Неудобно будет при людях величать этакую массивную красавицу Степаном Федоровичем.
— Мне не до шуток!
— Какие шутки? Я серьезно… Имя подходящее вам стоит подобрать. Какое-нибудь… ходовое в здешних широтах. Брумгильда — вот! Нравится?
Степан Федорович всхлипнул:
— Не хочу быть Брумгильдой…
— Куда деваться? Понимаю, что тяжело постоянно переименовываться, но сами согласитесь: «Степан Федорович, поправьте подол», «Штирлиц, не злоупот-ребляйте помадой» — совсем не звучит. Равно как и: «Зигфрид, у вас лифчик расстегнулся… »
— Я совсем голый! То есть голая… — пустил слезу мой клиент.
— Так, тихо… Тихо! Довизжалась, тетенька? Дотопалась ногами? Сюда кто-то идет. Действуем, как договаривались!
Из-за ближайшего валуна выглянула обширная волосатая морда, даже не морда, а сплошная клочковатая борода с посверкивающими глазками и мокрым красногубым ртом.
— Ы-ы-ы… — удивленно проговорила морда.
— Здравствуйте, — пискнула моя Брумгильда. Ледяной великан вышагнул к нам навстречу во весь свой небывалый рост. Был он похож на средних размеров водонапорную башню, целиком обросшую седоватой шерстью. Кривые ножищи сгибались под тяжестью несуразного корпуса, мохнатые лапы свисали до земли.
Я инстинктивно схватился за Нотунг. Меч напряженно зазвенел натянутой стрелой, и мне стоило немалых усилий удержать его в руках.
— По-позвольте приветствовать пре-представителя славного племени ледяных гигантов, — заикаясь от страха, затараторил Степан Федорович. — Дозволено ли мне увидеть почитаемого короля Кьярли, будь прославляемо его имя во веки веков?
Етун оттопырил губищу и прогудел в ответ на изысканное обращение:
— Баба! — при этом ткнув корявым пальцем в сторону Брумгильды.
Мою персону он оценил с той же лаконичностью: — Еда!
— Хам! — неожиданно взвизгнул Степан Федорович. — Не потерплю фамильярности!
— Ы-ы-ы?
— А то, что слышал! Ледяной гигант нахмурился.
— Баба! — повторил он с интонацией, в которой ясно прочитывалось: «Не ерепенься! », и требовательно протянул вперед растопыренные ручищи. — Ы-ы-ы!
Степан Федорович вздрогнул и потерянно оглянулся.
— Он, по-моему, меня совсем не слушал. И смотрит он как-то странно… Чего ему надо, а, Адольф?
— А то сам не понимаешь… Эй ты, дитя природы! — надсаживаясь, крикнул я. — Видал мой меч?
— Ы?
— Будешь приставать к девушке, отрублю приставалку подчистую. А вообще-то мы мирная делегация с холмов. Веди нас к Кьярли!
На протяжении всего высказывания великан ковырял в носу, не сводя глаз с обнимающей самое себя Брумгильды. Но когда я, приняв боевую стойку, демонстративно взмахнул Нотунгом, он показал мне колоссальных объемов кулак и недвусмысленно предупредил:
— Ы-ы-ы!
От такой пещерной прямоты я оторопел, а Нотунг оскорбленно звякнул. Степан Федорович — Брумгильда разразился бурно-писклявой речью, в которой изобиловали всяческие «первобытные извращенцы», «маньяки-переростки» и даже «озабоченные питекантропы». Ледяной гигант попыток остановить поток словоизвержений не делал. Ему было не до того — Степан Федорович жестикулировал. Широко распахнув замаслившиеся глазки, пустив ручеек слюны из пасти, великан с огромным и явно не платоническим интересом обозревал открывшиеся во всей красе необъятные прелести Брумгильды.
Однако сказать, что своим выступлением мой клиент не добился никаких результатов, было бы неверно. Со всех четырех сторон, разгребая снег колоссальными ножищами, сходились привлеченные пронзительным визгом мохнатые чудовища. Непробиваемая стена многометровой высоты окружила нас. Колени мои подкосились, словно суставы враз превратились в вату, и, чтобы не упасть, я вынужден был опереться на Нотунг. Геройское оружие нервно подрагивало… Вот уж действительно — в таком окружении я кажусь паршивой букашкой, а великий Нотунг — хлипкой зубочисткой…
Мой клиент наконец замолчал. Ледяные гиганты все разом (а их было не менее полусотни) выдохнули во всю мощь своих глоток:
— Ы-ы-ы! — И это вполне сошло бы за аплодисменты.
— Им понравилось, — воодушевил я Степана Федоровича, а тот, судорожно прикрываясь ладонями, предположил:
— Кажется, они опять меня не поняли… Что значит — понравилось?!!
— Баба! Баба! — подтвердили ледяные гиганты, надвигаясь.
— Отвратительные волосатые твари, не трогайте меня-а-а!
Через мгновение все смешалось. Степан Федорович верещал милицейской сиреной, безуспешно пытаясь спастись от игривых щипков и ласковых похлопываний, способных в лепешку расплющить быка. Как меня не затоптали, до сих пор не понимаю — несколько минут северные горы сотрясались от мощных стонов вожделения, многоногого топота и оглушительного улюлюканья. Когда я все-таки осмелился высунуть голову из-под снега, буря поутихла. Великаны, недовольно бурча, расползались в стороны от осколка скалы, на котором, потрясая кулаками, гневался гигант, размерами превосходящий всех присутствующих едва ли не вдвое, но ощипанный, как цыпленок. Король Кьярли! К королевской груди припал трясущийся от холода, ужаса и омерзения несчастный Степан Федорович. Монарх покровительственно приобнял моего клиента, обвел суровым взглядом мохнатых подданных и заорал:
— Баба — ы-ы-ы! — Это, наверное, означало осуждение за поднятый переполох, а заодно утверждение собственных исключительных прав на отвоеванную красотку.
Степану Федоровичу не оставалось ничего другого, как выбирать из двух зол меньшее. Он накрепко прилепил раздувшееся свое тело к голенькому Кьярли, прекрасно понимая, что, отойди он только на шаг, и количество желающих пообщаться с ним возрастет многократно. А монарх-самодержец, вполне освоившийся в новом обличье, поглаживал себя по свежевыбритым бокам и, хмурясь от непосильного умственного напряжения, ворковал зазнобе:
— Моя — красивая! И твоя — красивая! А другие — фу!
— Д-да… — стуча зубами от холода, подтверждал несчастный Степан Федорович.
О том, чтобы действовать по плану, не могло быть и речи. Оставалось одно — импровизация. И как можно более блистательная.
Великаны обиженно гудели. До революционной ситуации неторопливые их мозги не доскрипели, но в унылом вое отчетливо слышалось: «Мы тоже хотим! Мы-то чем хуже? »
И тут наступил мой звездный час. Истинно чертом из коробочки выскочил я из-под снега, рассек морозный воздух сверкающим лезвием Нотунга.
— Блистательные джентльмены, попрошу минутку внимания! Авек плезир! Дамы выбирают опрятных! Сбросьте старые шкуры и предстаньте в обновленном виде перед предметом обожания! Лучшая цирюльня на открытом воздухе в северных горах!
— Еда? — удивились мне великаны.
— Искуснейший брадобрей Етунхейма! — парировал я. — Счастлив вас обслужить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Мне не до шуток!
— Какие шутки? Я серьезно… Имя подходящее вам стоит подобрать. Какое-нибудь… ходовое в здешних широтах. Брумгильда — вот! Нравится?
Степан Федорович всхлипнул:
— Не хочу быть Брумгильдой…
— Куда деваться? Понимаю, что тяжело постоянно переименовываться, но сами согласитесь: «Степан Федорович, поправьте подол», «Штирлиц, не злоупот-ребляйте помадой» — совсем не звучит. Равно как и: «Зигфрид, у вас лифчик расстегнулся… »
— Я совсем голый! То есть голая… — пустил слезу мой клиент.
— Так, тихо… Тихо! Довизжалась, тетенька? Дотопалась ногами? Сюда кто-то идет. Действуем, как договаривались!
Из-за ближайшего валуна выглянула обширная волосатая морда, даже не морда, а сплошная клочковатая борода с посверкивающими глазками и мокрым красногубым ртом.
— Ы-ы-ы… — удивленно проговорила морда.
— Здравствуйте, — пискнула моя Брумгильда. Ледяной великан вышагнул к нам навстречу во весь свой небывалый рост. Был он похож на средних размеров водонапорную башню, целиком обросшую седоватой шерстью. Кривые ножищи сгибались под тяжестью несуразного корпуса, мохнатые лапы свисали до земли.
Я инстинктивно схватился за Нотунг. Меч напряженно зазвенел натянутой стрелой, и мне стоило немалых усилий удержать его в руках.
— По-позвольте приветствовать пре-представителя славного племени ледяных гигантов, — заикаясь от страха, затараторил Степан Федорович. — Дозволено ли мне увидеть почитаемого короля Кьярли, будь прославляемо его имя во веки веков?
Етун оттопырил губищу и прогудел в ответ на изысканное обращение:
— Баба! — при этом ткнув корявым пальцем в сторону Брумгильды.
Мою персону он оценил с той же лаконичностью: — Еда!
— Хам! — неожиданно взвизгнул Степан Федорович. — Не потерплю фамильярности!
— Ы-ы-ы?
— А то, что слышал! Ледяной гигант нахмурился.
— Баба! — повторил он с интонацией, в которой ясно прочитывалось: «Не ерепенься! », и требовательно протянул вперед растопыренные ручищи. — Ы-ы-ы!
Степан Федорович вздрогнул и потерянно оглянулся.
— Он, по-моему, меня совсем не слушал. И смотрит он как-то странно… Чего ему надо, а, Адольф?
— А то сам не понимаешь… Эй ты, дитя природы! — надсаживаясь, крикнул я. — Видал мой меч?
— Ы?
— Будешь приставать к девушке, отрублю приставалку подчистую. А вообще-то мы мирная делегация с холмов. Веди нас к Кьярли!
На протяжении всего высказывания великан ковырял в носу, не сводя глаз с обнимающей самое себя Брумгильды. Но когда я, приняв боевую стойку, демонстративно взмахнул Нотунгом, он показал мне колоссальных объемов кулак и недвусмысленно предупредил:
— Ы-ы-ы!
От такой пещерной прямоты я оторопел, а Нотунг оскорбленно звякнул. Степан Федорович — Брумгильда разразился бурно-писклявой речью, в которой изобиловали всяческие «первобытные извращенцы», «маньяки-переростки» и даже «озабоченные питекантропы». Ледяной гигант попыток остановить поток словоизвержений не делал. Ему было не до того — Степан Федорович жестикулировал. Широко распахнув замаслившиеся глазки, пустив ручеек слюны из пасти, великан с огромным и явно не платоническим интересом обозревал открывшиеся во всей красе необъятные прелести Брумгильды.
Однако сказать, что своим выступлением мой клиент не добился никаких результатов, было бы неверно. Со всех четырех сторон, разгребая снег колоссальными ножищами, сходились привлеченные пронзительным визгом мохнатые чудовища. Непробиваемая стена многометровой высоты окружила нас. Колени мои подкосились, словно суставы враз превратились в вату, и, чтобы не упасть, я вынужден был опереться на Нотунг. Геройское оружие нервно подрагивало… Вот уж действительно — в таком окружении я кажусь паршивой букашкой, а великий Нотунг — хлипкой зубочисткой…
Мой клиент наконец замолчал. Ледяные гиганты все разом (а их было не менее полусотни) выдохнули во всю мощь своих глоток:
— Ы-ы-ы! — И это вполне сошло бы за аплодисменты.
— Им понравилось, — воодушевил я Степана Федоровича, а тот, судорожно прикрываясь ладонями, предположил:
— Кажется, они опять меня не поняли… Что значит — понравилось?!!
— Баба! Баба! — подтвердили ледяные гиганты, надвигаясь.
— Отвратительные волосатые твари, не трогайте меня-а-а!
Через мгновение все смешалось. Степан Федорович верещал милицейской сиреной, безуспешно пытаясь спастись от игривых щипков и ласковых похлопываний, способных в лепешку расплющить быка. Как меня не затоптали, до сих пор не понимаю — несколько минут северные горы сотрясались от мощных стонов вожделения, многоногого топота и оглушительного улюлюканья. Когда я все-таки осмелился высунуть голову из-под снега, буря поутихла. Великаны, недовольно бурча, расползались в стороны от осколка скалы, на котором, потрясая кулаками, гневался гигант, размерами превосходящий всех присутствующих едва ли не вдвое, но ощипанный, как цыпленок. Король Кьярли! К королевской груди припал трясущийся от холода, ужаса и омерзения несчастный Степан Федорович. Монарх покровительственно приобнял моего клиента, обвел суровым взглядом мохнатых подданных и заорал:
— Баба — ы-ы-ы! — Это, наверное, означало осуждение за поднятый переполох, а заодно утверждение собственных исключительных прав на отвоеванную красотку.
Степану Федоровичу не оставалось ничего другого, как выбирать из двух зол меньшее. Он накрепко прилепил раздувшееся свое тело к голенькому Кьярли, прекрасно понимая, что, отойди он только на шаг, и количество желающих пообщаться с ним возрастет многократно. А монарх-самодержец, вполне освоившийся в новом обличье, поглаживал себя по свежевыбритым бокам и, хмурясь от непосильного умственного напряжения, ворковал зазнобе:
— Моя — красивая! И твоя — красивая! А другие — фу!
— Д-да… — стуча зубами от холода, подтверждал несчастный Степан Федорович.
О том, чтобы действовать по плану, не могло быть и речи. Оставалось одно — импровизация. И как можно более блистательная.
Великаны обиженно гудели. До революционной ситуации неторопливые их мозги не доскрипели, но в унылом вое отчетливо слышалось: «Мы тоже хотим! Мы-то чем хуже? »
И тут наступил мой звездный час. Истинно чертом из коробочки выскочил я из-под снега, рассек морозный воздух сверкающим лезвием Нотунга.
— Блистательные джентльмены, попрошу минутку внимания! Авек плезир! Дамы выбирают опрятных! Сбросьте старые шкуры и предстаньте в обновленном виде перед предметом обожания! Лучшая цирюльня на открытом воздухе в северных горах!
— Еда? — удивились мне великаны.
— Искуснейший брадобрей Етунхейма! — парировал я. — Счастлив вас обслужить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77