Рейсхфюрер упал навзничь и закатил глаза. Безупречный нокаут! Только тогда циклоп осмелел. Он деловито забегал по камере, собирая в подол тоги бесчисленные детали уничтоженного времеатрона, раскиданные по углам.
У меня, честно говоря, когда я увидел, в каком состоянии находится уникальная установка, настроение рухнуло, как пятипудовая гиря с большой высоты. Но циклоп нисколько не был обескуражен. С цинизмом бывалого хирурга, раскладывающего на операционном столе, словно пазл, фрагменты трепещущей расчлененки, он приговаривал:
— Все будет хорошо. Немного подлатать, и станет как новенькая… Даже еще лучше.
— Шел бы ты в инженеры-конструкторы, — посоветовал я, — а не во властители планеты — цены бы тебе не было.
— Это точно… — Коротышка вывалил посреди камеры груду обломков, подтащил к ним более громоздкие детали. И молвил: — Знаешь, бес… Мне понадобится время, чтобы исправить времеатрон.
— Месяцев шесть-семь? — совершенно серьезно и даже с уважением отозвался я. — Год? Два?
— Трудно сказать… — Циклоп задумчиво оттопырил хобот и заложил руки за спину. — Может, час. Может, и больше. А то и меньше. Пока не могу сказать определенно.
— Час?! Врешь!
— Не хочешь, не верь…
Блефует? Или нет? А на какой, извините, хрен ему блефовать? Какая циклопу от этого выгода?
— Ладно, — махнул я рукой. — Твори. Только давай договоримся. Услуга за услугу. Я тебя притащил сюда — между прочим, с ущербом для здоровья и с риском для жизни! А ты взамен отправишь меня со Степаном Федоровичем в то время, которое мы тебе укажем. Ну, конечно, когда закончишь ремонт. После чего беспрепятственно возвращаешься в свой родной Ледниковый период и обнимаешь счастливых соплеменников. Идет?
— Нет!
— Что значит — нет? Ты же сам говорил… А, понимаю! Желаешь улететь в какой-нибудь временно-пространственный период, где еще сохранилась возможность заколошматить все население Земли и стать безраздельным правителем?
— Нет! Торжественно обещаю и даже клянусь оставить навсегда эти попытки! Завоевание мира — дело неблагодарное. Это уж я на своей бедной шкуре испытал. Всегда появится какой-нибудь умник, который придет и все опошлит… Это я не про тебя это я про зарстранца Штирлица. Я — если уж мне выпала такая возможность — перелечу во время самого расцвета нашей циклопской цивилизации, когда человеческой угрозы еще не существовало. Остаток жизни проживу прилично.
— Это хорошо. Это я одобряю. Выходит, договорились? Отлично! Значит, пока ты тут возишься, я попытаюсь пробраться наверх, найти своего клиента и затащить его сюда. Если немного запоздаю, обещай не начинать без нас.
— Клянусь! — торжественно пообещал циклоп. Что-то слишком уж торопливо и подготовлено выдает он и раскаянье, и обещания…
— Знаешь что? — сказал я. — Бросай-ка пока этот металлолом и прогуляемся на поверхность вместе.
Найдем Степана Федоровича, вернемся — и спокойно продолжай у нас на глазах. Не верю я тебе, братец. Один раз ты меня уже обманул.
— Можешь мне верить, — сказал уродец. — Сам посуди: техническую сторону нашего предприятия я обеспечу, а вот практическую…
— Магическая мощность! — вспомнил я и сразу успокоился. Ну, получается, что циклоп полностью в моих руках. Улепетнуть или выкинуть какую-нибудь пакостную штуку он просто не сможет.
— Ну да… В магии я все-таки слабее, чем ты или вот этот… — Он кивнул на бесчувственного Гиммлера, который в тот момент слабо шевельнулся,
Я задержался еще на минутку. Минуты как раз хватило на то, чтобы скрутить по рукам и ногам Гиммлера его же одеждой. А у выхода из камеры обернулся:
— Слушай, одноглазый… Можно один вопрос? Циклоп отвлекся от сосредоточенного копанья в разодранных механических внутренностях и поднял голову.
— Что еще?
— Если вы — циклопы — такой технически подкованный народ, что ж вы самостоятельно не сконструировали времеатрон для спасения своей расы, а?
Циклоп вздохнул и прикрыл сразу потухший глаз хоботом:
— А смысл? Прыгать вперед по времени, когда люди развились и расплодились еще больше — значит попасть в переплет посерьезнее. Прыгать назад… Разве можно назвать нормальной жизнь, когда точно знаешь срок своей гибели? Впрочем, когда созрел проект заморозки меня, уже в полный голос звучали высказывания по поводу создания машины времени, но… было поздно.
— Печально, — оценил я, хотя мне вовсе не было печально. — Ладно. Жди меня, и я вернусь.
Несчастные узники сидели по камерам тихо, и, так как даже здесь был слышен грохот и вопли с поверхности, на свободу никто не спешил. А я, как дурак, из-за врожденного своего человеколюбия потерял несколько драгоценных минут, предлагая им порушить замки и оковы. Из всех здешних надзирателей только один разгуливал по коридору, помахивая деревянной дубинкой, остальные заняли пустующие камеры и обосновались надолго, желая переждать грозу. Этот отщепенец с дубинкой попытался было меня задержать с применением силовых методов, но единственный мощный пинок моментально успокоил буяна.
Сложнее оказалось найти лазейку, чтобы просочиться наверх. Подвал был плотно завален, и я довольно долго долбился в потолочные плиты и замурованные снаружи двери, пока шальная бомба не разорвалась прямо надо мной и не пробила изрядную ямину, через которую хлынул в душный подвал пропахший гарью и порохом воздух.
Когда я выкарабкался, со всех сторон меня окружали обломки вторично обрушившегося рейхстага, корявые арматурины, переломанные плиты. Если б я имел целью отсидеться, то остался бы здесь — отсидеться здесь можно было прекрасно, не хуже, чем в подвале. И только я успел так подумать, как из-за ближайшего нагромождения колотых кирпичей выбралась кучка помятых и совершенно обалдевших гитлеровцев. Не рассуждая, кто я и зачем здесь, они единодушно решили, что разорванным на куски я буду выглядеть гораздо лучше. И — с места в карьер — принялись воплощать решение в жизнь. Никакими уговорами тут не поможешь, и заблуждение относительно немедленного расчленения меня мне пришлось выбивать из немецких голов рукояткой синдамота.
Управившись, я взобрался на кирпичный взгорок и, пригибаясь под ураганным огнем, шпарившим справа, слева, сзади и спереди, стал осматриваться. Надо было быстренько сообразить, откуда начинать поиски Степана Федоровича.
Вокруг бушевала битва. Дым, пламя, взрывы, выстрелы… стоны умирающих и победные крики, сцепленные воедино грубыми швами пулеметных очередей. Обгорелые и простреленные полотнища флагов.
Огненные вихри преисподней! Как тут сообразишь про поиски Степана Федоровича, если вокруг идет безоговорочная, яростная и полномасштабная бойня? Группы оборванных пехотинцев бегают взад-вперед с хриплыми воплями:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77