Больше разговоров не было, пока мы не выехали с территории аэропорта. Тогда он дал мне повязку на глаза и попросил меня завязать ее.
В мутных водах шпионажа каждый учится рассчитывать на подобные вещи. В течение следующих тридцати минут я сидел в темноте. Я предполагал, что мы едем на встречу с верхушкой египетских служб безопасности и разведки. Единственной целью моего приезда в Египет было предать моего прежнего работодателя, знаменитую израильскую спецслужбу Моссад.
Не каждый день случается, что в их дверь стучит агент Моссад с целью сдаться и выдать секреты. Я ожидал пресловутый прием с расстиланием красного ковра, и очень ошибся. Из-за повязки на глазах я полностью сконцентрировался на шумах. Я четко слышал типичный шум большого ближневосточного города. Полное звуков смешение автомобильных гудков и криков торговцев было мне хорошо знакомо. К шуму примешивался запах угольных печей и верблюжьего навоза. Я вспоминал Яффу или Восточный Иерусалим.
Через некоторое время шум утих, и я слышал только свист горячего воздуха через открытое окно. Я мог бы поклясться, что однажды услышал гудение дизеля и лязг танковых гусениц. Я достаточно долго прослужил в армии, чтобы понять – мы прибыли на военную базу.
Когда с меня наконец-то сняли повязку, я увидел, что мы находимся во внутреннем дворе комплекса зданий, похожих на старый лагерь британской армии. Большая квадратная площадь была окружена запущенным пятиэтажным зданием.
По темной лестнице меня привели на третий этаж. Два охранника в униформе и с автоматами встретили нас и провели через длинный грязный коридор к зеленой железной двери. Я думал, что за ней находится бюро, где произойдет моя встреча с гостеприимными хозяевами. Вместо этого я очутился в камере площадью в 10 квадратных метров. За мной захлопнулась тяжелая железная дверь. После этого я услышал щелчок запираемого замка и шаги моих удалявшихся сопровождающих.
Сначала я подумал, что речь идет о временном решении. Воздух был полон запахов мочи и экскрементов. Через зарешеченное окно можно было видеть только внутренний двор. Большая железная койка, занимавшая большую часть камеры, не была добрым знаком. Все было похоже на то, что мне придется остаться здесь надолго. Меня охватила паника. Мне стало ясно, что я пленный, и что никто в мире не знает, где я нахожусь.
Я протиснулся через неровное отверстие, пробитое в толстой стенке, похожее на склеп. Там я нашел душ с грязной клеенчатой занавеской. Напротив душа пол был наклонен, с дырой посередине – примитивный туалет, который мы в армии называли «очком». Я быстро отпрыгнул назад, увидев, что у дыры, источника вони, кишело тараканами.
Через десять минут я услышал, как в замке повернулся ключ. Теперь, подумал я, они вытащат меня отсюда и извинятся. Я был готов принять их извинения и воспринимать все произошедшее, как то, что иногда случается в жизни.
Старик в белой длинной рубашке «галабия» вошел в камеру с подносом с фруктами, большой кружкой лимонада и единственным стаканом в руке. Он улыбнулся и поставил поднос на столик возле кровати. Охранник в униформе стоял в двери и наблюдал за нами. Старик зашел в выдолбленную в стене душевую, чтобы заменить полотенце на новое, которое он нес, перекинутым через руку. Через несколько часов он опять принес мне немного еды и новую кружку лимонада.
Ночью после первого дня в заключении я оценил сложившуюся ситуацию, и прогноз мой был плох. Не было никакого логического обоснования, чтобы они так обращались со мной как сейчас, если они, конечно, не знают чего-то, что они не должны были знать и не ведут со мной злую игру. Что они планируют? Я находился в полной изоляции, и все не имело никакого смысла.
Через окно я увидел охранника в униформе, который сидел на деревянном стуле у больших ворот. Иногда он открывал маленькую боковую дверь, чтобы переговорить с кем-то.
Большая дверь открывалась каждое утро в 9 часов с громким лязгом, чтобы впустить белый автомобиль, похожий на тот, на котором привезли меня. Я одевался и ждал кого-то, кто со мной поговорил бы. Но никто не приходил. В шесть часов вечера белая машина уезжала со двора. Я кричал и лупил жестяной миской по решетке, но, казалось, этого никто не замечал.
Жара не спадала, даже ночью. Я поставил трескучий вентилятор на край стола и направил его на себя. Потом я лег на спину в нижнем белье и накрыл голову и грудь мокрым платком. Моя голова покоилась на твердой подушке и я попытался уснуть. Уже в конце первого дня меня перестала особо раздражать вонь. И полчища тараканов мне уже не мешали, если они не доползали до моей пищи и оставались у «очка». Бесчисленные мысли проносились ночью в моей голове и не давали уснуть.
Особенно мучил меня один вопрос. Какого черта меня занесло в эту десятиметровую камеру где-то за окраинами Каира? Меня не покидала пугающая мысль, что я проведу в ней остаток моей жизни, что моя жена и мои дети в Канаде никогда не узнают, что я не сбежал от них, а попал в мышеловку.
Я не мог сказать, когда и где это кончится, но я почти с точностью до минуты мог сказать, с чего это все началось.
Понедельник, 3 февраля 1986 года. Кипр
Это было шестью месяцами раньше, в понедельник, 3 февраля 1986 года. Я жил в гостинице «Сан Холл» в Ларнаке на Кипре. Я был там, чтобы встретиться с одним бельгийским террористом. У меня в кармане был фальшивый британский паспорт на имя Джейсона Бёртона. Бельгиец был членом левой террористической организации, которая называла себя ССС (Cellules Communistes Combattantes – «Боевые коммунистические ячейки»).
Согласно паспорту я прилетел на самолете в Ларнаку днем раньше. У меня был билет и борт-карта авиакомпании «Олимпик Эруэйз», чтобы доказать это. Бельгиец должен был получить от меня ключ от запаркованного в Брюсселе автомобиля, загруженного не обнаруживаемой пластиковой взрывчаткой и парой тысяч первоклассных подрывных зарядов. Взамен я должен был получить от него банковскую квитанцию о переводе на счет одного из швейцарских банков более чем двух миллионов долларов.
Это была молниеносная операция, а я тогда был полноправным оперативным офицером Моссад. Но при выполнении этого задания с самого начала все пошло наперекосяк. На самом деле я прибыл в Ларнаку не на самолете, а на корабле. Большую часть пути я проделал на борту сторожевого катера «Дабур», из израильского порта Ашдод. На расстоянии 100 км от Кипра я пересел с катера на яхту. Яхта ходила под греческим флагом и регулярно посещала Ларнаку. Это была не просто яхта, а плавучая конспиративная квартира операторов Моссад. Ведь это было очень трудно, снять на таком маленьком острове надежные конспиративные квартиры и сохранять их предназначение в тайне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
В мутных водах шпионажа каждый учится рассчитывать на подобные вещи. В течение следующих тридцати минут я сидел в темноте. Я предполагал, что мы едем на встречу с верхушкой египетских служб безопасности и разведки. Единственной целью моего приезда в Египет было предать моего прежнего работодателя, знаменитую израильскую спецслужбу Моссад.
Не каждый день случается, что в их дверь стучит агент Моссад с целью сдаться и выдать секреты. Я ожидал пресловутый прием с расстиланием красного ковра, и очень ошибся. Из-за повязки на глазах я полностью сконцентрировался на шумах. Я четко слышал типичный шум большого ближневосточного города. Полное звуков смешение автомобильных гудков и криков торговцев было мне хорошо знакомо. К шуму примешивался запах угольных печей и верблюжьего навоза. Я вспоминал Яффу или Восточный Иерусалим.
Через некоторое время шум утих, и я слышал только свист горячего воздуха через открытое окно. Я мог бы поклясться, что однажды услышал гудение дизеля и лязг танковых гусениц. Я достаточно долго прослужил в армии, чтобы понять – мы прибыли на военную базу.
Когда с меня наконец-то сняли повязку, я увидел, что мы находимся во внутреннем дворе комплекса зданий, похожих на старый лагерь британской армии. Большая квадратная площадь была окружена запущенным пятиэтажным зданием.
По темной лестнице меня привели на третий этаж. Два охранника в униформе и с автоматами встретили нас и провели через длинный грязный коридор к зеленой железной двери. Я думал, что за ней находится бюро, где произойдет моя встреча с гостеприимными хозяевами. Вместо этого я очутился в камере площадью в 10 квадратных метров. За мной захлопнулась тяжелая железная дверь. После этого я услышал щелчок запираемого замка и шаги моих удалявшихся сопровождающих.
Сначала я подумал, что речь идет о временном решении. Воздух был полон запахов мочи и экскрементов. Через зарешеченное окно можно было видеть только внутренний двор. Большая железная койка, занимавшая большую часть камеры, не была добрым знаком. Все было похоже на то, что мне придется остаться здесь надолго. Меня охватила паника. Мне стало ясно, что я пленный, и что никто в мире не знает, где я нахожусь.
Я протиснулся через неровное отверстие, пробитое в толстой стенке, похожее на склеп. Там я нашел душ с грязной клеенчатой занавеской. Напротив душа пол был наклонен, с дырой посередине – примитивный туалет, который мы в армии называли «очком». Я быстро отпрыгнул назад, увидев, что у дыры, источника вони, кишело тараканами.
Через десять минут я услышал, как в замке повернулся ключ. Теперь, подумал я, они вытащат меня отсюда и извинятся. Я был готов принять их извинения и воспринимать все произошедшее, как то, что иногда случается в жизни.
Старик в белой длинной рубашке «галабия» вошел в камеру с подносом с фруктами, большой кружкой лимонада и единственным стаканом в руке. Он улыбнулся и поставил поднос на столик возле кровати. Охранник в униформе стоял в двери и наблюдал за нами. Старик зашел в выдолбленную в стене душевую, чтобы заменить полотенце на новое, которое он нес, перекинутым через руку. Через несколько часов он опять принес мне немного еды и новую кружку лимонада.
Ночью после первого дня в заключении я оценил сложившуюся ситуацию, и прогноз мой был плох. Не было никакого логического обоснования, чтобы они так обращались со мной как сейчас, если они, конечно, не знают чего-то, что они не должны были знать и не ведут со мной злую игру. Что они планируют? Я находился в полной изоляции, и все не имело никакого смысла.
Через окно я увидел охранника в униформе, который сидел на деревянном стуле у больших ворот. Иногда он открывал маленькую боковую дверь, чтобы переговорить с кем-то.
Большая дверь открывалась каждое утро в 9 часов с громким лязгом, чтобы впустить белый автомобиль, похожий на тот, на котором привезли меня. Я одевался и ждал кого-то, кто со мной поговорил бы. Но никто не приходил. В шесть часов вечера белая машина уезжала со двора. Я кричал и лупил жестяной миской по решетке, но, казалось, этого никто не замечал.
Жара не спадала, даже ночью. Я поставил трескучий вентилятор на край стола и направил его на себя. Потом я лег на спину в нижнем белье и накрыл голову и грудь мокрым платком. Моя голова покоилась на твердой подушке и я попытался уснуть. Уже в конце первого дня меня перестала особо раздражать вонь. И полчища тараканов мне уже не мешали, если они не доползали до моей пищи и оставались у «очка». Бесчисленные мысли проносились ночью в моей голове и не давали уснуть.
Особенно мучил меня один вопрос. Какого черта меня занесло в эту десятиметровую камеру где-то за окраинами Каира? Меня не покидала пугающая мысль, что я проведу в ней остаток моей жизни, что моя жена и мои дети в Канаде никогда не узнают, что я не сбежал от них, а попал в мышеловку.
Я не мог сказать, когда и где это кончится, но я почти с точностью до минуты мог сказать, с чего это все началось.
Понедельник, 3 февраля 1986 года. Кипр
Это было шестью месяцами раньше, в понедельник, 3 февраля 1986 года. Я жил в гостинице «Сан Холл» в Ларнаке на Кипре. Я был там, чтобы встретиться с одним бельгийским террористом. У меня в кармане был фальшивый британский паспорт на имя Джейсона Бёртона. Бельгиец был членом левой террористической организации, которая называла себя ССС (Cellules Communistes Combattantes – «Боевые коммунистические ячейки»).
Согласно паспорту я прилетел на самолете в Ларнаку днем раньше. У меня был билет и борт-карта авиакомпании «Олимпик Эруэйз», чтобы доказать это. Бельгиец должен был получить от меня ключ от запаркованного в Брюсселе автомобиля, загруженного не обнаруживаемой пластиковой взрывчаткой и парой тысяч первоклассных подрывных зарядов. Взамен я должен был получить от него банковскую квитанцию о переводе на счет одного из швейцарских банков более чем двух миллионов долларов.
Это была молниеносная операция, а я тогда был полноправным оперативным офицером Моссад. Но при выполнении этого задания с самого начала все пошло наперекосяк. На самом деле я прибыл в Ларнаку не на самолете, а на корабле. Большую часть пути я проделал на борту сторожевого катера «Дабур», из израильского порта Ашдод. На расстоянии 100 км от Кипра я пересел с катера на яхту. Яхта ходила под греческим флагом и регулярно посещала Ларнаку. Это была не просто яхта, а плавучая конспиративная квартира операторов Моссад. Ведь это было очень трудно, снять на таком маленьком острове надежные конспиративные квартиры и сохранять их предназначение в тайне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99