Эдмунд Маршалл имел должность главного управляющего на разливочном заводе и обладал талантом практического руководства, чего как раз не доставало всем Хэрлингфордам. Теперь Аурелия обитала в двадцатикомнатном дворце а-la Тюдор, выстроенном на четырех акрах парка, засаженного сливовыми деревьями, рододендронами, азалиями и декоративными вишнями. Целый месяц, начиная с конца сентября, этот парк имел совершенно сказочный вид. В распоряжении Аурелии были слуги, лошади, экипажи и даже автомобиль. Сыновья ее, Тэд и Рэндольф, были отданы в ученики к своему отцу на разливочный завод и, говорят, подавали большие надежды - Тэд на бухгалтерском поприще, а Рэндольф в области контроля за качеством.
У Аурелии была еще дочь - обладавшая всеми теми качествами, которых недоставало дочери Друсиллы. У них двоих лишь одно было общее: и та и другая были старыми девами в возрасте тридцати трех лет. Однако, если в случае Мисси никто никогда и не покушался на то, чтобы она изменила свой статус, Алисия оставалась одинокой по совершенно другой - романтичной и горестной - причине. Жених ее, которому она ответила согласием в девятнадцать лет, лишь за несколько недель до их свадьбы был насмерть растоптан взбесившимся рабочим слоном, и с тех пор Алисия приходила в себя от этого удара. Монтгомери Мэсси был единственным сыном в семье знаменитых цейлонских чайных плантаторов, очень и очень богатых. Алисия сохраняла по нему траур в полном соответствии с его социальной значимостью.
Целый год она носила черное, потом, в течение двух лет, только сизо-серое или бледно-лиловое: цвета, считавшиеся полутраурными. Затем, в двадцать два года, она объявила о завершении периода уединения и открыла магазин дамских шляп. Как раз в это время ее отец приобрел старый галантерейный магазин, и большой магазин одежды Херберта Хэрлингфорда стал излишним. Вот тут и пригодился единственный настоящий талант Алисии. В соответствии с традицией магазин должен был быть записан на имя матери Алисии, но никто, и меньше всего ее мать, не питал никаких иллюзий относительно того, кому на самом деле принадлежал этот бизнес. С самого момента своего открытия шляпный магазин, названный Cjiez Chapeau Alicia, стал пользоваться бешеным успехом, привлекая клиентов даже из такой дали, как Сидней, - настолько восхитительно милым, модным, ласкающим взор оказался соломенно-тюлево-шелковый конфекцион Алисии. К себе в пошивочную она наняла двух родственниц, не имеющих ни земли, ни наследства, а Корнелия, ее одинокая тетушка, исполняла роль аристократической дамы-продавщицы. Сама же Алисия занималась фасонами и помещением прибыли в банк.
И когда все уже было решили, что Алисия будет горевать по возлюбленному до скончания своих дней, она вдруг объявила о своей помолвке с Уильямом Хэрлингфордом, сыном и наследником сэра Уильяма Третьего. Ей уже было тридцать два, а будущему жениху едва исполнилось девятнадцать. Свадьба была назначена на первый день грядущего Октября; и тогда пришел бы конец долгому ожиданию, виновницей которого явилась супруга сэра Уильяма Третьего, леди Билли; узнав о готовящейся помолвке, она предприняла попытку отстегать Алисию кнутом. Сэр Уильям Третий был вынужден запретить брак до того дня, когда жениху исполнится двадцать один год.
Друсилла Райт, не испытывая вовсе никакой радости, прошагала вверх по ухоженной, посыпанной гравием дорожке, ведущей к Mon-Repos, и, взявшись за дверное кольцо, постучала с силой, происходившей от смешанного чувства раздражения и зависти. На стук отозвался дворецкий, надменно сообщив ей, что госпожа Маршалл пребывает в малой гостиной, и провел туда Друсиллу, сохраняя невозмутимый вид.
Внутреннее убранство Mon-Repos носило такой же отпечаток продуманной изысканности, как и фасад, и сад вокруг дома; филенчатые двери из заморских светлых пород древесины, шелковые и бархатные обои, парчовые драпировки, эксминстерские ковры ручной работы, мебель эпохи Регенства - и все это умело развешано и расставлено с целью подчеркнуть все достоинства просторных комнат и вкус их обитателей. Никакой нужды в коричневом цвете здесь, где явно не заботились об экономии и скромности, не было. Сестры расцеловались. Они походили друг на друга во многих отношениях более, чем любая из них на Октавию или Джулию, или Корнелию, или Августу, или Антонию; в обеих была некая надменная холодность, и улыбались они совершенно одинаково. Несмотря на полярную разницу в общественном положении, сестры ладили между собой гораздо лучше, чем со всеми остальными; и лишь непримиримая гордость Друсиллы не позволяла ей брать деньги у Аурелии.
После окончания ритуала приветствия они уселись друг напротив друга за маленький, украшенный орнаментом столик, удобно расположившись на обитых бархатом стульях. Чуть погодя им подали китайского чаю и две дюжины пирожных, и только тогда они перешли к делу.
- Ну, какая польза, Друсилла, быть гордой? Я ведь прекрасно знаю, как вы нуждаетесь в деньгах, - так скажи на милость, почему все эти прекрасные вещи должны быть сложены в кладовку, а не в сундук с приданым для Алисии? Только не говори мне, что ты бережешь все это для Мисси, мы ведь с тобой прекрасно знаем, что Мисси уже и не помышляет о замужестве. Алисия хочет купить ваше льняное белье, и я ее полностью поддерживаю, - сказала Аурелия с решительно.
- Я польщена, конечно, - холодно отозвалась Друсилла, - но я не могу продать его тебе, Аурелия. Мы можем отдать Алисии все, что ей понравится, но только как подарок.
- Чепуха! - отпарировала хозяйка дома. - Сто фунтов, и пусть тогда выбирает, что захочет.
- Пусть выбирает, ради Бога, но это будет наш подарок.
- За сто фунтов, иначе ей придется выложить в несколько раз больше, если она будет покупать себе белье в магазине Марка Фоя, а я не могу ей позволить брать у вас вещи, которые ей так нужны, просто в подарок.
Они еще немного поспорили, но в итоге бедная Друсилла вынуждена была сдаться; чувство тайного облегчения, боровшееся в ней с гордостью, все же победило. А после трех чашек ароматного китайского чая, выпитых Друсиллой, и почти полностью опустошенного ею блюда розовых и белых пирожных, облитых сахарной глазурью, настала пора обсуждения более комфортных вещей, не связанных с разницей в социальном положении Друсиллы и Аурелии.
- Билли говорит, что он уголовник, - сказала Аурелия.
- У нас, в Байроне? Но, Боже милостивый, как же Билли мог допустить это?
- Он ничего не мог с этим поделать, сестрица. Ты ведь знаешь, как и я, этот миф о том, что Хэрлингфордам якобы принадлежит каждая пядь земли между Льюрой и Лоусоном. Если этот человек смог купить долину, что, видимо, он сделал, и если он заплатил долги обществу, что, вероятно, он также сделал, то теперь уже ни Билли, ни кто другой не в состоянии его отсюда убрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
У Аурелии была еще дочь - обладавшая всеми теми качествами, которых недоставало дочери Друсиллы. У них двоих лишь одно было общее: и та и другая были старыми девами в возрасте тридцати трех лет. Однако, если в случае Мисси никто никогда и не покушался на то, чтобы она изменила свой статус, Алисия оставалась одинокой по совершенно другой - романтичной и горестной - причине. Жених ее, которому она ответила согласием в девятнадцать лет, лишь за несколько недель до их свадьбы был насмерть растоптан взбесившимся рабочим слоном, и с тех пор Алисия приходила в себя от этого удара. Монтгомери Мэсси был единственным сыном в семье знаменитых цейлонских чайных плантаторов, очень и очень богатых. Алисия сохраняла по нему траур в полном соответствии с его социальной значимостью.
Целый год она носила черное, потом, в течение двух лет, только сизо-серое или бледно-лиловое: цвета, считавшиеся полутраурными. Затем, в двадцать два года, она объявила о завершении периода уединения и открыла магазин дамских шляп. Как раз в это время ее отец приобрел старый галантерейный магазин, и большой магазин одежды Херберта Хэрлингфорда стал излишним. Вот тут и пригодился единственный настоящий талант Алисии. В соответствии с традицией магазин должен был быть записан на имя матери Алисии, но никто, и меньше всего ее мать, не питал никаких иллюзий относительно того, кому на самом деле принадлежал этот бизнес. С самого момента своего открытия шляпный магазин, названный Cjiez Chapeau Alicia, стал пользоваться бешеным успехом, привлекая клиентов даже из такой дали, как Сидней, - настолько восхитительно милым, модным, ласкающим взор оказался соломенно-тюлево-шелковый конфекцион Алисии. К себе в пошивочную она наняла двух родственниц, не имеющих ни земли, ни наследства, а Корнелия, ее одинокая тетушка, исполняла роль аристократической дамы-продавщицы. Сама же Алисия занималась фасонами и помещением прибыли в банк.
И когда все уже было решили, что Алисия будет горевать по возлюбленному до скончания своих дней, она вдруг объявила о своей помолвке с Уильямом Хэрлингфордом, сыном и наследником сэра Уильяма Третьего. Ей уже было тридцать два, а будущему жениху едва исполнилось девятнадцать. Свадьба была назначена на первый день грядущего Октября; и тогда пришел бы конец долгому ожиданию, виновницей которого явилась супруга сэра Уильяма Третьего, леди Билли; узнав о готовящейся помолвке, она предприняла попытку отстегать Алисию кнутом. Сэр Уильям Третий был вынужден запретить брак до того дня, когда жениху исполнится двадцать один год.
Друсилла Райт, не испытывая вовсе никакой радости, прошагала вверх по ухоженной, посыпанной гравием дорожке, ведущей к Mon-Repos, и, взявшись за дверное кольцо, постучала с силой, происходившей от смешанного чувства раздражения и зависти. На стук отозвался дворецкий, надменно сообщив ей, что госпожа Маршалл пребывает в малой гостиной, и провел туда Друсиллу, сохраняя невозмутимый вид.
Внутреннее убранство Mon-Repos носило такой же отпечаток продуманной изысканности, как и фасад, и сад вокруг дома; филенчатые двери из заморских светлых пород древесины, шелковые и бархатные обои, парчовые драпировки, эксминстерские ковры ручной работы, мебель эпохи Регенства - и все это умело развешано и расставлено с целью подчеркнуть все достоинства просторных комнат и вкус их обитателей. Никакой нужды в коричневом цвете здесь, где явно не заботились об экономии и скромности, не было. Сестры расцеловались. Они походили друг на друга во многих отношениях более, чем любая из них на Октавию или Джулию, или Корнелию, или Августу, или Антонию; в обеих была некая надменная холодность, и улыбались они совершенно одинаково. Несмотря на полярную разницу в общественном положении, сестры ладили между собой гораздо лучше, чем со всеми остальными; и лишь непримиримая гордость Друсиллы не позволяла ей брать деньги у Аурелии.
После окончания ритуала приветствия они уселись друг напротив друга за маленький, украшенный орнаментом столик, удобно расположившись на обитых бархатом стульях. Чуть погодя им подали китайского чаю и две дюжины пирожных, и только тогда они перешли к делу.
- Ну, какая польза, Друсилла, быть гордой? Я ведь прекрасно знаю, как вы нуждаетесь в деньгах, - так скажи на милость, почему все эти прекрасные вещи должны быть сложены в кладовку, а не в сундук с приданым для Алисии? Только не говори мне, что ты бережешь все это для Мисси, мы ведь с тобой прекрасно знаем, что Мисси уже и не помышляет о замужестве. Алисия хочет купить ваше льняное белье, и я ее полностью поддерживаю, - сказала Аурелия с решительно.
- Я польщена, конечно, - холодно отозвалась Друсилла, - но я не могу продать его тебе, Аурелия. Мы можем отдать Алисии все, что ей понравится, но только как подарок.
- Чепуха! - отпарировала хозяйка дома. - Сто фунтов, и пусть тогда выбирает, что захочет.
- Пусть выбирает, ради Бога, но это будет наш подарок.
- За сто фунтов, иначе ей придется выложить в несколько раз больше, если она будет покупать себе белье в магазине Марка Фоя, а я не могу ей позволить брать у вас вещи, которые ей так нужны, просто в подарок.
Они еще немного поспорили, но в итоге бедная Друсилла вынуждена была сдаться; чувство тайного облегчения, боровшееся в ней с гордостью, все же победило. А после трех чашек ароматного китайского чая, выпитых Друсиллой, и почти полностью опустошенного ею блюда розовых и белых пирожных, облитых сахарной глазурью, настала пора обсуждения более комфортных вещей, не связанных с разницей в социальном положении Друсиллы и Аурелии.
- Билли говорит, что он уголовник, - сказала Аурелия.
- У нас, в Байроне? Но, Боже милостивый, как же Билли мог допустить это?
- Он ничего не мог с этим поделать, сестрица. Ты ведь знаешь, как и я, этот миф о том, что Хэрлингфордам якобы принадлежит каждая пядь земли между Льюрой и Лоусоном. Если этот человек смог купить долину, что, видимо, он сделал, и если он заплатил долги обществу, что, вероятно, он также сделал, то теперь уже ни Билли, ни кто другой не в состоянии его отсюда убрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42