– Ты приняла решение? Я полагаю, срок еще небольшой.
– Да, срок небольшой. Нет, я еще не решила.– Изабел подняла глаза на отца.– Ты, наверное, считаешь, что я должна избавиться от ребенка? Забыть, как страшный сон, и продолжить блестящую карьеру?
– Необязательно,– проговорил Джеймс после паузы.– Только если…
– Мою крутую карьеру,– с горечью продолжила Изабёл.– Вернуться к прекрасной жизни, состоящей из перелетов, гостиниц и иностранных бизнесменов, которые клеятся ко мне, потому что я всегда свободна.
Джеймс пристально посмотрел на дочь.
– Разве тебе не нравится твоя работа? Я думал – мы все думали,– она доставляет тебе радость.
– Доставляет,– согласилась Изабел.– Большую часть времени. Но порой мне бывает одиноко, иногда я устаю, а иногда мне хочется бросить все к чертовой матери.– Она сделала глоток чая.– Порой я мечтаю, что лучше бы вышла замуж, родила троих детей и жила припеваючи, не зная, что такое работа.
– Я не знал, что у тебя бывают такие настроения,– сдвинул брови Джеймс.– Мне казалось, тебе нравится быть деловой женщиной.
– Я не деловая женщина.– Изабел резко поставила кружку на стол.– Я – личность. Занятая делом.
– Я не хотел…
– Хотел! – раздраженно воскликнула Изабел.– Ты привык так обо мне думать. Карьера – и все. Ты забываешь о том, что во мне есть и другие стороны.
– Не забываю.
– Нет, забываешь. Я сама очень часто об этом забываю.
Отец и дочь помолчали. Изабел достала пакет с кукурузными хлопьями, заглянула в него и со вздохом отложила. Джеймс допил чай и потянулся за портфелем.
– Извини, мне пора.
– Ты и вправду пойдешь сегодня на работу?
– Боюсь, у меня нет выбора. Там такое сейчас творится! Если я не появлюсь, завтра меня уволят.
– В самом деле?
– Ну, не завтра.– Джеймс грустно улыбнулся.– Но мне все равно надо идти.
– Прости,– сказала Изабел.– Я не знала.
– Ничего. Ты и не должна была знать. Я не очень-то распространялся об этом.
– Дома тоже хватает проблем.
– Да уж,– с жаром согласился Джеймс.
Изабел широко улыбнулась.
– Готова поспорить, ты рад, что можешь сбежать отсюда.
Я вовсе сбегаю,– возразил Джеймс.– Гарри Пиннакл уже просил с ним встретиться. Наверняка хочет обсудить, во что нам обойдется это фиаско.– Он скривился.– Стоит Гарри Пиннаклу щелкнуть пальцами, и весь мир должен завилять хвостом.
– Ладно,– примирительно сказала Изабел.– Желаю удачи.
У двери Джеймс Хэвилл остановился.
– Слушай, а за кого бы ты вышла замуж? – поинтересовался он.– И от кого родила троих детей?
– Не знаю,– пожала плечами Изабел.– Дайка припомнить, с кем я встречалась? Ну, например, от Дэна Уильямса.
Джеймс горестно застонал.
– Замечательный выбор, родная! Послушай, ребенок ведь не…
– Нет.– Изабел невольно рассмеялась.– Не волнуйся, не от него.
Саймон проснулся совершенно разбитым. Голова раскалывалась, воспаленные глаза болели, отчаяние тяжелым камнем давило на грудь. Из-за штор пробивался яркий луч зимнего солнца; снизу, из холла, доносился легкий запах каминного дымка, смешанный с ароматом свежего кофе, заваренного в столовой. Однако ничто не могло умалить горя Саймона, его разочарования и, прежде всего, острого ощущения неудачи.
Гневные слова, которые он бросил Милли вчера вечером, все еще звенели в голове с такой четкостью, будто он произнес их пять минут назад.
Как в сцене из театральной пьесы. Сцене, которой – как он понял – ему следовало ожидать.
Его пронзил новый укол нестерпимой боли и унижения, и Саймон перевернулся в постели, зарывшись головой в подушку. Почему он ничего не замечал? Как вообще позволил себе увериться, что может рассчитывать на счастливый брак? Почему бы ему просто не смириться с тем, что он конченый неудачник? Сперва провалился в бизнесе, а теперь и в браке. Отец, горько усмехнулся Саймон, хотя бы дошел до алтаря; его не предали за два дня до свадьбы.
Перед ним предстало лицо Милли: покрасневшее, заплаканное, искаженное страданием,– такой она была вчера вечером,– и на мгновение Саймон смягчился. Ему захотелось позвонить ей, сказать, что он по-прежнему любит ее, по-прежнему хочет на ней жениться. Он уложит ее в постель, поцелует распухшие губы, постарается забыть все, что случилось в прошлом. Искушение было велико; нет, если честно, просто огромно.
Однако Саймон не имел права так поступить. Как выслушивать ее клятвы, зная, что однажды она уже приносила их другому? Жить, мучительно гадая, какие еще тайны она хранит? Это не просто трещинка в отношениях, которая сгладится и исчезнет сама по себе. Это глубокая, зияющая пропасть, появление которой полностью изменило существующий порядок вещей, превратило их взаимоотношения в нечто неузнаваемое.
Саймону невольно вспомнился тот летний вечер, когда он сделал Милли предложение. Она повела себя именно так, как полагается: чуть-чуть всплакнула, чуть-чуть посмеялась, ахнула от восторга, увидев кольцо… Но о чем она думала на самом деле? Может быть, смеялась над ним? Воспринимала ли их помолвку всерьез? Разделяла ли вообще его взгляды?
Несколько минут Саймон лежал неподвижно, от горя не в силах пошевелиться. Он терзал себя, мысленно представляя Милли, стараясь неким образом соотнести то, что ему стало известно, со своими воспоминаниями о ней как о его невесте. Прекрасная, очаровательная, нежная. Скрытная, нечестная, двуличная. Причем она, по-видимому, даже не осознает, что натворила. Считает брак с другим мужчиной пустячным делом, которое можно выбросить из головы и забыть.
В нем снова проснулись гнев и боль. Саймон сел и попытался привести мысли в порядок, отвлечься. Раздвинул шторы и, не обращая внимания на замечательный вид из окна, начал торопливо одеваться. Надо с головой уйти в работу. Начать все заново и преодолеть себя. На это потребуется время, но он справится.
Саймон сбежал вниз по лестнице в столовую. Гарри сидел за столом.
– Доброе утро,– поздоровался он, выглядывая из-за газеты.
– Доброе утро.
Саймон подозрительно покосился на отца, готовый уловить в его голосе презрение или издевку.
Однако во взгляде Гарри, похоже, было лишь искреннее участие.
– Ну, так ты расскажешь мне, что все-таки произошло?
– Свадьба не состоится.
– Я уже понял. Но почему? Ты не хочешь говорить?
Саймон молча потянулся за кофейником. Вчера он ворвался в дом в бешенстве, слишком разгневанный и униженный, чтобы с кем-то общаться. Он до сих пор ощущал и гнев, и унижение; ему по-прежнему хотелось, чтобы о предательстве Милли никто не знал. С другой стороны, все равно бремя страдания нести ему в одиночку.
– Она уже замужем.
Послышался шелест – Гарри Пиннакл резко отшвырнул газету.
– Замужем? Господи боже, за кем?
– За каким-то американским гомиком. Они познакомились десять лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Да, срок небольшой. Нет, я еще не решила.– Изабел подняла глаза на отца.– Ты, наверное, считаешь, что я должна избавиться от ребенка? Забыть, как страшный сон, и продолжить блестящую карьеру?
– Необязательно,– проговорил Джеймс после паузы.– Только если…
– Мою крутую карьеру,– с горечью продолжила Изабёл.– Вернуться к прекрасной жизни, состоящей из перелетов, гостиниц и иностранных бизнесменов, которые клеятся ко мне, потому что я всегда свободна.
Джеймс пристально посмотрел на дочь.
– Разве тебе не нравится твоя работа? Я думал – мы все думали,– она доставляет тебе радость.
– Доставляет,– согласилась Изабел.– Большую часть времени. Но порой мне бывает одиноко, иногда я устаю, а иногда мне хочется бросить все к чертовой матери.– Она сделала глоток чая.– Порой я мечтаю, что лучше бы вышла замуж, родила троих детей и жила припеваючи, не зная, что такое работа.
– Я не знал, что у тебя бывают такие настроения,– сдвинул брови Джеймс.– Мне казалось, тебе нравится быть деловой женщиной.
– Я не деловая женщина.– Изабел резко поставила кружку на стол.– Я – личность. Занятая делом.
– Я не хотел…
– Хотел! – раздраженно воскликнула Изабел.– Ты привык так обо мне думать. Карьера – и все. Ты забываешь о том, что во мне есть и другие стороны.
– Не забываю.
– Нет, забываешь. Я сама очень часто об этом забываю.
Отец и дочь помолчали. Изабел достала пакет с кукурузными хлопьями, заглянула в него и со вздохом отложила. Джеймс допил чай и потянулся за портфелем.
– Извини, мне пора.
– Ты и вправду пойдешь сегодня на работу?
– Боюсь, у меня нет выбора. Там такое сейчас творится! Если я не появлюсь, завтра меня уволят.
– В самом деле?
– Ну, не завтра.– Джеймс грустно улыбнулся.– Но мне все равно надо идти.
– Прости,– сказала Изабел.– Я не знала.
– Ничего. Ты и не должна была знать. Я не очень-то распространялся об этом.
– Дома тоже хватает проблем.
– Да уж,– с жаром согласился Джеймс.
Изабел широко улыбнулась.
– Готова поспорить, ты рад, что можешь сбежать отсюда.
Я вовсе сбегаю,– возразил Джеймс.– Гарри Пиннакл уже просил с ним встретиться. Наверняка хочет обсудить, во что нам обойдется это фиаско.– Он скривился.– Стоит Гарри Пиннаклу щелкнуть пальцами, и весь мир должен завилять хвостом.
– Ладно,– примирительно сказала Изабел.– Желаю удачи.
У двери Джеймс Хэвилл остановился.
– Слушай, а за кого бы ты вышла замуж? – поинтересовался он.– И от кого родила троих детей?
– Не знаю,– пожала плечами Изабел.– Дайка припомнить, с кем я встречалась? Ну, например, от Дэна Уильямса.
Джеймс горестно застонал.
– Замечательный выбор, родная! Послушай, ребенок ведь не…
– Нет.– Изабел невольно рассмеялась.– Не волнуйся, не от него.
Саймон проснулся совершенно разбитым. Голова раскалывалась, воспаленные глаза болели, отчаяние тяжелым камнем давило на грудь. Из-за штор пробивался яркий луч зимнего солнца; снизу, из холла, доносился легкий запах каминного дымка, смешанный с ароматом свежего кофе, заваренного в столовой. Однако ничто не могло умалить горя Саймона, его разочарования и, прежде всего, острого ощущения неудачи.
Гневные слова, которые он бросил Милли вчера вечером, все еще звенели в голове с такой четкостью, будто он произнес их пять минут назад.
Как в сцене из театральной пьесы. Сцене, которой – как он понял – ему следовало ожидать.
Его пронзил новый укол нестерпимой боли и унижения, и Саймон перевернулся в постели, зарывшись головой в подушку. Почему он ничего не замечал? Как вообще позволил себе увериться, что может рассчитывать на счастливый брак? Почему бы ему просто не смириться с тем, что он конченый неудачник? Сперва провалился в бизнесе, а теперь и в браке. Отец, горько усмехнулся Саймон, хотя бы дошел до алтаря; его не предали за два дня до свадьбы.
Перед ним предстало лицо Милли: покрасневшее, заплаканное, искаженное страданием,– такой она была вчера вечером,– и на мгновение Саймон смягчился. Ему захотелось позвонить ей, сказать, что он по-прежнему любит ее, по-прежнему хочет на ней жениться. Он уложит ее в постель, поцелует распухшие губы, постарается забыть все, что случилось в прошлом. Искушение было велико; нет, если честно, просто огромно.
Однако Саймон не имел права так поступить. Как выслушивать ее клятвы, зная, что однажды она уже приносила их другому? Жить, мучительно гадая, какие еще тайны она хранит? Это не просто трещинка в отношениях, которая сгладится и исчезнет сама по себе. Это глубокая, зияющая пропасть, появление которой полностью изменило существующий порядок вещей, превратило их взаимоотношения в нечто неузнаваемое.
Саймону невольно вспомнился тот летний вечер, когда он сделал Милли предложение. Она повела себя именно так, как полагается: чуть-чуть всплакнула, чуть-чуть посмеялась, ахнула от восторга, увидев кольцо… Но о чем она думала на самом деле? Может быть, смеялась над ним? Воспринимала ли их помолвку всерьез? Разделяла ли вообще его взгляды?
Несколько минут Саймон лежал неподвижно, от горя не в силах пошевелиться. Он терзал себя, мысленно представляя Милли, стараясь неким образом соотнести то, что ему стало известно, со своими воспоминаниями о ней как о его невесте. Прекрасная, очаровательная, нежная. Скрытная, нечестная, двуличная. Причем она, по-видимому, даже не осознает, что натворила. Считает брак с другим мужчиной пустячным делом, которое можно выбросить из головы и забыть.
В нем снова проснулись гнев и боль. Саймон сел и попытался привести мысли в порядок, отвлечься. Раздвинул шторы и, не обращая внимания на замечательный вид из окна, начал торопливо одеваться. Надо с головой уйти в работу. Начать все заново и преодолеть себя. На это потребуется время, но он справится.
Саймон сбежал вниз по лестнице в столовую. Гарри сидел за столом.
– Доброе утро,– поздоровался он, выглядывая из-за газеты.
– Доброе утро.
Саймон подозрительно покосился на отца, готовый уловить в его голосе презрение или издевку.
Однако во взгляде Гарри, похоже, было лишь искреннее участие.
– Ну, так ты расскажешь мне, что все-таки произошло?
– Свадьба не состоится.
– Я уже понял. Но почему? Ты не хочешь говорить?
Саймон молча потянулся за кофейником. Вчера он ворвался в дом в бешенстве, слишком разгневанный и униженный, чтобы с кем-то общаться. Он до сих пор ощущал и гнев, и унижение; ему по-прежнему хотелось, чтобы о предательстве Милли никто не знал. С другой стороны, все равно бремя страдания нести ему в одиночку.
– Она уже замужем.
Послышался шелест – Гарри Пиннакл резко отшвырнул газету.
– Замужем? Господи боже, за кем?
– За каким-то американским гомиком. Они познакомились десять лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69