Дальше Куропаткин выражал уверенность, что Штакельберг сможет потеснить японцев и без боя.
23 сентября Западный отряд вышел на берега реки Шахэ и начал там закрепляться. В последующие дни русские корпуса свое наступление развивали вяло из-за ничем не оправданной осторожности. В результате наступательные действия теряли свою внезапность для противника. Когда в тот же день Восточный отряд начал охватывать у Баньяпузы восточный фланг Гвардейской резервной бригады генерала Умесавы, то неожиданно выяснилось, что она скрытно оставила занимаемые позиции и таким образом вышла из-под удара.
Маршал Ояма, в отличие от Куропаткина, не стал осторожничать на войне. Почувствовав опасность от наступления русских, он стал маневрировать силами, не желая отдавать русским инициативу в начавшемся большом сражении на реке Шахэ. Ояма, учитывая слабость своих оборонительных позиций, разбросанность сил и малочисленность резервов, принял решение не обороняться, а переходить в контрнаступление.
У убитого в бою подполковника русского Генерального штаба Пекуты японцы обнаружили среди служебных документов карты и копию боевого приказа командующего Маньчжурской армией о предстоящем сражении. Они были незамедлительно переведены с русского на японский язык. Это дало маршалу Ояме, который имел к тому времени довольно полные данные о сложившейся обстановке, убедиться окончательно, что он принял правильное решение, отдав приказ армиям перейти в контрнаступление.
К седьмому дню наступательной операции почти все корпуса русской армии оказались вытянутыми в линию протяженностью по фронту до 45 километров. В результате они не только не могли успешно наступать дальше, так как везде оказались из-за удлинения фронта слабы, но и не могли выдержать сосредоточенного контрудара противника, нацеленного на центр позиции Маньчжурской армии. То есть первоначальная ударная группировка русских войск из-за неумелого командования ходом наступательной операции «расплылась» по фронту.
Первым звонком о возросшей активности японцев стал бой за скалу (гору) Луатхалазу. Неприятель сумел замаскировать на крутых скалах 8 полевых орудий и с их помощью отбить атаку русских.
Начало активных действий неприятеля армейский штаб Куропаткина из поступавших с передовой донесений уловил быстро и забил тревогу. Командующий Маньчжурской армией с «легкой душой» отдает приказ успешно продвигавшимся почти повсеместно вперед войскам отказаться от «идеи наступления» и перейти к обороне.
Предполагая, что 2-я японская армия генерала Оку предпримет обход правого фланга Западного отряда, Куропаткин приказал его командиру генералу Бильдерлингу отвести свои авангарды к главным силам, но тот под разными предлогами уклонился от выполнения приказа командующего. В результате контратакующие японцы атаковали авангардные силы русских превосходящим числом в сопровождении сильного артиллерийского огня. Роты и батальоны русской пехоты встречали врага огнем и штыком, но при этом гибли от огня неприятельской артиллерии.
Особенно жаркий бой произошел за деревню Эндолиулу на берегу реки Шахэ. Укрепившихся здесь японцев штурмовали 139-й пехотный Моршанский полк и два батальона 140-го Зарайского полка. Они атаковали деревню с трех сторон, не открывая при этом ружейную стрельбу. Оборонявшийся в Эндолиулу японский пехотный полк был частью перебит, частью бежал из деревни.
Русский военный ученый-стратег с мировым именем А.А. Свечин, бывший во время войны капитаном Генерального штаба, в одной из своих книг «Предрассудки и боевая действительность» немало страниц посвятил Шахэйскому сражению. Он сообщает о фактах отсутствия взаимной поддержки между соседями, что сводило на нет частную инициативу командного состава:
«Тяжелую драму такого проявления инициативы представляют действия 9-й роты 24-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, во время нашего сентябрьского наступления (Шахэйский бой).
На 24-й полк возложена была задача — поддерживать связь между 1-м и 3-м Сибирскими корпусами, дебушировавшими из разных долин и начинавшими развертываться против японской позиции.
Командир полка, полковник Лечицкий, заметив значительный интервал между полком и 3-м Сибирским корпусом, выслал разновременно для установления более тесной связи 9-ю роту и охотничью команду (полковую разведывательную команду. — А.Ш.)
Эти части, желая выбрать себе получше места для наблюдения и обороны, направились каждая сама по себе к «проклятой» сопке — громадной, скалистой горе, бывшей тактическим ключом японской обороны (гора Сишань).
Постреливая, продвигаясь из одной лощины в другую, эти части вошли в мертвое пространство к подножию скалы, занятой японцами, и по соглашению командира роты и начальника охотничьей команды решились ею овладеть; на руках по одному вползли в тыл японцам, занимавшим сопку, и к 10 часам вечера 26 сентября после упорного штыкового боя на вершине сопки сделались хозяевами ее. Совершенно случайно, с небольшими потерями, неведомо для начальства мы владели целую ночь тактическим ключом японской обороны.
Начальство ночь с 26 на 27 сентября, тоже не спало — переговаривался по телефону командир 3-го корпуса с начальником Восточной группы корпусов, бароном Штакельбергом. Целью дальнейших действий 3-му корпусу ставилось овладение той самой сопкой, которую захватили уже лихие части 24-го полка.
Офицеры, захватившие сопку, решили дать знать о своем успехе в свой полк и в ближайшую часть войск. В темноте, в неизвестной, страшно дикой местности дозоры блуждают. Дозор, посланный в полк, пропал без вести — разбился в какой-нибудь пропасти или наткнулся на японцев. Один дозор нашел ночью одну нашу роту, но сонный ротный командир ответил, что ему приказано расположиться здесь и без приказания батальонного командира он никуда не пойдет. Послали третий дозор к батальонному командиру.
А японцы тем временем производят на горсть наших смельчаков контратаки, чтобы вернуть себе ключ своей позиции. Всю ночь атаки отбиваются. К утру истощаются патроны и энергия наших начинает сдавать; сознание громадного значения захваченного пункта начинает становиться смутным; поддержки — ниоткуда, общее равнодушие; инициатива сдает, сказываются утомление и отсутствие «предписания» защищать сопку до последней капли крови. Союз между ротой и охотничьей командой расторгается; охотники находят, что их разведочное, охотничье дело окончено на этом пункте, и охотничья команда уходит. Рота немного задерживается, но, не встречая нигде сочувствия, дух бодрости угашается, и рота отходит.
Тем временем для овладения этой сопкой двигаются 8 батальонов генерал-майора Данилова;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
23 сентября Западный отряд вышел на берега реки Шахэ и начал там закрепляться. В последующие дни русские корпуса свое наступление развивали вяло из-за ничем не оправданной осторожности. В результате наступательные действия теряли свою внезапность для противника. Когда в тот же день Восточный отряд начал охватывать у Баньяпузы восточный фланг Гвардейской резервной бригады генерала Умесавы, то неожиданно выяснилось, что она скрытно оставила занимаемые позиции и таким образом вышла из-под удара.
Маршал Ояма, в отличие от Куропаткина, не стал осторожничать на войне. Почувствовав опасность от наступления русских, он стал маневрировать силами, не желая отдавать русским инициативу в начавшемся большом сражении на реке Шахэ. Ояма, учитывая слабость своих оборонительных позиций, разбросанность сил и малочисленность резервов, принял решение не обороняться, а переходить в контрнаступление.
У убитого в бою подполковника русского Генерального штаба Пекуты японцы обнаружили среди служебных документов карты и копию боевого приказа командующего Маньчжурской армией о предстоящем сражении. Они были незамедлительно переведены с русского на японский язык. Это дало маршалу Ояме, который имел к тому времени довольно полные данные о сложившейся обстановке, убедиться окончательно, что он принял правильное решение, отдав приказ армиям перейти в контрнаступление.
К седьмому дню наступательной операции почти все корпуса русской армии оказались вытянутыми в линию протяженностью по фронту до 45 километров. В результате они не только не могли успешно наступать дальше, так как везде оказались из-за удлинения фронта слабы, но и не могли выдержать сосредоточенного контрудара противника, нацеленного на центр позиции Маньчжурской армии. То есть первоначальная ударная группировка русских войск из-за неумелого командования ходом наступательной операции «расплылась» по фронту.
Первым звонком о возросшей активности японцев стал бой за скалу (гору) Луатхалазу. Неприятель сумел замаскировать на крутых скалах 8 полевых орудий и с их помощью отбить атаку русских.
Начало активных действий неприятеля армейский штаб Куропаткина из поступавших с передовой донесений уловил быстро и забил тревогу. Командующий Маньчжурской армией с «легкой душой» отдает приказ успешно продвигавшимся почти повсеместно вперед войскам отказаться от «идеи наступления» и перейти к обороне.
Предполагая, что 2-я японская армия генерала Оку предпримет обход правого фланга Западного отряда, Куропаткин приказал его командиру генералу Бильдерлингу отвести свои авангарды к главным силам, но тот под разными предлогами уклонился от выполнения приказа командующего. В результате контратакующие японцы атаковали авангардные силы русских превосходящим числом в сопровождении сильного артиллерийского огня. Роты и батальоны русской пехоты встречали врага огнем и штыком, но при этом гибли от огня неприятельской артиллерии.
Особенно жаркий бой произошел за деревню Эндолиулу на берегу реки Шахэ. Укрепившихся здесь японцев штурмовали 139-й пехотный Моршанский полк и два батальона 140-го Зарайского полка. Они атаковали деревню с трех сторон, не открывая при этом ружейную стрельбу. Оборонявшийся в Эндолиулу японский пехотный полк был частью перебит, частью бежал из деревни.
Русский военный ученый-стратег с мировым именем А.А. Свечин, бывший во время войны капитаном Генерального штаба, в одной из своих книг «Предрассудки и боевая действительность» немало страниц посвятил Шахэйскому сражению. Он сообщает о фактах отсутствия взаимной поддержки между соседями, что сводило на нет частную инициативу командного состава:
«Тяжелую драму такого проявления инициативы представляют действия 9-й роты 24-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, во время нашего сентябрьского наступления (Шахэйский бой).
На 24-й полк возложена была задача — поддерживать связь между 1-м и 3-м Сибирскими корпусами, дебушировавшими из разных долин и начинавшими развертываться против японской позиции.
Командир полка, полковник Лечицкий, заметив значительный интервал между полком и 3-м Сибирским корпусом, выслал разновременно для установления более тесной связи 9-ю роту и охотничью команду (полковую разведывательную команду. — А.Ш.)
Эти части, желая выбрать себе получше места для наблюдения и обороны, направились каждая сама по себе к «проклятой» сопке — громадной, скалистой горе, бывшей тактическим ключом японской обороны (гора Сишань).
Постреливая, продвигаясь из одной лощины в другую, эти части вошли в мертвое пространство к подножию скалы, занятой японцами, и по соглашению командира роты и начальника охотничьей команды решились ею овладеть; на руках по одному вползли в тыл японцам, занимавшим сопку, и к 10 часам вечера 26 сентября после упорного штыкового боя на вершине сопки сделались хозяевами ее. Совершенно случайно, с небольшими потерями, неведомо для начальства мы владели целую ночь тактическим ключом японской обороны.
Начальство ночь с 26 на 27 сентября, тоже не спало — переговаривался по телефону командир 3-го корпуса с начальником Восточной группы корпусов, бароном Штакельбергом. Целью дальнейших действий 3-му корпусу ставилось овладение той самой сопкой, которую захватили уже лихие части 24-го полка.
Офицеры, захватившие сопку, решили дать знать о своем успехе в свой полк и в ближайшую часть войск. В темноте, в неизвестной, страшно дикой местности дозоры блуждают. Дозор, посланный в полк, пропал без вести — разбился в какой-нибудь пропасти или наткнулся на японцев. Один дозор нашел ночью одну нашу роту, но сонный ротный командир ответил, что ему приказано расположиться здесь и без приказания батальонного командира он никуда не пойдет. Послали третий дозор к батальонному командиру.
А японцы тем временем производят на горсть наших смельчаков контратаки, чтобы вернуть себе ключ своей позиции. Всю ночь атаки отбиваются. К утру истощаются патроны и энергия наших начинает сдавать; сознание громадного значения захваченного пункта начинает становиться смутным; поддержки — ниоткуда, общее равнодушие; инициатива сдает, сказываются утомление и отсутствие «предписания» защищать сопку до последней капли крови. Союз между ротой и охотничьей командой расторгается; охотники находят, что их разведочное, охотничье дело окончено на этом пункте, и охотничья команда уходит. Рота немного задерживается, но, не встречая нигде сочувствия, дух бодрости угашается, и рота отходит.
Тем временем для овладения этой сопкой двигаются 8 батальонов генерал-майора Данилова;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153