— крикнул Вязников.
— Раствор! — скомандовал старший Морозов.
— Бегу! — откликнулся Ромка и побежал с тачкой к Полянскому.
Водила фыркнул:
— Чокнутые.
Вязников проводил очередной блок и подошел ближе к борту.
— …брюхатая, — донеслось до его слуха.
Александр неслышно спрыгнул на землю сзади.
— Идио… — Водитель двинулся назад, развернулся и тут же столкнулся с Александром нос к носу. — Ты чего?
— Ты мне хочешь что-то сказать?
— А что?
Мужик был не из пугливых, но шаг назад все же сделал. Он был в возрасте, седые короткие волосы, мясистое, с глубокими морщинами лицо.
Вязников шагнул вперед. Перед глазами вспыхнула яркая летняя зелень травы, кровь и тела. Саша вспомнил, как несколько месяцев назад на этом месте, вот там, за кустами, он почти в упор застрелил ублюдка с пистолетом. И потом долго грузил тела в машины. Вспомнил, какими глазами смотрели на него ребята Иван Иваныча, приехавшие, чтобы раскидать по запчастям раскуроченные «трофейные» автомобили.
Что уж там увидел в его глазах водила?.. Но что-то увидел, точно.
Мужик прижался спиной к грузовику и побелел.
— Пшел в кабину, и чтобы я тебя больше не видел, — процедил Вязников, чувствуя, что еще минута такого общения, и «планочка упадет».
Водила, в сущности, обычное бытовое хамло, юркнул в приоткрытую дверь с облупившейся синей краской и пятнами ржавчины. Щелкнул замок.
Вязников с трудом забрался в кузов, подцепил очередной блок и сел на нагретый солнцем борт.
Погладил шершавой ладонью щеку, почувствовав, как напряглись мышцы лица.
Когда-то, давным-давно, человек, отнявший чужие жизни, считался нечистым, слишком близким к чужой смерти. За его левым плечом незримо стоял кто-то, смотрел его глазами. Остальные люди это чувствовали, сторонились.
«Ничего не изменилось, — подумал Александр. — С тех пор ничего не изменилось. Как будто черные крылья за спиной. Для таких ерундовых разборок я слишком страшный. Все равно что засовывать тротиловую шашку в крысиную нору».
В котловане уже четко вырисовывался правильный прямоугольник. Уже скоро на этом месте вырастет новый дом. В нем будут жить люди, со своими горестями и радостями. Каждая стена обрастет своей историей. Каждая ступенька обретет только ей присущий звук.
Люди суетились в котловане, за рабочим азартом даже не подозревая, что сейчас своими руками строят будущее.
Вязников усмехнулся. Почему-то вспомнилось, что у себя дома он до сих пор четко помнит тот угол, в который его ставил отец.
Дом. Это не просто стены. Это эмоции, история, память. Дом — это Принцип. Основа той жизни, где есть место Клану, сообществу людей, объединенных общей Историей, Землей и Кровью. Людей, объединенному усилию воли которых не может сопротивляться ничто на Земле.
Когда в котловане дружно заорали мужчины, Катерина вздрогнула. И, словно в ответ, зашевелился внутри ребенок. Она прислушалась, осторожно положив руку на живот.
— Спокойно, спокойно, — быстрой скороговоркой заговорила она. — Все хорошо, все нормально. Это наши первый камень поставили, ничего страшного. Радуются. Тихо, тихо…
Маленький успокаиваться не желал, ворочался, бил ножкой.
— Как ты разволновался… — нахмурилась Катя.
Она перехватила встревоженный взгляд Сергея. Улыбнулась, незаметно махнула рукой. Все в порядке, мол. В последнее время их отношения стали ближе. Младший Огарев всячески заботился о ней, задерживаясь в ее комнате допоздна. Сережа беспокоился о будущем ребенке как о своем собственном. Спорил с ней об имени, расписывал, какой должна быть детская, иногда заставляя Катю хохотать своими понятиями о дизайне интерьера. Она, подобно Пенелопе, распускавшей свое рукоделье каждую ночь, дорисовывала портрет Сергея по штриху, понимая, что никогда не сможет закончить этот официальный предлог для его частых визитов. Где-то глубоко внутри Катя чувствовала, что будет рисовать эту картину всю свою жизнь.
В их отношениях не хватало одного маленького вопроса, на который Катерина уже знала ответ.
Когда в воздух взмыл последний блок и грузовики начали, тяжело ворча, разворачиваться в обратный путь, Катя разместила над мангалом последний шампур и удовлетворенно вытерла руки бумажным полотенцем.
Она встала, собираясь позвать Эллочку приглядеть за шашлыком, но на стройке вдруг произошло очередное грандиозное событие.
— Последний камень в фундамент семейства Огаревых, — что есть мочи завопил Морозов-старший.
— Ура!! — подхватил усталый мужской хор.
Внизу живота екнуло. По спине пробежал холодный поток мурашек, и Катерина почувствовала, как по ногам что-то струится…
— Мама!!!
И мир забегал вокруг.
Носились все. Включая щенка Полянских.
Кто-то тащил «тревожный чемоданчик», кто-то заводил машину, причем сразу две. Кто-то подхватывал ее под руки и вел куда-то. Все галдели, волновались и бегали.
— Да успокойтесь вы, — стонала Катя. — Успокойтесь!
— Дыши! — испуганно отвечали ей.
— Дышу я, дышу…
Когда наконец Вика прыгнула за руль, а по бокам Кати уселись Лариса и Лида, отец вдруг вспомнил про медальон. Женщины замахали руками, взяли, мол, взяли…
— Так какого хрена вы ждете?! — завопил Александр. — Езжайте!
В последний момент в машину вскочил Сергей.
— Тебя куда черти несут?! — рявкнула Лида.
— Я чемоданчик понесу! — заявил он испуганно.
— Ой, поехали!!! — заголосила Катерина.
Вика утопила педаль в пол.
Маленькой девочке уже надоела суета. Надоело ожидание. Ее интересовал мир, огромный, пахнущий лесом, вкусным хлебом, жизнью. Ей хотелось туда, где светит солнце. Где живут большие-большие, до самого неба, люди. Где можно расти. Становиться выше, больше, сильнее, красивее.
Ее жизнь там, внутри мамы, просто кончилась. Маленькой девочке хотелось идти дальше.
От рождения к рождению. Вперед и вверх. К небу, которое так близко.
Виктор Косенков
март 2004 года
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Раствор! — скомандовал старший Морозов.
— Бегу! — откликнулся Ромка и побежал с тачкой к Полянскому.
Водила фыркнул:
— Чокнутые.
Вязников проводил очередной блок и подошел ближе к борту.
— …брюхатая, — донеслось до его слуха.
Александр неслышно спрыгнул на землю сзади.
— Идио… — Водитель двинулся назад, развернулся и тут же столкнулся с Александром нос к носу. — Ты чего?
— Ты мне хочешь что-то сказать?
— А что?
Мужик был не из пугливых, но шаг назад все же сделал. Он был в возрасте, седые короткие волосы, мясистое, с глубокими морщинами лицо.
Вязников шагнул вперед. Перед глазами вспыхнула яркая летняя зелень травы, кровь и тела. Саша вспомнил, как несколько месяцев назад на этом месте, вот там, за кустами, он почти в упор застрелил ублюдка с пистолетом. И потом долго грузил тела в машины. Вспомнил, какими глазами смотрели на него ребята Иван Иваныча, приехавшие, чтобы раскидать по запчастям раскуроченные «трофейные» автомобили.
Что уж там увидел в его глазах водила?.. Но что-то увидел, точно.
Мужик прижался спиной к грузовику и побелел.
— Пшел в кабину, и чтобы я тебя больше не видел, — процедил Вязников, чувствуя, что еще минута такого общения, и «планочка упадет».
Водила, в сущности, обычное бытовое хамло, юркнул в приоткрытую дверь с облупившейся синей краской и пятнами ржавчины. Щелкнул замок.
Вязников с трудом забрался в кузов, подцепил очередной блок и сел на нагретый солнцем борт.
Погладил шершавой ладонью щеку, почувствовав, как напряглись мышцы лица.
Когда-то, давным-давно, человек, отнявший чужие жизни, считался нечистым, слишком близким к чужой смерти. За его левым плечом незримо стоял кто-то, смотрел его глазами. Остальные люди это чувствовали, сторонились.
«Ничего не изменилось, — подумал Александр. — С тех пор ничего не изменилось. Как будто черные крылья за спиной. Для таких ерундовых разборок я слишком страшный. Все равно что засовывать тротиловую шашку в крысиную нору».
В котловане уже четко вырисовывался правильный прямоугольник. Уже скоро на этом месте вырастет новый дом. В нем будут жить люди, со своими горестями и радостями. Каждая стена обрастет своей историей. Каждая ступенька обретет только ей присущий звук.
Люди суетились в котловане, за рабочим азартом даже не подозревая, что сейчас своими руками строят будущее.
Вязников усмехнулся. Почему-то вспомнилось, что у себя дома он до сих пор четко помнит тот угол, в который его ставил отец.
Дом. Это не просто стены. Это эмоции, история, память. Дом — это Принцип. Основа той жизни, где есть место Клану, сообществу людей, объединенных общей Историей, Землей и Кровью. Людей, объединенному усилию воли которых не может сопротивляться ничто на Земле.
Когда в котловане дружно заорали мужчины, Катерина вздрогнула. И, словно в ответ, зашевелился внутри ребенок. Она прислушалась, осторожно положив руку на живот.
— Спокойно, спокойно, — быстрой скороговоркой заговорила она. — Все хорошо, все нормально. Это наши первый камень поставили, ничего страшного. Радуются. Тихо, тихо…
Маленький успокаиваться не желал, ворочался, бил ножкой.
— Как ты разволновался… — нахмурилась Катя.
Она перехватила встревоженный взгляд Сергея. Улыбнулась, незаметно махнула рукой. Все в порядке, мол. В последнее время их отношения стали ближе. Младший Огарев всячески заботился о ней, задерживаясь в ее комнате допоздна. Сережа беспокоился о будущем ребенке как о своем собственном. Спорил с ней об имени, расписывал, какой должна быть детская, иногда заставляя Катю хохотать своими понятиями о дизайне интерьера. Она, подобно Пенелопе, распускавшей свое рукоделье каждую ночь, дорисовывала портрет Сергея по штриху, понимая, что никогда не сможет закончить этот официальный предлог для его частых визитов. Где-то глубоко внутри Катя чувствовала, что будет рисовать эту картину всю свою жизнь.
В их отношениях не хватало одного маленького вопроса, на который Катерина уже знала ответ.
Когда в воздух взмыл последний блок и грузовики начали, тяжело ворча, разворачиваться в обратный путь, Катя разместила над мангалом последний шампур и удовлетворенно вытерла руки бумажным полотенцем.
Она встала, собираясь позвать Эллочку приглядеть за шашлыком, но на стройке вдруг произошло очередное грандиозное событие.
— Последний камень в фундамент семейства Огаревых, — что есть мочи завопил Морозов-старший.
— Ура!! — подхватил усталый мужской хор.
Внизу живота екнуло. По спине пробежал холодный поток мурашек, и Катерина почувствовала, как по ногам что-то струится…
— Мама!!!
И мир забегал вокруг.
Носились все. Включая щенка Полянских.
Кто-то тащил «тревожный чемоданчик», кто-то заводил машину, причем сразу две. Кто-то подхватывал ее под руки и вел куда-то. Все галдели, волновались и бегали.
— Да успокойтесь вы, — стонала Катя. — Успокойтесь!
— Дыши! — испуганно отвечали ей.
— Дышу я, дышу…
Когда наконец Вика прыгнула за руль, а по бокам Кати уселись Лариса и Лида, отец вдруг вспомнил про медальон. Женщины замахали руками, взяли, мол, взяли…
— Так какого хрена вы ждете?! — завопил Александр. — Езжайте!
В последний момент в машину вскочил Сергей.
— Тебя куда черти несут?! — рявкнула Лида.
— Я чемоданчик понесу! — заявил он испуганно.
— Ой, поехали!!! — заголосила Катерина.
Вика утопила педаль в пол.
Маленькой девочке уже надоела суета. Надоело ожидание. Ее интересовал мир, огромный, пахнущий лесом, вкусным хлебом, жизнью. Ей хотелось туда, где светит солнце. Где живут большие-большие, до самого неба, люди. Где можно расти. Становиться выше, больше, сильнее, красивее.
Ее жизнь там, внутри мамы, просто кончилась. Маленькой девочке хотелось идти дальше.
От рождения к рождению. Вперед и вверх. К небу, которое так близко.
Виктор Косенков
март 2004 года
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78