Она заявила, что ей нужно время на сборы, и Ник решил не настаивать. Они увиделись в то утро, когда она уезжала. За ней приехал большой лимузин, в котором она собиралась ехать к поезду. На секунду Ник задумался, с кем же все-таки она едет, — но потом решил ни о чем не спрашивать.
— Приятного отдыха.
На поездку она попросила две тысячи долларов, и он без единого слова отдал ей их накануне вечером. Ее «спасибо» прозвучало, как пустая формальность.
— Увидимся в сентябре, — весело крикнула ему Хиллари, выбегая из дверей в легком платье из красного в горошек шелка и такой же шелковой шляпке.
— Звони время от времени сыну.
Она кивнула и поспешила к машине. Впервые за долгое время Ник видел жену счастливой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
С тех пор как они обосновались в Париже, Ник повел себя так, что Хиллари становилось не по себе. Он продолжал придерживаться той линии поведения, которую приобрел во время плавания. Он держался холодно и отстраненно, хотя и подчеркнуто вежливо — теперь дела Хиллари его не волновали. Лишь изредка он требовал ее присутствия — обычно во время деловых обедов или просил пригласить жену какого-нибудь промышленника на чай. Но со всей ясностью дал понять, чего ждет от нее, при этом Хиллари обнаружила, что это новое отношение Ника нравится ей куда меньше, чем то, что было раньше. В прежние времена он отчаянно старался угодить ей, это рождало в ней чувство вины, и она начинала ненавидеть мужа. Теперь же она стала для него не дороже дверного молотка, и это ее злило не на шутку. Прошла лишь неделя со дня их приезда, а Хиллари уже решила, что его пора проучить. Он не имеет никакого права выбрасывать ее, как пару старых бальных туфель, всякий раз после того, как она понадобилась ему для делового обеда. Она ему не цирковой медведь, который пляшет на потеху гостям, и вообще жизнь в Париже — у нее в печенках. Вот когда он уедет на неделю, она осуществит свои собственные планы.
Она прошла в отделанную резными панелями библиотеку с нагоняющим тоску обюссонским" гобеленом на стене и выглянула во двор. Джонни играл с няней и щенком, которого ему купил Ник, — на вкус Хиллари этот маленький терьер слишком громко тявкал. Вот и сейчас — лай и смех, врываясь в окно, раздражали ее. От хождения по магазинам в такую жару у Хиллари разболелась голова. Вяло бросив шляпку на стул, она стянула перчатки и направилась к бару, скрытому за деревянными панелями, но внезапно остановилась как вкопанная, услышав голос за спиной:
— Добрый вечер.
Хиллари резко повернулась и увидела Ника, сидящего за огромным столом времен Людовика Пятнадцатого. А она даже не посмотрела в ту сторону, входя в библиотеку.
— Ну как провела день?
— Что ты здесь делаешь? — Она остановилась, не дойдя до бара, выражение ее лица никак нельзя было назвать радостным.
— Я здесь живу, по крайней мере, так мне сказали.
Снова, как уже было во время плавания, он дал ей понять, кто здесь хозяин. Но Хиллари и не возражала. Ее беспокоило другое — в течение всех этих лет она выбирала, где ему быть — у ее порога или в ее постели. Теперь он принимал решения сам. Но, в сущности, и это не такая уж потеря, о которой стоит жалеть. И все же — отчего он смотрит на нее как кот на мышь? Ей захотелось ударить его.
— Ты же хотела выпить. Я не собираюсь менять твои привычки.
— Я и не собираюсь их менять. — Она подошла к бару и плеснула себе двойной скотч. — Ну, как там Берлин?
— Тебе это интересно?
— Если честно, то нет.
Теперь они стали предельно откровенными друг с другом. В каком-то смысле стало легче.
— Как Джонни?
— Прекрасно. Я беру его на несколько дней в Канны.
— Вот как? Могу я спросить, с кем ты туда едешь?
— Я тут встретила друзей, когда тебя не было. Они из Бостона. Мы собираемся в Канны на выходные. — Ее глаза вызывающе сверкнули из-под поднятого стакана. Раз он сам настаивал на том, чтобы жить раздельно, — он это получит. Но командовать собой она не позволит.
— Еще один вопрос — долго ли ты собираешься там пробыть?
— Понятия не имею. Здесь в Париже слишком жарко. Я здесь плохо себя чувствую.
— Мне очень жаль. Но все-таки хотелось бы знать, сколько ты планируешь там пробыть.
Теперь его тон разительно отличался от того, к какому она привыкла. За последний месяц Ник стал говорить с женой резче, грубее, у нее даже появилось подозрение, не завел ли он любовницу, но в это слабо верилось. Для любовницы ему не хватало смелости, и если бы Ник спросил ее об этом, Хиллари бы так ему и сказала, но он не спрашивал, а она не стала лезть на рожон. И сейчас он, выпрямившись, сидел за столом и ожидал ответа на свой вопрос, в то время как Хиллари притоптывала ногой и внимательно смотрела в стакан.
— Месяц. Возможно, чуть дольше. Я вернусь в сентябре. — Она принимала решение по мере того, как отвечала.
— Желаю хорошо провести время. — Он холодно улыбнулся.
— Но Джонни с тобой не поедет.
— Могу я спросить, почему?
— Потому, что я хочу его видеть, но у меня нет ни малейшего желания ездить в Канны каждую неделю, чтобы повидаться с тобой.
— Это по крайней мере не так плохо. Но стоит ли держать ребенка летом в городе?
— Я сам его куда-нибудь увезу.
Она на миг задумалась — может быть, следует резко возразить. Нику казалось, что он почти читает ее мысли. В действительности ей совершенно не хотелось брать ребенка с собой, и он знал это.
— Хорошо, я оставлю его здесь.
Легкая победа, подумал Ник. Теперь стоит и вправду подумать, куда отправить Джонни. Сам Ник собирался устроить себе летом небольшой отдых и уехать из Парижа, и это будет прекрасный предлог. Несмотря на то что в Берлине явно чувствовалось нарастание агрессивных настроений, он все еще не был уверен, что до войны далеко. А как будет чудесно отправиться с Джонни отдохнуть, особенно если они поедут только вдвоем.
— Так когда, говоришь, ты едешь? — Ник поднялся из-за стола и обошел его. Хиллари смотрела на него с неприкрытой ненавистью. Их брак стал невыносим, но им приходилось обоим терпеть его, хотя оба ощущали эту горечь.
— Дня через два. Ты доволен?
— Я как раз об этом думаю. Сегодня мне нужно быть на одном обеде. Пойдешь со мной?
— У меня другие планы.
Он кивнул и вышел во двор посмотреть, как там Джонни. Малыш завизжал от восторга, увидев отца, и побежал к нему с раскрытыми руками, а Хиллари наблюдала за ними из окна. Затем она вышла из библиотеки и спустилась по лестнице вниз.
Так получилось, что она уехала на два дня позже запланированного срока, но Ник ее почти не видел. Он каждый день допоздна просиживал у себя в конторе, кроме того, должен был состояться обед с нужными людьми из Чикаго, он попросил было Хиллари его сопровождать, но она отказалась.
Она заявила, что ей нужно время на сборы, и Ник решил не настаивать. Они увиделись в то утро, когда она уезжала. За ней приехал большой лимузин, в котором она собиралась ехать к поезду. На секунду Ник задумался, с кем же все-таки она едет, — но потом решил ни о чем не спрашивать.
— Приятного отдыха.
На поездку она попросила две тысячи долларов, и он без единого слова отдал ей их накануне вечером. Ее «спасибо» прозвучало, как пустая формальность.
— Увидимся в сентябре, — весело крикнула ему Хиллари, выбегая из дверей в легком платье из красного в горошек шелка и такой же шелковой шляпке.
— Звони время от времени сыну.
Она кивнула и поспешила к машине. Впервые за долгое время Ник видел жену счастливой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108